Асгат САФАРОВ: Преступный мир эволюционирует, но не становится более гуманным

В 2011 году должен вступить в силу федеральный закон “О полиции”. В его проекте много говорится об открытости и прозрачности для общества нового ведомства. 

Асгат САФАРОВ: Преступный мир эволюционирует, но не становится более гуманным

Недавно Татарстан испытал потрясение: два дня в Нурлатском районе велась перестрелка. И пусть в итоге успешной операции МВД трое вооруженных бандитов были уничтожены, остается еще много вопросов. Насколько безопасна сегодня жизнь в республике? Происшедшее – случайность, криминальный эксцесс или подобного нужно ожидать и дальше?

В 2011 году должен вступить в силу федеральный закон “О полиции”. В его проекте много говорится об открытости и прозрачности для общества нового ведомства. Республиканская милиция уже давно работает по этому принципу, и министр внутренних дел по РТ Асгат Сафаров не раз отвечал на вопросы “Республики Татарстан”. Предлагаем вниманию читателей очередное интервью с министром.

– Асгат Ахметович, практически при каждой встрече с вами мы говорили о том, что оперативная обстановка в республике становится все лучше: количество тяжких преступлений сокращается, а раскрываемость их растет. Но в ноябре было совершено сразу несколько жестоких спланированных убийств, последним в череде которых стало убийство семьи заместителя генерального директора “Таттехмедфарма”. В Чистополе бандиты попытались взорвать машину оперативника, а когда проводилась операция по их задержанию, устроили перестрелку с милиционерами, превратив Нурлатский район практически в зону боевых действий. И все эти события – почти сразу после того, как страну потрясла трагедия в станице Кущевской Краснодарского края, где бандиты вырезали 12 человек, в том числе четверых детей. Информация о дерзких и жестоких преступлениях приходит со всех концов страны. Такое впечатление, что преступный мир ничего не боится. Что это значит? Возвращение бандитских времен?

– Ни в коем случае. Беспредел, который был в 90-е годы, уже не вернется, это объективная реальность. За Татарстан, во всяком случае, я отвечаю. Но давайте по порядку. Убийство Елены Кирилловой и ее супруга стоит на особом контроле не только в МВД республики, но и в МВД России, и раскрыть его – только вопрос времени. Один из главных принципов нашей работы: для нас нет преступлений прошлых лет. Оперативные мероприятия по любому убийству не прекращаются, пока оно не будет раскрыто, и продолжаются до приговора суда. В этом году мы уже раскрыли 34 убийства, совершенных в 90-х, 2000-х годах. Только за ноябрь были раскрыты три “громких” преступления прошлых лет: в Чистополе – убийство, совершенное в 2002 году, в Мензелинске – совершенное в 2000-м, и в Казани – совершенное осенью 2000 года. Причем в последнем случае трое убийц за прошедшие с момента преступления десять лет успели достичь достаточно высокого положения, заняв крупные посты в коммерческих структурах.

Что же касается оперативной обстановки, я не собираюсь отказываться от своих слов. Она действительно из года в год становится все более здоровой. И одна из главных причин этого оздоровления – планомерная “зачистка” республики от организованной преступности.

Чем отличается просто банда от организованного преступного сообщества (ОПС)? Количеством входящих в группировку людей, их связями и амбициями. ОПС или ОПГ (группировка) – это и есть та самая классическая “мафия”, про которую пишут книги и снимают фильмы. В группировку входят десятки человек, ее участники хорошо знают друг друга, среди них существует жесткая вертикаль власти и разграничение полномочий, а сама ОПГ базируется, как правило, на определенной территории. Вспомните, многие татарстанские группировки так и назывались: “Хади Такташ”, “Перваки”, “29-й комплекс”. При этом члены такого преступного формирования пытаются максимально контролировать все происходящее на “их” территории – бизнес, прибыльное производство, даже местные власти, внедряя своих людей везде, где только можно. Но сильные стороны этой организации – одновременно и ее же слабости.  При такой системе главарям практически невозможно сохранять анонимность, и это, кстати, стало одной из причин того, что большая часть их полегла в криминальных войнах. А их криминальные завязки в бизнесе и власти впоследствии только облегчили правоохранительным органам задачу по ликвидации ОПГ.

