В Московском районе Казани есть улица, названная в честь А.М.Исаева, директора КБ «Химмаш», соратника прославленного космического конструктора С.П. Королева. В Больших Дербышках, которые давно вошли в черту города, тоже есть улица Исаева, но это совсем другой человек, и о нем мало кто знает. А ведь Михаил Исаев родился здесь, работал председателем Большедербышкинского сельсовета, а в ночь на 22 мая 1927 года был застрелен бандитами в школе, которая потом носила его имя.

Я сам узнал про эту историю случайно, когда в 1967 году студентом отделения журналистики КГУ проходил производственную практику в высокогорской районной газете. Ее редактор Михаил Артемьевич Петров (впоследствии долгие годы работал в «Советской Татарии») познакомил меня с письмом читателя, рассказывавшего о своем земляке Мише Исаеве, и предложил: «Попробуй написать об убитом председателе, наверняка есть старики, которые его помнят». Я согласился, не представляя в тот момент объемов поисковой работы – сколько адресов придется объехать и обойти, сколько газетных подшивок пролистать!

…За неказистой железной оградкой в дальнем углу школьного сада – скромный обелиск из серого камня. Сын технички Рафаэль, утопая в материных валенках, протаптывает в снегу глубокие ямины, по которым я пробираюсь к памятнику. В нише от отколовшейся плиты черным лаком небрежно, с подтеками выведено: «Исаев М.А.» В учительской мой юный гид достал из-под шкафа кусок мраморной плиты с чужого старинного надгробия. На ее тыльной стороне насечка букв: «Безвременно погибшему от руки злостных хулиганов в 1927 году». Мальчик говорит, что были еще осколки, да где-то затерялись…

Комната, где жил председатель. Окно, через которое майской ночью 1927-го влетела бандитская пуля, зашито беленой фанерой. Теперь на этой стене висит классная доска, и первоклашки выводят на ней свои первые слова. За партами сидят пятиклассники и слушают рассказы учительницы об истории государства Российского. А история – вот она, рядом, за бруствером отметенного от крыльца снега, под голыми кронами лип, вытянувшихся в почетном карауле.

Что же за человек был М.А.Исаев, ныне не известный даже землякам? Словно мозаику, собирал я его портрет из воспоминаний односельчан и разбросанных по Казани родственников. Миша был самым красивым из четырех братьев. Матовой белизны лицо с мягким овалом крупноватого подбородка, голубые глаза, белокурые, чуть вьющиеся волосы со сваливающейся на лоб прядкой, хорошо очерченный рот опытного оратора. Он действительно обладал особым даром слова, говорил легко, свободно и вместе с тем убедительно, что помогало ему на митингах и в спорах. Старики, с которыми удалось переговорить, вспоминали: «На все имел ответ. Бывало, спросишь: «Что это за слово?» Разъяснит, как по полочкам разложит. Неграмотные мы были, а он нам газеты вслух читал. Прочитает газету – будто своими словами расскажет…»

Одевался элегантно. По селу ходил в строгом городском костюме. На последней фотографии он в черном пиджаке с бабочкой, приколотой к воротнику белоснежной рубашки.

После начальной школы Михаил учился в казанской девятилетке. Его брат Иван – в землеустроительном техникуме, а в школе второй ступени – их односельчанин Саша Леонтьев. Все трое жили коммуной, снимая комнату в старом домишке на берегу Казанки. В 1923-м Миша уехал в Вятку, поступил в педагогический институт на агробиологическое отделение. Через два года летом вернулся в село, и его как кандидата в члены ВКП(б) избрали секретарем комсомольской организации. Исполнилось ему тогда 20 лет, и была у него невеста, сельская учительница Маша Баширова. Она преподавала в начальных классах и жила в школьной пристройке.

Для чего я воскресил эту историю? Да просто чтобы люди помнили, чье имя носит улица, на которой они живут. Ведь, как говорил великий наш земляк Федор Шаляпин: «Прошлое нельзя просто срубить размашистым ударом топора. Надо разобраться, что в старом омертвело и принадлежит могиле и что еще живо и достойно жизни»

Институт Михаил оставил и больше в Вятку не возвращался. Брату объяснил: «Мне нравится партийная работа, думаю остаться здесь на год-два, потом поеду в Москву поступать в институт имени Свердлова». К экзаменам они готовились вместе с Леонтьевым – изучали французский язык, между собой на нем и разговаривали, приводя всех в изумление. Исаев тогда уже работал председателем сельсовета.

