Закончился трудовой день.
 Фатыма вышла за ворота и подсела к группе отдыхающих женщин. Завязался разговор, уже более недели волновавший Н-цев, разговор о недавно возникшем кооперативе.
 Все были радостно настроены, так как все знали, что уехавший, в город председатель привезет необходимые товары, которые можно будет купить по сходной цене.
 Не разделяла общей радости одна лишь Фатыма. Вспомнила она тот вечер, когда муж, вернувшись с собрания, рассказал ей о решении Н-цев открыть кооператив.
 — И бабам можно записаться? — спросила Фатыма.
 — Можно-то можно, да поди-ка поговори с стариками-то, я было заикнулася, так засмеяли: не бабье, говорят, дело, нечего, говорят, таскаться им по собраниям, ты, говорят, бабе воли не давай.
 А вот пойду, да на зло и запишусь.
 — Нет, Фатыма, подожди, придет время и старики поймут, что баба тоже человек.
 — Баба-баба! Все вы так говорите. А мы ли не работаем, и стряпаем, и ребят нянчим, и за скотиной ходим, и жнем, и косим? В работе так не баба, а в кооператив записаться так баба. Нехорошо это, Галей, несправедливо.
 А я про что говорю -, конецно, несправедливо. Да что ты, первая что ли полезешь? Проходу ведь не дадут мне старики-то.
 Смирилась Фатыма и не записалась, стала ждать пока кто-нибудь другой сделает то, что хотела сделать она.
 Вот это-то и печалило Фатыму и заставило ее задуматься и не давало возможности разделить общую радость.
 *** — Смотри-ка, никак кто-то чужой подъехал, к нам завернул. Пойду посмотрю — проговорила Амина, мать председателя сельского совета, и направилась к своей избе.
 И действительно, к воротам подъехал тарантас, из которого вышли худой, среднего роста, мужчина и полная, невысокого роста с типичным татарским лицом, женщина. То были инструктора “Татсоюза”, объезжавшие свой район. Они о чем то поговорили с Аминой и через некоторое время скрылись в воротах.
 На другой день состоялось собрание. Почти в первый раз присутствовали на нем Н-ские женщины. Женщина-инструктор, по совету председателя сельского совета, повидалась вечером с Фатымой, которая, почувствовав под ногами твердую почву, обежала всю деревню и где открыто, а где и тайком рассказала о предстоящем на утро собрании, на котором впервые в этой деревне выступит татарка- Дорогие товарищи, сами мы, по собственному почину, организовали кооператив; значит сами сознали необходимость бороться с вывеской, которая красуется на этом доме, сказала инструкторша, и показала рукой на вывеску частного торгаша.
 Первые слова, произнесенные женщиной-татаркой, произвели на присутствующих необыкновенное действие: старики почесали затылки, молодежь самодовольно переглянулась, женщины, стоявшие в левом углу, все как-то встрепенулись, словно боялись пропустить хотя-бы одно слово, а старая, 79 летняя Амина, растолкав мужиков, вплотную подошла к говорившей.
 А речь лилась просто, ясно, убедительно, на понятном для всех языке. Инструкторша говорила о кооперации, о добровольчестве, о необходимости принимать участие в общественной жизни и закончила призывом ко всем присутствующим женщинам записаться во вновь организованный кооператив.
 Кончила. Наступило молчание.
 — А ребята у тебя есть? — вдруг раздался голос из группы стариков.
 — Есть, — улыбнувшись, ответила инструкторша.
 — Так, значит, замужняя?
 — Значит замужняя — повторила инструкторша.
 — И служишь?
 — Служу.
 — А муж?
 — Муж тоже служит.
 Опять молчание. Все чего-тождали и все чувствовали, что сейчас произойдет что-то необыкновенное, никогда здесь не происходившее.
 — Пиши меня, вдруг раздался голос Фатымы.
 И Фатыма твердо и решительно подошла к столу.
 — И меня, и меня — раздалось из группы женщин.
 Через десять минут число членов Н-ского потребительского общества пополнилось 28 женщинами.
 Не утерпела старая Амина, долго думала, она, стоя у стола и рассматривая подслеповатыми глазами записывающихся женщин.
 И вдруг Амина заговорила, за говорила тихим, старческим голосом. Говорила она о том, что за долгую свою жизнь видела она и радость, и горе; родила трех сыновей, двух дочерей, двух сыновей потеряла на войне, пережила голод, разруху, но такой минуты, какую переживает она сейчас, она ни когда не переживала, так как никто и никогда не призывал ее к общественной работе.
 Говорили не складно, но зато искренно, без фальши, по-мужицки
 — Пиши и меня, — закончила она решительно.
 Инструкторша взялась за карандаш.
 Так откликнулись Н-ские женщины и 79 летняя Амина на призыв инструктора-женщины принять участие в общественной работе.
 Николай Дорин