Война уходит в глубь истории, за занавес памяти, образ поколения сороковых тает во мгле времени. Может ли совесть, напоенная кровью войны, допустить погружение наследников победителей в беспамятство, лишить их опоры жизнеутверждения? Прислушайтесь к набату колокола великого сражения с фашизмом. По ком он звонит? По нам. Призывая встряхнуть нашу память, еще ярче зажечь факел благодарности добытчикам Победы.
Наступающая череда семидесятилетних юбилеев судьбоносных событий истории Великой Отечественной войны – уникальная для этого возможность. И первый из них – 70-летие битвы под Москвой, которое мы отмечаем в эти дни.
«БАРБАРОССА»: ЭЙФОРИЧЕСКОЕ НАЧАЛО И КРАХ БЛИЦКРИГА
Был ли гитлеровский план нападения на СССР «Барбаросса» авантюризмом? Несомненно. Но был ли он непродуманным, легковесным? Вряд ли. Его философская «соль» – идея «блицкрига», молниеносной войны, уже была апробирована в ходе Первой мировой и в начале Второй мировой войн. План базировался на истории успехов немецкого оружия. Он был продуман, просчитан в деталях. Если оккупация немцами Франции заняла 14 дней, а Польши – 18, то план «Барбаросса» на покорение Москвы отводил 2-3 месяца, максимум пять. Гитлер, находясь в эйфории от быстрой и легкой победы в Европе, определил для себя заведомо невыполнимую цель – завоевать Советский Союз в течение одной летней кампании, и напрочь исключил возможность ведения затяжной войны, войны с русскими на истощение. Такой стратегической установкой и «пришпоривалась» немецкая военная машина на всем протяжении пути от Бреста до Москвы.
Но, начиная «поход на Восток», Гитлер не учел одного: если в Европе он воевал против государств, точнее, против их «предательских» правительств, то в России ему пришлось иметь дело с народом, в чей генотип вмонтирован код патриотизма, любви и преданности Отчизне, готовности к самопожертвованию во имя ее свободы и независимости. Борьба с супостатами не на жизнь, а на смерть – его отличительное свойство, историческая традиция. Навстречу фашистским войскам вышли совсем не те, кого захватчики предполагали увидеть – варваров, диких азиатов-скифов, «недочеловеков», а наследники тех, кто не раз изгонял из страны иностранных интервентов, представители поколения, взращенного на идеях, ценностях и достоинствах советской цивилизации. Им было что отстаивать. Они знали, за что кладут свои жизни на алтарь Победы.
Планом «Барбаросса» на подавление наших пограничных застав отводилось по полчаса, а они держались сутками, Брестская крепость защищалась месяц.
Тараны – воздушные, танковые – также были для противника неприятным «открытием», ведь до сих пор он привык безнаказанно бомбить, «утюжить» оккупируемую территорию. Уже в первый день войны тараном в небе было уничтожено 20 немецких бомбардировщиков, а в течение первого месяца военных действий советские танкисты протаранили около 300 немецких машин.
Неизвестным для врага типом подвига являлся и бросок на амбразуру – закрытие своим телом пулемета, исторгающего смерть. Геройский пример Александра Матросова (его настоящее имя Шакирьян Мухаметьянов) в 1941 году был повторен пять, а в 1942 году – 31 раз.
Партизанское движение крупного масштаба (к концу 1941 года в 3,5 тысячи партизанских отрядов насчитывалось около 90 тысяч человек) для оккупантов также было явлением невообразимым. Партизаны стали для них головной болью, а войну, которую они вели, немцы от отчаяния определили как «незаконную». На войну против партизан направлялись крупные группы войск, снятых с передовых позиций немецкой армии. Партизаны, по существу, открыли второй, внутренний, фронт на земле, оккупированной фашистами.
Подпольное комсомольское движение – еще одна форма мужественной борьбы с врагом. Его воплощением является «Молодая гвардия», члены которой из двух альтернатив – предательство или смерть – безоговорочно выбирали последнюю. Олег Кошевой, Ульяна Громова, Сергей Тюленин… Это была молодежь, создавшая базовый образ советского патриота.
В ходе войны немцы столкнулись с еще одним феноменом – массовым детским патриотизмом. Леня Голиков, Марат Казей, Зина Портнова… Их, пионеров, были тысячи – юных граждан в возрасте 11-16 лет, шагнувших навстречу бессмертию.
Явление всенародного стоического сопротивления, жертвенного героизма вызывало у немцев смятение, рождало страх и упадничество. Уже в их июльских 1941 года письмах домой появлялись фразы: «Русские бьются до последнего патрона», «С каждым днем их сопротивление нарастает», «Боже, что же русские задумали сделать с нами? Мы все тут сдохнем!».