Работником он был незаурядным. За короткий срок стал авторитетом для деревни. С первых дней повел беспощадную борьбу с хулиганьем и кулаками. Это был, пожалуй, единственный председатель, который мог в любое время суток приехать в райком, исполком или на квартиру партийного руководителя, чтобы решить вызвавший затруднения вопрос. Был случай, когда райком ошибочно занизил налоговый сбор с зажиточных крестьян, а середнякам завысил. И хотя документы уже были вручены плательщикам, а внести в них изменения могли только работники Наркомфина, Исаев все же добился пересмотра.

Шел десятый год советского строительства, село постепенно преображалось, Совет, возглавляемый энергичным молодым председателем, стал одним из лучших. Правда, приезжая в райисполком, Исаев признавался товарищам, что очень трудно работать, что ему угрожают убийством. Михаилу не раз предлагали перейти на работу в район и даже волость, со значительно большей зарплатой, но он отказывался: «Здесь я вырос, здесь мое место».

Большие Дербышки, как и многие в те годы окрестные села: Чебакса, Царицыно, Клыки, были далеко не бедными. Зажиточные хозяева держали кузни, мельницы, делали колеса, возили их продавать на городские ярмарки. Кустари-промысловики поддерживали тесные отношения с базарными спекулянтами, выручая от продаж немалые барыши. Дворов пятьдесят катали валенки, каждый дом в избытке варил самогон, слава о котором шла по всей округе. Летом село наводняли дачники, и многие из местных жили за их счет.

Самым крепким хозяином среди кулаков был Денис Краснов. У него была кузнечная мастерская, в которую они с братом нанимали по десятку работников. В Казани Краснов владел домами и складами продукции. Михаил первым делом против него предпринял меры борьбы с кулачеством, выработанные властью. Денис патента не выправлял, а он заставил его платить повышенную ставку сельхозналога, обложил местными сборами выше остальных, добился страхования кустарей и людей, нанимаемых братьями для работы в кузне. Не однажды тот грозил Михаилу: «Житья тебе здесь мы все равно не дадим. Уезжал бы ты лучше из деревни». А мать его, Марью Захаровну, предупредил: «Скажи своему ученому, что если он свои дела не оставит – плохо ему будет».

В подручных у него были Василий Курочкин и Афанасий Мишин – отъявленные хулиганы, которых боялись даже старики. Воровали вывешенное дачниками на просушку белье, сбивали замки с кладовых, лазили через окна в квартиры. После очередной жалобы от пострадавших Исаев вызвал их в сельсовет и пригрозил отправить обоих в колонию. Парни испугались – председатель слов на ветер не бросал.

В округе между тем все чаще гремели выстрелы. В Чебаксе во время собрания бедноты в школе бандитской пулей был смертельно ранен предсельсовета Федор Беркутов. В марте того же года в деревне Андреевка Спасского кантона та же участь постигла 70-летнего селькора Цыганова.

Дошла очередь и до Больших Дербышек.

В тот день Михаил вернулся домой поздно: было собрание в сельсовете. Назавтра предстояла поездка в РИК – решить вопрос о выделении селу второй пожарной машины и леса для постройки избы-читальни. А тут еще очередная стычка с Красновым. У того был амбар, который комсомольская ячейка решила приспособить под клуб. Узнав об этом, хозяин амбар разломал. После чего отношения между кулаком и председателем еще больше накалились.

Деревня уже спала, когда он вошел в школу, открыл дверь в комнату, где они жили с женой. Пока Маша собирала на кухоньке ужин, он подошел к столу, выложил из кармана наган и сел составлять бумаги о допущенной потраве лугов. Окно в сад было открыто, занавески раздвинуты. На подоконнике сушился рассыпной табак. Присев на стул, Михаил оторвал клочок газеты и стал ладить самокрутку. Тут и грохнул выстрел! Вбежавшая в комнату жена увидела упавшего на пол мужа.