К 1998 году, когда я возглавил МВД, в республике уже несколько лет шли самые настоящие бандитские войны. В 1999 году они достигли пика – в тот год мы зарегистрировали самое высокое количество убийств – 690! (Для сравнения: в 2009-м их было совершено 293, а за 11 месяцев этого года – 260.) И мы поняли: если не поменять подход, лавину эту будет уже не остановить. На решение общей задачи бросили силы всех оперативных служб МВД – уголовного розыска, УБОП и УБЭП. Для перелома ситуации необходимо было поменять сам принцип работы.

– Что это значит?

– Мы пошли “от противного”. В свое время Циолковский совершил революцию в космонавтике – до него пытались запустить в космос снаряд, а он заставил полететь саму пушку. Так и мы попробовали “плясать” не от конкретного преступления, а от группировки. Знаем, что есть такая, знаем ее “авторитетов” и начинаем по каждому набирать информацию…

Совместно со следователями прокуратуры изучали как уголовные дела, уже прошедшие через суд, так и прекращенные, анализировали материалы, где хоть раз засветились члены ОПГ. И когда все получившиеся схемы совместили, разрозненные на первый взгляд преступления стали приобретать целостный характер.

По-настоящему эффективная борьба с организованной преступностью в республике началась с 2001 года, после первого победного приговора по делу банды “Хади Такташ”. Работа была проделана титаническая! Оперативные службы вместе со следователями совершили настоящий прорыв, после которого в течение пяти лет нам удалось в корне переломить ситуацию.

– И не в последнюю очередь потому, что основной упор в таких делах делается на свидетельские показания?

– Да. Задача следствия – закрепить доказательную базу таким образом, чтобы никакой, даже самый талантливый адвокат потом в суде не смог его развалить. И здесь без свидетельских показаний просто не обойтись. Без ложной скромности могу сказать, что в схватке с криминалом мы во многом стали первопроходцами. Федеральный закон “О защите свидетелей” существовал еще только в проекте, а его нормы уже на практике отрабатывались в Татарстане.

Когда Верховный суд РТ выносил приговор тринадцати активистам ОПС “Хади Такташ”, свидетели обвинения согласились давать показания только после изменения их анкетных данных. Многие из них панически боялись визуального контакта с преступниками, и в некоторых случаях приходилось приглашать профессиональных гримеров, чтобы изменить внешность. Иногда приходилось менять место жительства свидетеля и брать его под круглосуточную охрану. Ведь опасность для жизни свидетелей была реальной, повторюсь, это был прецедент, и ОПГ находились еще в полной силе.

В работе по ОПФ (формированию) “Квартала” одного из свидетелей под угрозами заставляли отказываться от своих первоначальных показаний. Преступников мы задержали в тот момент, когда они уже везли жертву на почту – с готовым заявлением о том, что эти показания он дал под давлением. Через три месяца их осудили по 309-й статье УК: “Принуждение к даче ложных показаний с применением физического насилия”. Кстати, в рамках сопровождения уголовного дела по “Кварталам” в 2007 году были зашифрованы данные в отношении 23 свидетелей. Плюс были взяты под защиту семь сотрудников правоохранительных органов. А в 2007 году по судебному процессу в отношении ОПФ “Тагирьяновские” осуществлялась защита судьи, его лично охраняли два сотрудника ОМСН.

– Сажают группировщиков везде, но у нас этот процесс превратился практически в конвейер. Задача – посадить всех, кто входил в какую-либо группировку?

– Разумеется, такой цели – пересажать всех – нет. Сегодня лидеры и “авторитеты” преступных сообществ либо находятся под стражей, либо в бегах и уже никак не могут влиять на криминогенную ситуацию. С помощью коллег из ГУФСИН делается все, чтобы группировка уже никогда не смогла восстановиться, а о криминальных главарях на родине забыли. Именно так произошло с “Двадцатьдевятниками”, “Жилковскими” и многими другими, которые сейчас находятся в исправительных колониях Крайнего Севера.

