Из печати только что вышла и получена в Казани вторая (мартовская) книжка журнала „Красная Новь”.
Как и предыдущая, книга эта довольно богата и разнообразна по содержанию.
В художественном отделе с глубоким интересом читаются „Заметки из дневника” и „Воспоминания” М. Горького.
В очерке «Пожары» Горький необыкновенно художественно рисует—„очарование волшебной силы огня”.
Силе этой невольно подчиняется и сам писатель, наблюдающий в темную февральскую ночь начало пожара, и „солидный человек в щегольском пальто”, прыгающий на пожаре через горящие бревна, и молодой деревенский парень, попадающий на скамью подсудимых за пять полжогов.
Особенно интересна психика этого парня.
Он безучастно слушает судебный процесс, но когда свидетель, описывая начало поджога, сказал:
– «Ка-ак фукнет, вроде бы из трубы выкинуло» —парень заволновался и почти с негодованием крикнул:
– „Да—врешь ты! Из трубы— эх! что ты знаешь? Чать не сразу бывает—фукнуло, полыхнуло! Слепые… Сначала червячки, красные червячки подолзут во все стороны по соломе”…
И он в крайнем возбуждении начинает говорить об этих червячках, о том, что их нужно ловить „железными ситами” и топить в болотах и колодцах…
Чарующая сила этих „червячков” бросила его на скамью подсудимых, а суд—отправляет в каторгу этого, несомненно, больного человека.
Невольно напрашивается сближение этого очерка с „Злоумышленником” Чехова.
С необыкновенной силой художественности описан пожар Заволжских лесов и такой же мужик-поджигатель, зачарованный властью огня.
***
В „Воспоминаниях” очерчены две фигуры: могильщика Бодрягина и волжского миллионера—купца Бугрова.
Бодрягин—старик „одноглазый” с голым черепом—до самозабвения любил музыку.
Когда Горький подарил ему гармонику, он „задохнулся от волнения, потряс плешивой головой и одним дыханием произнес:
-Умрете вы, Лексей Максимыч,— ну, уж я за вами поухаживаю…
С гармоникой он рыл могилы чередуя работу с музыкой.
А когда поп сказал ему:
– Усопших оскорбляешь, скот!
Бодрягин резонно заметил:
– Как он может знать, что покойнику обидно?
Свое отношение к людям он определял простой формулой:
– „Мне приятно, когда мое слово слезу сушит”. И на этом основании «путался» с жалкой и пьяной бабой, кладбищенской нищей.
– „А кто ее утешит? некому, опричь меня“,—об’яснял он свое отношение к нищей.
Неизлечимо-больной, он говорил, что у него «нет своего горя», всегда был весел, работал много и умер, играя в дурачки с другим сторожем.
***
Интересна фигура миллионера Бугрова, этого, как называет его Горький,— „удельного князя Нижегородского”.
Этот грузный человек, в поддевке и картузе, говорил „ты” знаменитому губернатору Баранову, кричал и топал ногами на министра двора Воронцова, а Витте—дружески похлопывал по животу.
Много раз беседовал с царями и о Николае II пренебрежительно говорил:
– „Не горяч уголек. Десять слов скажет—семь не нужны, а три—не свои”.
Яркий представитель всесильного капитала, он стихал и с’еживался перед представителем всесильного „слова”.
Ссылку Горького в Нижнем коротко формулировал:
– Честь нашему городу.
Бугров прочел все сочинения Горького и по поводу „Фомы Гордеева” сказал о писателе:—Это— вредный сочинитель, книжка против нашего сословия написана. Таких—в Сибирь ссылать.
Но усиленно искал знакомства с Горьким и, когда познакомился, говорил с ним подолгу и с большим удовольствием: умно выпытывал сущность нового для него мировоззрения.
Бугрова, как и других волжских купцов, поразила классическая фигура Якова Маякина.
– В театрах показывают купцов чудаками, с насмешкой. Вы взяли Маякина серьезно, как человека, достойного внимания. За это—честь вам.
А купец Башкиров прямо говорил: „Маякин—это я”. Книги Горького помогли Бугрову увидеть грозные трещины в дряхлеющем здании капитализма, он инстинктом почуял грядущую бурю.
– Страх пропадает, говорил он и предлагал „господину Горькому подумать—чем будем жить, когда страх пропадет?”
Все это выбивает почву из-под ног всесильного Бугрова, и он начинает понимать внутреннюю пустоту и своей жизни, и того дела, которому он отдал жизнь.
***
Отрывок „народной трагедии” К. Тренева „Пугачевщина” слишком эскизен для того, чтобы о нем можно было сказать что либо определенное, но все же и в нем есть моменты, поражающие силой подлинного трагизма.
Трагична в своем великом горе старушка – крестьянка „провожающая сынка”: он качается на плавучей виселице, уносимой течением, а она, спотыкаясь, бредет по берегу Волги и не сводит глаз с дорогого покойника.