Василия, старшего из братьев Исаевых, разбудил тревожный стук в окно: «Мишу убили!» Впотьмах он кинулся на конюшню и, оседлав лошадь, прямиком через луга поскакал в Казань. Во дворе исполкома пересел в автомобиль начальника уголовного розыска Мухаметзянова. За городом встретили всадника – первый секретарь обкома Хатаевич каждое утро занимался верховой ездой. Выслушав сообщение, он помрачнел и жестко приказал начальнику угро: «Прими все меры к розыску убийц!»

Улицу не узнать: новые дома, асфальт, машины. А вот и школа, вернее, ее руины. Голые бревенчатые стены, выцветшая вывеска под фронтоном: «Средняя общеобразовательная школа №101, филиал №2 Советского района Казани»

По подозрению в убийстве было арестовано больше двадцати человек. На предварительном следствии было установлено, что в день убийства Мишин и Курочкин чистили винтовку, домой пришли заполночь, сказав родным, что убили председателя. На суде Мишин признался, что еще на Масленице у него с Красновым был об Исаеве разговор: «Не дает он мне развернуться. Пора с ним кончать…» А 21 мая он проходил мимо дома Краснова, и тот спросил его, как дела. Афанасий пожаловался, что дела не блестящи – всего рубль в кармане, а хочется съездить на ярмарку в Казань. Хозяин высыпал ему в ладонь горсть серебряных монет: «Ухлопаешь Исайчонка – больше заплачу». «Страшно!» – засомневался тот. «Чего бояться? Ты малолеток, много не получишь. Посадят в домзак, так я в городе бываю часто, помогу!»

Брат Афанасия на следствии показал, что накануне убийства видел у него обойму с патронами. «На что они тебе?» – «Завтра узнаешь». А в воскресенье вечером, уходя из дома с Василием, Афоня сказал ему: «Через 15 минут слушай, что будет». Тот пошел спать и вскоре услышал выстрел.

В те дни «Красная Татария» опубликовала заявление пленума обкома ВЛКСМ, который от имени 25 тысяч комсомольцев требовал у прокурора республики строго наказать убийц, вплоть до применения к ним высшей меры социальной защиты. Казанский райком постановил присвоить Большедербышкинской школе первой ступени, в стенах которой был убит председатель, его имя. А в редакцию шли и шли письма с предложениями переименовать Большие Дер­бышки в село Исаево…

И вот снова, как в годы журналистской юности, я иду сюда через сосновый бор. По пути обгоняю женщину с детской коляской – выгуливает в лесу свою третью внучку. Оказывается, живет она на улице Исаева, но кто он такой – понятия не имеет. Объясняю, но женщина, похоже, в растерянности: «А наш сосед после телесериала про советского разведчика Исаева уверен, что улица в его честь названа». Впрочем, от жителей поселка услышал я и другую версию. Дескать, Исаев – не бывший ли генеральный директор КОМЗа?

Улицу не узнать: новые дома, асфальт, машины. А вот и школа, вернее, ее руины. Голые бревенчатые стены, выцветшая вывеска под фронтоном: «Средняя общеобразовательная школа №101, филиал №2 Советского района Казани». Собачьими следами затоптан снег у разверстого дверного проема, внутри – печальные приметы запустения. В двадцати шагах от этих руин – железная оградка со скромным надгробием. Только теперь на обелиске обновленная жестяная пластина: «1905–1927. Исаев Михаил Андреевич. Трагически погиб за восстановление Советской власти от рук злостных врагов народа». И звездочка в лавровом обрамлении. «Почетный караул» из лип поредел и скоро, надо полагать, исчезнет вовсе – судя по количеству коттеджей на улице Исаева, святое это место недолго будет пустовать.

Не без труда отыскал контору местного самоуправления, разглядел на двери замок и объявление: «Прием населения поселка Большие Дер­бышки осуществляется по вторникам с 9 до 12 часов». 90 лет назад такое и представить было нельзя – при Исаеве (по-нынешнему главе сельского поселения) сельсовет был эпицентром местной жизни и, как вспоминали старожилы, «его двери до ночи не стояли на пятах».

Для чего я воскресил эту историю? Да просто чтобы люди помнили, чье имя носит улица, на которой они живут. Ведь, как говорил великий наш земляк Федор Шаляпин: «Прошлое нельзя просто срубить размашистым ударом топора. Надо разобраться, что в старом омертвело и принадлежит могиле и что еще живо и достойно жизни».