КАК «ЛЮБОВНИЦА» СТАЛА «ЛЮБОВНИКОМ»
Театр не мог обойти вниманием юбилей Туфана Миннуллина, которому нынче могло бы исполниться 90. Глубинная камаловская публика сформировалась именно в те годы, когда драматург номер один чуть ли не каждый месяц приносил режиссеру Марселю Салимжанову новую пьесу. Понятно и то, почему нынешний худрук театра Ильгиз Зайниев из всего наследия классика выбрал именно «Сояркэ» – не самую заигранную из его пьес. Оригинальное ее название, которое буквально переводится «Безгрешные грешники», почти стерлось из памяти, под названием «Любовница» она уже шла на камаловской сцене, и Зайниев предложил новое – «Любовник» (татарское слово «сояркэ» можно перевести и так, и так). И это, пожалуй, самое остроумное, что пришло в голову постановщика.
БОГАТЫЕ ТОЖЕ ПЛАЧУТ
Туфан Миннуллин не писал откровенно слабых пьес, но проходные и просто мастеровито написанные среди них, безусловно, были. Как и у любого другого драматурга. Так, например, в конце девяностых в особом тренде были истории из разряда «богатые тоже плачут» (напомним, что так назывался мексиканский телесериал, зашедший в том числе и российским домохозяйкам). Написанная в те же годы «Любовница», скорее, из этого ряда, но с поправкой на особенности национального менталитета.
Вряд ли Туфан абы много и накоротке общался с нуворишами новейшего времени, а тем более с их любовницами, поэтому героиня его пьесы – простая скромная учительница, а ее возлюбленный своей вальяжностью больше напоминает номенклатурного работника, чем бизнесмена. Например, на каждом свидании он дарит любимой женщине новую песню (не свою, разумеется, а купленную за деньги). Во-первых, потому что может себе это позволить, а, во-вторых, потому что романтик. И вообще, у него только один изъян – в мечеть не ходит.
МОРАЛЬ С ЭРОТИКОЙ
Аниса и Хабир вместе уже десять лет, но вопросом, что их связывает все эти годы, лучше не задаваться. Ответа на него все равно нет. Вроде как между ними любовь, даже страсть, и это некая данность, которую режиссер не берется ни подтвердить, ни оспорить. На долю же зрителей спектакля «Любовник» выпадает суровая необходимость на протяжении почти двух часов наблюдать, как герои бесконечно выясняют отношения. При этом трудно отделаться от мысли, что эта их так называемая любовь сильно напоминает разборки смертельно уставших друг от друга супругов.
Пересказывать сюжет, честно говоря, даже неловко, настолько там все шито белыми нитками. Поясним лишь, что весь сыр-бор из-за того, что героиня актрисы Гульчачак Гайфетдиновой, которую десять лет все устраивало в этих отношениях, после посещения мечети вдруг осознает их «греховность» и заявляет о своем намерении расстаться с любовником, чтобы обзавестись наконец нормальной семьей и детьми. Самое забавное, что любимый мужчина готов все это ей дать, денег у него хватит и на песни, и на детей, но она категорически против того, чтобы он разводился с женой, которая старше его на 12 лет (это особо подчеркивается) и «сделал несчастными» своих давно взрослых детей.
Назови Зайниев свой спектакль «Двоеженец», возможно, многое встало бы на свои места, а главное, сама история приобрела бы мало-мальски ироничный контекст. Но вместо этого камаловский зритель получает порцию разыгранных по ролям назидательных сентенций, сдобренных музыкой, танцами и поползновениями на эротику.
К слову, среди ближайших премьер камаловцев – «Музей невинности» по одноименному роману Орхана Памука, который окрестили «эротоманским» даже в кругу поклонников турецкого нобелевского лауреата по литературе. Так что ждем продолжения смелых экспериментов!
ПО ЗАМКНУТОМУ КРУГУ
Но вернемся к «Любовнику». Спектакль идет в круглом Восточном зале, что, по мысли режиссера, должно усилить ощущение полной отрешенности героев от внешнего мира. Внутри же самого круга художником Ибрагимом Булатовым любовно создается обстановка обволакивающего комфорта. Тут и призывно разбросанные подушки, и ковер с высоким ворсом, усыпанный лепестками роз, и тому подобная пошлость. Довершает же картину сама учительница в достаточно откровенном по театральным меркам пеньюаре, который несколько комично рифмуется в том же интерьере со стопкой школьных тетрадей.
Гульчачак Гайфетдиновой катастрофически нечего играть. История внезапно вспыхнувшей набожности ее героини выглядит еще менее убедительно, чем история страстной любви. Поэтому все, что остается актрисе – это красиво страдать на сцене и при этом не слиться с интерьером. В прямом и переносном смысле.
Другое дело – Искандер Хайруллин. Все при нем: темперамент, харизма, самоирония. Он танцует, стоит на голове, лихо соблазняет секретаршу… На это и был расчет режиссера, неспроста же он изменил название. Но даже такой хороший и уверенный в себе актер в какой-то момент сдувается под тяжестью бесчисленных клише и забубенного морализаторства. Азарт уходит, обаяние тоже куда-то испаряется, и задолго до финала зрители остаются один на один с собственным томительным ожиданием последней развязки.
В ЗОНЕ КОМФОРТА
Невольно вспоминается давний разговор с Туфаном Миннуллиным, когда он чуть ли не с обидой признался автору этих заметок: «Меня почему-то окрестили „бытовым“ драматургом. Хотя я терпеть не могу быт на сцене. И никогда бытовых драм не писал. Мне даже в „Альмандаре“ не хватало поэзии. Марсель (Салимжанов — „РТ“.) тоже быт не любил, но был реалистом. И когда я начинал с ним спорить, мол, зачем же ты мне крылья подрезаешь, он кричал: „А где крылья-то? Крыльев-то нет!“».
Каждый драматург пишет, как слышит (привет Окуджаве!). Театр же начинается там и тогда, когда на основе или даже поверх написанного режиссер сочиняет свою историю, если, конечно, ему есть что сказать. Например, многие помнят театр Салимжанова и почти всегда могут его отличить, допустим, от театра Бикчантаева. Сегодня же театр Камала перестает быть авторским, но даже не это самое грустное. После переезда здесь явно превалирует желание стать образцовой зоной комфорта для публики. Начиная с гардероба и буфета и заканчивая собственно спектаклями. Камаловские премьеры последнего времени – это, как правило, что-то легкое, ностальгическое, музыкальное. Не случайно главным бенефициаром переезда стал именно оркестр театра. И даже если на сцене, как в том же «Любовнике», страсти рвут в клочья, это мало что меняет по существу. Зритель после таких спектаклей не выходит из театра другим, с чем-то новым внутри. Крыльев-то нет…
Спору нет, традиции надо уважать, но нужно ли за них цепляться, фетишизировать собственное прошлое? Это путь ведущий в тупик, из которого можно уже и не выбраться.
