Окна просторного бревенчатого дома смотрят прямо на Каму. Наш собеседник Владимир Александрович Лылов – один из тех людей, чья жизнь тесно связана с рекой-кормилицей, с незапамятных времен снабжавшей рыбой не только обитателей здешних берегов, но и города и веси обширной Казанской губернии.

Лылов – потомственный рыбак в третьем поколении. Сейчас на пенсии, а до этого полвека проработал в бригаде Рыбнослободского рыбозавода. И отец его когда-то трудился в рыбацкой артели, и дед из года в год каждую весну смолил рассохшийся за зиму деревянный баркас, латал прорванные ячеи сетей, готовил кованые крючки-самоловы и прочую необходимую для лова снасть.

Здесь, на Каме, что ни местный житель, то рыбак. Еще во времена царствования государыни-императрицы Екатерины II жители слободы, являвшиеся по своему социальному статусу “дворцовыми”, живую рыбу – белуг да осетров – к царскому столу поставляли.

– Мой дед рассказывал, – говорит Владимир Александрович, – как они еще до революции пойманную рыбу купцам-оптовикам сдавали. Был в те годы крупный рыботорговец Кремнев, с ним рыбаки заключали договор сроком на год. Рыбу в столицу на специальных баржах-живорыбках доставляли, в заполненных водой емкостях…

Если потомственного агронома или хлебороба в третьем колене принято называть человеком земли, то Лылова можно с уверенностью назвать человеком реки.

Его детство пришлось на суровые годы войны. В сорок четвертом после 8-го класса пришел Владимир в бригаду рыбозавода. Тяжелые были времена – война, голод, но Кама тогда кормила людей исправно: рыбы в реке водилось куда больше, чем сейчас. По весне с Каспия вверх по Волге и Каме шли стерлядь, осетр, белорыбица, поднимались до реки Белой, что в Башкирии, а к осени, после нереста, спускались обратно вниз, где рыбу поджидали крючки-самоловы и сети здешних рыбаков.

– Мой отец, – вспоминает Владимир Александрович, – еще в двадцатые годы, в самый разгар нэпа буфетчику с парохода, следовавшего в Нижний Новгород, продал пойманного в Каме огромного осетра с икрой. Весил тот осетр не менее 35 килограммов. Можете представить себе такую рыбку? Денег, вырученных от ее продажи, семье хватило тогда на покупку коровы. Старики говорили, что раньше за одного икряного осетра можно было приобрести ларь муки, а вмещалось ее в тот ларь до двух с половиной центнеров…

В молодости как-то не думал Владимир о том, что свяжет его судьба с кормилицей-Камой. Была у паренька мечта: хотел поступить учиться в университет на исторический факультет, со школьных лет любил историю. Во время службы в армии, где освоил специальность авиамеханика, была возможность учиться – окончил 9-й класс вечерней школы. После увольнения в запас подавал документы в приемную комиссию, готовился к экзаменам, но сдавать их не пришлось из-за возникших обстоятельств. Вернулся к родному причалу. И снова взялись руки за привычные с детства рыбацкие сети.

– В шестидесятые годы, когда я работал в бригаде рыбозавода, – вспоминает Владимир Александрович, – мы в составе пяти человек – трех рыбаков и двух мотористов – за день вылавливали тралом до 5 тонн рыбы, а однажды за смену выловили почти 12 тонн. Помню, тогда впервые стали использовать для ловли рыбы электротрал: рыбу в сети загоняли при помощи электрополя. Первыми в Союзе этот метод применили латыши в Прибалтике…

Что и говорить, сильно изменился труд рыбака за последние полвека. Навсегда ушли современные рыболовы от дедовского весельного баркаса. Бороздят камские просторы моторные катера, оснащенные по последнему слову техники. Но есть у прогресса и обратная сторона медали. Не секрет, что рыбы в Каме с каждым годом становится все меньше. Об этом в один голос твердили мне и старые рыбаки, и те, кто трудится на реке сегодня. Для сравнения несколько цифр: в позапрошлом году бригадами бывшего Рыбнослободского рыбозавода выловлено всего 60 тонн рыбы, в то время как в лучшие годы, лет двадцать назад, теми же силами добывали по 300-350 тонн за сезон. Значительно сократилась численность отдельных видов рыб. Запрещен лов стерляди. Когда-то ее в Каме было много, теперь же – редкость. Реже стала попадаться в рыбацкие сети и щука. Да и лещ мельчает с каждым годом.

– Почему так происходит? – спрашиваю у Владимира Александровича. Ответил он не сразу. Начал с вопроса:

– Вы, наверное, видели на берегу возле пристани новую церковь? Ее построили недавно на месте взорванного в шестидесятые годы храма. Так вот, мой дед рассказывал, что в прежние времена, еще до революции, действовал строгий царский указ: весной, во время икромета, чтобы не вспугнуть рыбу, запрещалось звонить в церковные колокола в том случае, если храм стоял близко от реки.

А теперь…Тарахтят моторами по едва освободившейся ото льда Каме лодки-дюральки, надсадно гудят у берега зем-

снаряды. И все это происходит весной, во время нереста. Но главный урон воспроизводству рыбы из года в год наносит водохранилище. Сброс паводковых вод приводит к тому, что на обмелевших берегах остаются миллиарды икринок, из которых уже никогда не выведутся мальки.

– Раньше, – продолжает Владимир Александрович, – уровень воды в Каме не знал резких перепадов. А сейчас в период, когда щука икру в камышах мечет, водохранилище обычно воду сбрасывать начинает. Сколько икры погибает – никто не сосчитает… Потому-то и рыбы в Каме с каждым годом все меньше и меньше.

Чувствуется, что переживает Лылов по-настоящему. И его можно понять. Ведь здесь его жизненный причал, здесь трудились его прадеды, выросли дети, здесь предстоит жить его внукам и правнукам. И судьба кормилицы Камы ему, человеку реки, небезразлична.