“Мелочь”, остающаяся на свободе после ликвидации группировки, по сути, уже не имеет ни массовости, ни организации. В связи с ликвидацией финансовой базы преступных сообществ они хватаются за любой криминальный бизнес: разбои, угоны, вымогательства. Соответственно, попадают за решетку.

Безвозвратно ушла в прошлое и прежняя сплоченность преступных сообществ. Мы полностью разрушили криминальную идеологию: участники группировок теперь готовы к добровольному сотрудничеству с правоохранительными органами, чего раньше даже представить было нельзя.

Сбор доказательств включает в себя работу и с отбывающими наказание членами ОПС. Существует такой термин: “сделка с правосудием”, когда преступник дает ценную для расследования информацию, за что получает реальное смягчение наказания. Такая практика успешно применяется в Америке, Италии, во многих других европейских странах, в том числе и у нас. При расследовании дела по одной из бригад “Перваков”, банде “Скиппи”, на счету которой было девять убийств (самое громкое из которых – расстрел целой семьи предпринимателя в деревне Званка), один из обвиняемых активно сотрудничал со следствием, давал показания, во всем раскаялся. Его, кстати, нам тоже пришлось охранять, поскольку с ним попытались расправиться прямо в следственном изоляторе: один из сокамерников, проходивший совсем по другому делу, обварил его кипятком. Этого человека мы позже привлекли к уголовной ответственности за покушение на убийство.

Сегодня бывшие участники формирований прекрасно понимают, что после осуждения, если их признают виновными еще в паре убийств, они вполне могут отправиться на пожизненное отбывание наказания. И, наоборот, дав признательные показания, которые помогут раскрыть преступления сообщников, можно рас-считывать на смягчение приговора. Проведя по нескольку лет за решеткой, мафиози “остывают” и охотно идут на контакт. Именно таким образом было раскрыто двадцать убийств, совершенных участниками ОПС “Жилка”. Недавно по нашему ходатайству был смягчен приговор одному из осужденных по ОПГ “Квартала” – пожизненное заключение ему заменили на 25 лет лишения свободы.

Сейчас, после десятилетия упорной борьбы с организованной преступностью, я уверенно могу сказать: мафия смертна. Криминальные авторитеты, прекрасно понимая, что в любой момент могут быть арестованы, стремятся любыми путями отойти от деятельности группировок и вложить свои средства в легальный бизнес.

Тем не менее все это не означает, что близится окончательная и полная победа над криминалом. Преступный мир эволюционирует, но никогда не становится более цивилизованным или гуманным – убийства, с которых начался наш разговор, тому пример.

Сегодня процесс “зачистки” движется от центра к периферии: после ликвидации крупных преступных формирований в Казани и Набережных Челнах их судьбу разделили ОПГ Нижнекамска, Елабуги, Чистополя и других городов и районов республики. “Свято место пусто не бывает”, и если уделять внимание только тем группировкам, которые стоят у нас на учете, освободившуюся нишу сразу же попытаются занять молодые, пусть еще немногочисленные, но уже амбициозные бандиты. Преступному формированию, чтобы пустить корни и окрепнуть, нужно не так-то много времени. Это как снег: если не убирать постоянно – завалит с головой.

– Как это произошло в Кущевской?

– Судя по всему, да. Оценку всем событиям даст специальная комиссия, но и мы должны сделать выводы. И если выяснится, что и у нас где-нибудь в районах подрастают новые группировки, а милиция закрывает на это глаза, меры будем принимать самые крутые. Вплоть до возбуждения в их отношении уголовных дел, одной отставкой они не отделаются.

– А как вы можете прокомментировать ЧП в Нурлатском районе? Вооруженные боевики, два дня перестрелок, блокпосты, “зачистки”… И это в центре наиспокойнейшего (как мы думали) Татарстана!