Нарастание сопротивления лишало немцев возможности вести наступление в запланированных планом «Барбаросса» темпах. Если первые три недели фашистские войска продвигались в среднем по 20-30 км в сутки, то с середины июля по середину августа этот темп снизился до 4-8 км в сутки. А после Смоленского сражения крах плана «Барбаросса» стал уже очевидным.
Гитлер намеревался взять город с ходу, за 12 дней, очистив тем самым «коридор» для броска на Москву. Но здесь его войскам пришлось задержаться на целых два месяца. Враг понес серьезные, невосполнимые потери. Людские, материальные и моральные. За один месяц сражения под Смоленском в августе 1941 года немцы потеряли столько же солдат, сколько за целый год войны в Европе.
Какова была наша цена за это? Огромная.
По данным военного историка В.Мединского, под Смоленском наши безвозвратные потери составили 486171 человек, а санитарные – 273803 человека. Страшные цифры. Но такова проза войны. Таков был исход первых военных схваток – за Брест, Смоленск, Ельню… Через отчаянное сопротивление врагу мы учились воевать, отстаивать родную землю у полчищ захватчиков, временно имевших количественное и качественное превосходство. Только такая непомерная цена позволила помешать им достичь вожделенной цели – захватить Москву уже летом сорок первого. Выполнение плана блицкрига грозило нам катастрофой. Только ценой неимоверных жертв удалось сбить темп немецкого продвижения вглубь страны, навязать оккупантам затяжную войну, которая не входила в их расчеты и которую они не умели (во всяком случае, умели хуже, чем мы) вести. Только так мы смогли добыть главную победу этого периода – нанести удар по самой идее блицкрига.
План «Барбаросса» был сорван. И это посеяло в немецкой армии, в генералитете вермахта сомнение в успешном исходе всей кампании.
«Общее положение на фронте сложное. Все свидетельствует о том, что «колосс – Россия» нами явно недооценен…» – это строки из дневника начальника генштаба сухопутных войск немцев, генерала Гальдера, написанные уже в августе сорок первого года.
«АБСОЛЮТНО КРИТИЧЕСКИЙ ДЕНЬ»
7 ноября 1941 года. Несмотря на тридцатиградусный мороз, в 8 часов утра в Москве начался парад, посвященный 24-й годовщине Октябрьской революции. По Красной площади промаршировали колонны красноармейцев всех родов войск. За пехотой прошли эскадроны кавалерии, пулеметные тачанки, моторизованные части. По брусчатке прогрохотали разнокалиберные артиллерийские пушки, старые и новые (Т-34) танки. Замыкали шествие свежие боевые части – сибиряки, одетые в белые камуфляжные полушубки.
Значительная часть войск с парада направлялась прямо на фронт, передовая линия которого проходила всего в восьмидесяти километрах от Москвы.
Идея проведения парада имела огромный смысл. Политический. Морально-психологический. Международный.
Эффект от парада был ошеломляющим. Каждый его элемент: выступление Сталина, присутствие членов правительства, демонстрация образцов новой военной техники, показ свежих частей, прибывших из Поволжья, Сибири, Дальнего Востока, – все это работало на укрепление мысли, что Москва не будет сдана, на поднятие духа сражающегося народа, на укрепление его уверенности в победе.
Сообщение о параде в Берлине вызвало шок. Гитлер требовал от своих генералов объяснений: почему дали возможность его провести? Полетели «головы» высшего командного состава. Среди них были те, кто докладывал ему, что «русские на последнем издыхании». Ярость фюрера объяснялась не только тем, что у него отняли мечту о проведении в эти же сроки парада немецких войск на Красной площади (для его подготовки была даже создана специальная команда), сколько впервые осознанной степенью реальной опасности провала затеи «стереть» Советский Союз с карты мира. Союз, ставший последней преградой на пути к германскому мировому господству.
Операция «Тайфун», нацеленная на окружение и захват Москвы, вошла в фазу прямого действия. Этой операцией руководил лично генерал-фельд-
маршал фон Бок. Гитлер требовал от него динамики, решительности. Гальдер об этом пишет так: «…Со своей невероятной энергией Бок всеми силами гонит войска вперед».
Германские части подошли к Москве на расстояние тридцати с небольшим километров. У Истры столкнулись элитная дивизия «Дас Райх» и сибирские войска генерала Белобородова. Перевес немецких сил создал критическую опасность. Именно тогда прозвучал знаменитый и горький приказ генерала Рокоссовского: «Дальше отступать нельзя. Дальше отступать некуда».