„И итти—сил нету и отстать— сил нету”…
Подлинно трагичен и мужик Марей, добровольно принимающий смертную казнь за „мир”. Сильное впечатление оставляет прощание Марея с близкими и миром, и крестный путь его на Енселицу с зажженной свечей.
Тяжеловесное произведение Б. Пильняка „материалы к роману” местами не лишено силы и красочности…
Но форма самого произведения требует дополнительного творчества—творчества самого читателя: малоподготовленному читателю не под силу одолеть литературные выверты Пильняка и понять спрятанный за ними смысл.
***
Стихи Катаева, Крючкова, Веры Инбер и Каратыгиной—посвящены памяти В. И. Ленина.
Они—искренни; а это – главное их достоинство.
В стих. Катаева несколько строк относятся к жене Владимира Ильича — Н. К. Крупской:
Тысячи людей уходят от гроба вождя в морозную темноту ночи и делятся тем, что видели.
Один говорит:
С мешками у глаз, среди зала
(Седая, и руки сухие)
Жена неподвижно, дежуря, стояла
У тела в ногах, как Россия.
Сильный и красивый образ.
***
В отделе „От земли и городов” останавливает внимание набросок Ив. Вольнова «Сход».
В несколько фельетонном стиле автор рисует хитрость и жадность мужиков, когда они соприкасаются с представителями „собачьей власти”
И впадает в грубый шарж:
Член комиссии по из’ятию церковных ценностей делает на сходе доклад о международном положении России. Доклад тянется с вечера и до утра, в течение длинной осенней ночи.
А днем докладчик снова собирает сход:
– К сожалению, мне не удалось вчера коснуться желтого амстердамского профинтерна, – говорит он.
– Касайся, товарищ, просим! гремит сход в надежде выпросить скидку на продналоге.
Недоумеваешь, как легкий очерк Вольнова мог попасть в серьезный литературный журнал.
***
С интересом читается очерк А. Матова (Степного) „Землетрясение в Японии. Гибель Иокогамы”.
Автор был очевидцем землетрясения и гибели цветущего города, который в три секунды обратился в груды пылающих развалин с тьсячами человеческих жертв.
Невыносимой жутью веют страницы очерка: обезумевшие люди и полицейские, спокойно избивающие несчастных корейцев.
К сожалению, очерк не окончен: редакция обещает дать окончание в следующей книжке.
Из остального ценны статьи—Н. Бухарина—«Ответ профессору Павлову», Гросмана – Рощина „К критике учения П. А. Кропоткина”, Мещерякова—„Ленин и кооперация”, проф. Заводовского— „Этапы биологии” и др.
Читатель найдет во второй книжке «Красной Нови» живые ответы на многие вопросы современности.
Крестьяне-татары говорили: «Почаще устраивали бы такие собрания, тогда и не говорили бы про нас, что мы отстали от других”.
Чуваши, заинтересовавшись работой татарских совещаний, подали организатору татарских совещаний агроному Алентову заявление о том, чтобы были устроены такие же совещания и среди чувашского на селения.
А. П.
Первое Мая в деревне.
(Деревня Калинино, Арского кантона)
Празднование 1-го Мая открыли члены Коммунистического Союза Молодежи шествием с флагами и пением революционных песен.
На пути присоединились к молодежи работники просвещения, приехавшие из деревень на волостной с’езд.
В Народном доме состоялось торжественное заседание, на котором выступившие товарищи отметили значение 1-го Мая, как день торжества освобожденного труда (т. Егоров), день укрепления союза рабочих и крестьян (тов. Крылов), день борьбы с религиозными предрассудками в деревне (т. Кармиков)
По вопросу о заветах Ильича выступал секретарь ячейки молодежи т. Белов
Заседание закрылось пением „Интернационала“. После заседания был устроен многолюдный митинг на улице.
Вечером был устроен спектакль: ставили пьесу Горького „На дне“.
Селькор КАРМИНОВ
Школы работали нормально.
Чистополь
21-й и 22 годы характеризуются по Чистополю разгромом дела народного образования.
Тогда все силы были брошены на борьбу с голодом среди детей. Школа питала, но не учила детвору.
В настоящее время разгром сходит на нет: 235 школ в кантоне работали вполне нормально.
В школах обучалось 16,000 детей.
В 9 селениях строятся новые здания школ.
Площадь пришкольных полевых участков достигла 400 десятин, огородных—40 десятин.
Крестьянство живо откликалось на нужды школы.
Чуваши Кривозерской волости собрали фунтами 230 пудов хлеба для достройки Супчелеевской чувашской школы II ступени.
Во всех волостях работают педагогические кружки и самокурсы.
При Чистопольской показательной школе проведена была очень удачная конференция для волостных педагогов.
При той же показательной школе, ведется успешная работа по научению новых программ и проведению их в школьную практику. I
Гр. К