– Полноценного “разбора полетов” мы еще не проводили, но в целом операция была признана успешной. Все началось 24 ноября – с сообщения в дежурную часть Нурлатского отдела внутренних дел. Местный егерь сообщил, что возле деревни Селенгуши его обстреляли двое браконьеров, причем в одном из них он опознал подозреваемого, объявленного в федеральный розыск за попытку подрыва машины оперативного сотрудника. На место происшествия выехали сотрудники милиции – на машине местного частного охранного предприятия. И эту машину преступники тоже обстреляли. Из Казани в Нурлат сразу же выдвинулись спецподразделения, был развернут центр управления силами. Преступников блокировали, но из-за плохой видимости мы решили отложить штурм до утра, чтобы избежать потерь среди личного состава. Скрывались они в заброшенном доме в деревне Старое Альметьево и при задержании вновь оказали вооруженное сопротивление, в результате чего были убиты. Личности всех троих установили – это действительно были разыскиваемые за подрыв автомашины сотрудника милиции.

– Все были убиты при задержании. Другими словами, сейчас МВД будет действовать по принципу, провозглашенному Владимиром Путиным: “мочить в сортире”?

– Во-первых, это не его принцип. Данная конкретная фраза активно использовалась в свое время в Израиле кандидатом на пост премьера Эхудом Бараком. А относится она к событиям 1972 года, когда четверо палестинских террористов из группировки “Черный сентябрь” захватили самолет, следовавший рейсом Вена – Тель-Авив. Израильское спецподразделение, которым командовал Эхуд Барак, провело операцию  по освобождению заложников, в ходе которой двое террористов были убиты, остальные схвачены. Руководитель террористов в начале штурма заперся в туалете самолета, где и был застрелен прямо через дверь. Эта операция вошла в историю как первый успешный пример освобождения самолета, захваченного террористами, а Владимир Путин просто процитировал Барака. Те, кто в теме (как спецподразделения, так и лидеры террористических организаций), поняли, что он имел в виду. А кто не понял, тем все равно понравилось.

Во-вторых, да – будем “мочить”. Я больше не хочу разменивать жизни сотрудников милиции на жизни преступников, этот вопрос даже не должен стоять. У нас была трагедия в Буинске, когда погибли пятеро милиционеров, пытавшихся задержать вооруженных дезертиров. Год назад мы потеряли хорошего парня в Черемшане, когда он своим телом заслонил товарищей от взрыва гранаты, приведенной в действие преступником. Хватит! Тот, кто собирается убивать, не может рассчитывать на гуманное к себе отношение.

– Скажите, а уничтоженные преступники действительно входили в ряды запрещенной экстремистской организации?

– Это еще не доказано, предстоит достаточно долгое расследование. Но сегодня действительно существует определенная опасность проникновения на территорию нашей республики экстремистской идеологии. Первая такая попытка была сделана еще в начале 90-х годов, когда представители радикального ислама действовали практически открыто, ведя пропаганду под видом учителей в легальных учебных заведениях. После того как это вскрылось, “преподаватели” из Татарстана были изгнаны.

Но в последнее время мы отмечаем трансформацию организованной преступности. Еще в июле этого года на коллегии МВД я заострял внимание руководителей милиции на том, что идет выделение в преступной среде группировок, сформированных по религиозному принципу. Особую активность в исламизации участников ОПФ проявляют сторонники так называемого салафитского (более привычное для нас название – ваххабитского) течения. Они ведут постоянную проповедническую деятельность в мечетях, местах лишения свободы и в криминальной среде, ежегодно вовлекая в свои ряды десятки жителей республики. И в отличие от обычных ОПФ, у “мусульманских бригад” отсутствует понятие противоборствующих группировок. Они солидарны и поддерживают друг с другом связи, часто пользуясь поддержкой “братьев по вере” из других группировок. Объединенные одной идеологией и хорошо организованные, неукоснительно соблюдающие требования конспирации, имеющие криминальный опыт, члены организованных преступных формирований, принявшие салафизм, представляют сегодня реальную угрозу.