И дальше Крюково немцы так и не прошли. Была обретена спасительная пауза для подтягивания ресурсов, достаточных для перехода от обороны к наступлению. Промедление с его началом было подобно смерти, начать раньше было делом не менее опасным – не хватало сил.
4 декабря сорок первого года Сталин назовет абсолютно критическим днем. В одной временной точке сошлись два полюса температурного горения. На улице температура опустилась до минус 45 градусов. А в Кремле также зашкаливала температура кипения,
нервного напряжения. Решался главный вопрос войны – вопрос о защите столицы, сердца советской страны.
Наконец после твердой фразы маршала Жукова «Москву не сдадим!» Верховный согласился на начало сражения, решавшее судьбу России на целую историческую эпоху. Его исходом должна быть лишь победа. Ибо поражение Красной Армии под Москвой ставило страну на грань жизни и смерти.
В три часа утра 5 декабря 1941 года при суровом морозе и толщине снега в метр сконцентрированная под Москвой военно-техническая мощь Красной Армии обрушилась на передовые позиции германской армии. Началось наше историческое наступление. На своем пути защитники Москвы смели 38 отборных дивизий группы армий «Центр» и почти три месяца без перерыва гнали оккупантов на запад.
Немцы были отброшены на 100-350 км. Инициатива ведения войны окончательно перешла к советским войскам. В результате сменился сам алгоритм военных действий – совершился переход от тактики обороны к стратегии наступления. Наступательный дух стал у наших солдат господствующим.
И вот картина после неимоверно трудного, кровавого прорыва немецкого фронта: хаотичное отступление врага, тысячи убитых гитлеровцев, громадное количество брошенной при отступлении техники на белоснежных полях Подмосковья, разрушенные поселения… Эта картина «схвачена» в исторических источниках – кинохрониках, архивных данных, солдатских письмах, мемуарах.
Удар по немцам был актом возмездия, вместившим в себя все. Здесь была и месть за то, что в пучину войны вероломно ввергли народ, занятый мирным созидательным трудом; были ярость и боль за сожженные поля, деревни, села, города, заводы, за заживо погребенных, расстрелянных детей, женщин, стариков; была горечь от потерь, особенно людских. Они были ужасными – в битве под Москвой сложили головы 1,8 млн. наших соотечественников. Потери нем-
цев – полмиллиона человек. Но после Москвы мы будем уверенно выходить по людским потерям на паритет.
Кстати, тема потерь с советской стороны в битве под Москвой остается центральной в дискуссиях о войне. Наши оппоненты оперируют образами и понятиями: «пляска смерти», «окопы, забитые трупами красноармейцев», «непомерная цена даже за Москву»…
Альтернативные «историки» подходят к ней через сослагательное наклонение – «вот если бы… то не было бы».
«Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны» – аксиома, иронически сформулированная Шотой Руставели на все времена, очень подходит для оценки этой ситуации.
«МОСКОВСКОЕ ЧУДО»: ПРИГЛАШЕНИЕ К ОСМЫСЛЕНИЮ
Когда же мы поймем, адекватно оценим, какая все-таки победа под Москвой тогда была добыта? Что произошло? А произошло чудо. Военно-стратегическое. Героико-патриотическое. Нравственное. Духовное. Чудо, сотворенное великим народом во имя спасения Родины и всего мира от чумы фашизма. Хотя осознание того, что тогда был спасен и мир, пришло позднее.
Расшифровкой секрета этого «чуда» мы будем вынуждены заниматься тем усерднее, чем более значимыми станут цели наших размышлений. Цели возрождения патриотизма, гражданственности, ныне во многом униженные. Цели современного прорыва страны в будущее – технологического, интеллектуального, цивилизационного.
На причащение к тайне московского чуда нас будут толкать и превращение силового фактора в способ продвижения к статусу великодержавности, и наступление «нового мирового порядка», и рост бескомпромиссной конкуренции за мировое господство.
Московская битва стала крупнейшим водоразделом в истории человечества. Мир перешел на иное измерение глобальных ценностных морально-этических систем. Время начало отсчет по шкале «до» и «после» сражения под Москвой. Каждый, сердцем вошедший в реку истории московского одоления, погруженный в глубинные смыслы жертвенного патриотизма военного поколения, несомненно, станет мудрее, совершеннее, чище нравственно и духовно.
«Победа в той войне – наша главная святыня. Рухнет она – что же останется?» Вопрос, поставленный в сочинении десятиклассника одной из казанских школ, обращен ко всем нам. В нем гордость и тревога. И одновременно надежда, что память о кровавом сорок первом не будет предана. Ни нами, ни нашими потомками.