Здесь у нас непочатый край работы. Мы сейчас серьезнейшим образом анализируем ситуацию по республике, и в конце года спрос будет с каждого руководителя. Если в крупных городах еще можно оправдать неполное владение информацией, то в небольших населенных пунктах, где все на виду, милиция просто обязана знать до мельчайших подробностей, что происходит на ее территории.

– Так, может, нужно усилить карательные функции МВД? В новом законе “О полиции” сделан упор на установление партнерских отношений МВД и общества. Может, не стоит так заигрывать с общественностью? Страх – это очень мощный ограничитель, пусть лучше МВД боятся. Разве нет?

– Вы боитесь автомобилей или поездов? А ведь они легко калечат и убивают, если вы нарушаете правила безопасности. Точно так же и правоохранительные структуры – это всего лишь инструмент, с помощью которого исполняется закон. Человек, переступивший его, уподобляется безумцу, бросающемуся под электричку. И, наоборот, законопослушный гражданин пользуется комфортом и защитой, которые дает современный транспорт. Воспринимать милицию или полицию нужно именно так – как один из механизмов осуществления правосудия. Страшно должно быть нарушить закон. Этого нужно бояться.

– Наше законодательство, и не только уголовное, сегодня, мягко говоря, слишком гибкое. Трудно требовать от общества уважения к закону, который меняется слишком часто.

– Знаете, это как в анекдоте про свекровь и будущую невестку: “Сынок, что бы ты себе ни выбрал, знай: ОНО мне уже не нравится!” Когда-то мы сетовали, что законодательство слишком неповоротливое, сейчас нас не устраивает его оперативность… Не забывайте: в стране и ситуация меняется очень быстро, мы пытаемся за несколько лет пройти путь, на который цивилизованному миру понадобились столетия. Еще пятнадцать лет назад все производство и торговля держались на мелких фирмах и фирмочках, а сегодня экономика громадными шагами движется в сторону глобализации – всего за несколько лет! И так во всем. Общество наше тоже переживает “болезни роста”, и задача милиции – быть надежным, сдерживающим нарушения закона фактором. А любить милицию (или полицию)? В этом ли дело? Понимать, как и для чего мы работаем, и по мере сил содействовать – вот идеальные взаимоотношения МВД и общества.

– Именно поэтому 2010 год татарстанская милиция проводила под девизом: “Через понимание – к сотрудничеству?

– Да. Уже больше десяти лет в МВД существует традиция: на каждый год определять приоритет. Был год борьбы с организованной преступностью, год поддержки патрульно-постовой службы… Так вот, 2010 год проходит под знаком укрепления доверия населения к милиции. А что такое “доверие”?  Это открытые, положительные взаимоотношения, уверенность в порядочности и доброжелательности другого. И, кстати, один из признаков доверия – откровенность, готовность делиться любой информацией. МВД делится информацией гораздо охотнее других государственных структур. Мы не скрываем ни плохого, ни хорошего. Брифинги и пресс-конференции проводятся у нас по нескольку раз в неделю, журналисты участвуют в рейдах, по желанию они могут быть даже приглашены для освещения спецопераций. На сайте МВД еже-дневно выкладываются новости о последних событиях в жизни республиканской милиции. Факты недостойного или преступного поведения сотрудников – в том числе.

В 2010 году на “телефон доверия” МВД поступило более полутора тысяч звонков – это в девять раз больше, чем в прошлом году! Все чаще факты, когда граждане помогают милиционерам найти и задержать преступников.

Вот только несколько примеров. В мае в поселке Дербышки пьяный водитель совершил наезд на пятилетнего ребенка и его бабушку, переходивших дорогу по пешеходному переходу. Оба погибли, а виновник пытался скрыться. Свидетели происшествия, вызвав милицию, начали преследование на своем автомобиле, по дороге снимая все на мобильный телефон. Благодаря им совершившего ДТП удалось задержать. Две жительницы Казани задержали квартирного вора. Пока одна из них вызывала милицию, другая – пенсионерка – не побоялась преградить ему путь. 15-летний мальчик из Набережных Челнов вместе с соседом по лестничной площадке задержали грабителей и передали их в милицию. В октябре там же, в Набережных Челнах, журналист местной телекомпании с другом задержали нескольких грабителей, избивших прохожего. И таких примеров можно привести десятки.

“Honesty is the best policy” – переводится как “совесть – лучшая полиция”. К сожалению, единственный аналог этой поговорки у нас использовался в основном в общественном транспорте: “совесть пассажира – лучший контролер”. Но, по-моему, это утверждение уже начало формироваться в массовом сознании.

– Тем не менее из МВД в последнее время сделали настоящее пугало. Такое ощущение, что кто-то намеренно вдалбливает в массовое сознание: милиционеров надо бояться больше, чем преступников.

– То, чем пугают, как правило, опасности не несет. Но раз пугают, значит, хотят именно напугать. Для чего? Информационная война никогда не является целью, она всегда – только средство. Может быть, кому-то надо отвлечь внимание от чего-то другого, более важного? Вспомните великое надувательство с “озоновым кризисом”, когда несколько лет подряд нас запугивали грядущей катастрофой. А ларчик просто открывался: “озоновую историю” начали американские химические корпорации – это с их подачи была развернута мощнейшая кампания в СМИ. Новые “озонобезопасные” хладореагенты стоят в пять раз дороже старых, фреоновых, но после Монреальского договора их все обязаны покупать. А производят их лишь три химических гиганта.

Или взять еще одну “страшилку” – СПИД. По официальной статистике, от СПИДа в России умирает около 500 человек в год. В то же время, по данным ВОЗ, ежегодно в нашей стране 500 тысяч человек становятся жертвами сердечно-сосудистых заболеваний, 300 тысяч – онкологических, 30 тысяч умирают от туберкулеза…

Нас периодически пытаются напугать – то атипичной пневмонией, то “птичьим гриппом”. Десять лет назад ждали страшного “кризиса-2000”, связанного со всеобщим компьютерным сумасшествием. Все страхи остались виртуальными. Но проблема в том, что когда слышишь какую-нибудь чушь от соседа по шумной компании, то можно с ним поспорить. А с телевизором спорить трудно, телевизор – это игра в одни ворота, причем ворота эти – твоя голова.

У нас сегодня очень много реальных проблем, о которых не говорится или говорится очень мало.

Возьмем уровень преступности. Общее количество совершаемых преступлений снижается, но зато растет количество рецидивов – преступлений, совершаемых теми, кто уже имеет судимость. С одной стороны, хорошо, что не увеличивается число граждан, вовлеченных в криминальные деяния. С другой – это показатель того, что отсутствие механизма социальной адаптации ранее судимых лиц вновь толкает их на путь преступлений.

Проблема ресоциализации обострилась настолько, что на нее обратили самое пристальное внимание как на уровне Правительства России, так и Татарстана. А ведь многие вопросы можно снять уже сегодня, на уровне муниципальных образований, например по трудоустройству.

Еще одна проблема – наркотизация. Героиновые производные сейчас вытесняются с “черного рынка” химическими смесями. Мы первыми начали борьбу с так называемым “спайсом”. Долгое время оборот этих курительных смесей, обладающих сильным психотропным действием, никак не контролировался законом. Мы забили тревогу, начали проводить масштабные операции по закрытию этих торговых точек, инициировали кампанию в СМИ. Нас поддержали и другие регионы России. Результат: сегодня курительные смеси запрещены, и за их распространение предусмотрена уголовная ответственность.

Но точки, некогда торговавшие “спайсом”, открываются вновь! Теперь они продают наркотики под видом удобрений, корма для рыбок, средств защиты от насекомых, солей для ванн… Пробелы в законодательстве дают им такую возможность. Но мы не можем ждать, пока эти пробелы восполнят, и должны действовать жестко. Речь идет о здоровье и жизни людей.

Упущения в законодательстве – это постоянный камень преткновения в нашей работе. Взять тот же игорный бизнес, который по закону запрещен на территории большинства регионов. Но реальных санкций за нарушение этого запрета нет. Копеечные штрафы владельцев подпольных казино и игровых автоматов нисколько не пугают, а стоимость изъятой техники они “отбивают” в течение нескольких часов. Милиционеры могут по нескольку раз закрывать один и тот же салон, вывозя оборудование, а через день-два он снова будет работать. И люди, которые посещают его, даже не предполагают, какой опасности могут подвергаться. Ведь что такое нелегальная точка? Это место, где может произойти что угодно – ее же как бы не существует. Вас могут ограбить, избить, даже убить… Нынешней осенью именно такой случай произошел в подпольном игровом салоне на Горьковском шоссе в Казани. Одного из посетителей забили до смерти, и в течение полутора часов никто из персонала не вызывал милицию!

Мы, разумеется, ни в коем случае не собираемся прекращать работу по ликвидации нелегальных казино и салонов – только за этот год изъяли более девяти тысяч игровых автоматов, закрыв несколько сотен игорных заведений. Но эта проблема не должна оставаться головной болью только милиции. Главы администраций, общественность – все должны быть заинтересованы в результате.

– В СМИ постоянно звучит, что одна из главнейших проблем МВД – кадровая. Что лучшим выходом было бы уволить большинство сотрудников и набрать новых. Ведь в девяностые годы в милицию пришло много случайных людей, отсюда и все проблемы…

– Это неправда. В девяностые годы в милицию пришло очень много умных и порядочных людей, не научившихся быстро мыслить “рыночными” категориями. Кадровые военные, вышедшие в отставку в связи с сокращением, молодые инженеры, ученые, преподаватели – все те, чей труд внезапно перестал цениться, но не желающие оставаться на обочине. Именно эти активные молодые ребята, направляемые зубрами еще советской закалки, сумели поставить заслон организованной преступности.

Набрать новых? Не вопрос! Только откуда приходят к нам кандидаты на службу? Пока еще не созданы специальные учебные заведения, где людей с грудного возраста воспитывали бы как идеальных борцов правопорядка. Сегодня к нам приходят те, чье детство пришлось на лихие девяностые годы. Те, кого воспитывал телевизор и сериалы про “золотую” молодежь, бандитов и легкие деньги.

С января 2009 года все кандидаты на службу в МВД Татарстана проходят обязательное исследование на полиграфе. Так вот, за 23 месяца это исследование прошли более тысячи человек. По семистам из них был дан негативный прогноз. Понимаете? Семьдесят процентов из тех, кто сегодня к нам приходит, психологически не могут служить в органах. Вот вам и “набрать новых”! Кстати, из действующих сотрудников, проходящих психологическое тестирование, негативные результаты дают лишь десять процентов – это в семь раз меньше.

Есть такое понятие, как “социальные ожидания”. Так вот, если верить социологам, ожидания общества практически никак не связаны с нашей профессиональной деятельностью. Опросы населения, работа фокус-групп в разных регионах России (и у нас в том числе) выявили следующий набор качеств идеального сотрудника МВД: сильный, храбрый, вежливый, патриот своей страны, который любит и защищает людей. Ни одного профессионального качества в этом рейтинге нет! Отсюда вывод: с одной стороны, необходимо методично разъяснять населению суть нашей работы, с другой – максимально подстраиваться под ожидания общества. Мы сегодня используем любую возможность, чтобы быть как можно ближе к обществу. В октябре этого года прошел совместный прием граждан с Уполномоченным по правам человека в республике Сарией Сабурской. С ноября начала работу общественная приемная при Общественном совете МВД Татарстана, где прием граждан будет проходить каждый месяц.

– Другими словами, в МВД Татарстана к переменам не только готовы, но и давно уже действуют в этом духе?

– Перемены действительно необходимы. Но, меняясь, нельзя бездумно отказываться и от того, что вроде бы устарело. Возьмем, например, подразделения по борьбе с организованной преступностью. Эти службы были расформированы по всей стране, а потом выяснилось, что решение оказалось преждевременным, и сейчас они воссоздаются вновь. Мы же посчитали грубым расточительством терять слаженный коллектив, имеющий бесценный опыт борьбы с ОПГ, и создали в составе уголовного розыска министерства соответствующую оперативно-розыскную часть.

Когда создавалась федеральная служба наркоконтроля, во многих регионах сократили отделы по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. И практически сразу же столкнулись с лавиной наркопреступлений – ведь любому только-только образованному ведомству нужно достаточно долгое время для “раскачки”. Мы же своих специалистов сохранили, создав подразделение в составе уголовного розыска. И, между прочим, до сих пор они раскрывают 70 процентов наркопреступлений в республике.

А изменения в нашей работе происходят постоянно. Уже несколько лет мы внедряем в республике масштабную программу “Безопасный регион”, основу которой составляют пять компонентов: система видеонаблюдения, система позиционирования подвижных объектов, ведомственная сеть передачи данных, связь “гражданин-милиция” и информационно-аналитическая система.

Камеры видеонаблюдения сейчас установлены как в Казани, так и во всех крупных городах республики – всего около семисот. Изображение с них выводится не только на пульты в дежурных частях городов, но и в Интернет (на сайте МВД по РТ есть соответствующая ссылка). В октябре к этой системе подключили 50 новых камер в жилом дворе на улице Глушко в Казани. Теперь жители близлежащих домов при желании смогут, не вставая с дивана, отслеживать ситуацию у себя во дворе.

Начиная с нынешнего года, транспорт ведущих служб будет оснащаться системами спутниковой навигации, новейшими средствами связи, в том числе с возможностью удаленного доступа к базам данных. Сейчас эксплуатация таких машин в тестовом режиме проводится в полку ППСМ УВД Казани.

С улиц городов инспекторов ДПС постепенно вытесняют камеры видеофиксации. Казань и ее пригороды патрулируют вертолеты авиационного отряда специального назначения. Все это – огромный шаг в процессе профилактики: знание того, что за тобой постоянно наблюдают, очень многих удержит от совершения преступлений.

– Переименование МВД в полицию не очень-то приветствуется обществом. Вас самого не огорчает смена названия?

– Между прочим, уже и шутка такая появилась: “Всем известно: дядя Степа – он намного лучше копа”! Хотя ничего страшного в переименовании я не вижу, более того, оно напрашивалось уже давно. Милиция означает “народное ополчение”, то есть, войско, формируемое на добровольной основе из непрофессионалов, – как это, собственно, и было девяносто лет назад в молодой Стране Советов. Но сегодня МВД – это государственный институт, входящий в одну из ветвей власти, с четко прописанными законом задачами и полномочиями. И во всем мире подобные структуры называются полицией.

– С другой стороны, нет худа без добра: уйдет из обихода слово “мент”…

– А в этом слове нет ничего обидного, кстати. Менты – это название длинных плащей с теплой подстежкой (укороченным вариантом был гусарский ментик), которые носили полицейские Австро-Венгерской империи начала прошлого века. Полицию так и называли – “плащами”, а в России это слово вошло в обиход с подачи революционеров, которые большую часть своей жизни проводили в Европе. Когда понимаешь происхождение профессионального прозвища, оно уже не может быть обидным, ведь они есть у служителей правопорядка всего мира: “бобби”, “копы” – это нормально. Если помните, знаменитый сериал “Улицы разбитых фонарей” изначально назывался “Менты”. Более того, во многих регионах корпоративные милицейские издания обыгрывают слово “мент” в своих названиях: в Марий-Эл выходит журнал АргуМЕНТ, у нас в Татарстане – газета “Особый МЕНТалитет”.

И пусть поменяется название, но суть нашей работы, наши достижения, наши успехи – это останется неизменным. Нам есть чем гордиться.

Ирина АЛЕКСЕЕВА

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще