19 лет назад в ночь с 26 на 27 апреля в Казани была расстреляна дежурная смена узла спецсвязи
Разбирая обреченные на стирание диктофонные кассеты, включил наугад одну из них, с записями начала 90-х. И вдруг – знакомый голос: «Андрей, это ты? И тут же два выстрела: сначала в лицо, потом в грудь…»
Да это же интервью с Лялей Фарзиевой, единственной уцелевшей сотрудницей узла специальной связи после кровавой бойни, произошедшей в нем в ночь с 26 на 27 апреля 1992 года! Воспроизвожу фрагментарно нашу беседу с одной только целью: напомнить о преступлении, по жестокости вряд ли сопоставимым с каким-либо другим.
«В тот вечер мы ждали фельдъегерей из Москвы. В комнате отдыха кроме меня находились еще двое экспедиторов: Ильсия Марданова и Фаузия Минзянова. Самая молодая из нас, Аня Шайхутдинова, выскочила в туалет смыть тушь. Когда раздался стук в дверь, мы решили, что привезли почту, и пошли открывать. На пороге стоял парень в светлой куртке. Я узнала в нем Шпагонова (его недавно уволили): «Андрей, это ты?» В его руке что-то сверкнуло, послышался звук, похожий на взрыв елочной хлопушки. Фаузия ойкнула и рухнула на пол как подкошенная. После чего он направил ствол пистолета на меня. Инстинктивно пригнулась, и в тот же миг раздался выстрел. Боли не почувствовала, ощутила только, что пуля попала в лицо. Второй выстрел отбросил меня к стене. Последнее, что я видела – он стреляет в Ильсию…
Когда очнулась, первой мыслью было – добраться до телефона, сообщить о нападении и кто убийца. Но как это сделать? Может, притвориться мертвой, дождаться, пока уйдет? Еще подумалось: живой он меня все равно не оставит. Тут его внимание отвлекла громко хрипевшая Марданова: он подошел к ней, приподнял за волосы и выстрелил в упор – помню глухой удар головы об пол. Потом направился к Фаузие…
Воспользовавшись моментом, я выползла в коридор. Кровь за мной тянулась шлейфом – я поняла, что по этому следу он меня и найдет. С трудом поднялась – голова шла кругом, из подбородка ручейком текла кровь. Поддерживая рукой разбитую челюсть, направилась к комнатам с телефонами. Но они оказались закрытыми, хотя из-под дверей пробивался свет. И только в каморке, где мы принимали корреспонденцию, было темно. Решила – спрячусь в ней, а там что-нибудь придумаю. Накинула на скобу крючок, забилась под стол. Лихорадочно соображаю: заметив, что моего трупа нет, он, конечно, станет меня искать. А тут кровь еще сильней пошла, потекла под дверь. Отгребаю ее рукой и слышу приближающиеся шаги. Ну, вот и все – сейчас он в окошечко заглянет… Нет, мимо прошел…
Лихорадочно соображаю: что делать? Хотела написать на бланке накладной его фамилию и проглотить – при вскрытии записку в желудке найдут. Как назло, не оказалось шариковой ручки – она у меня за ухом была, да выпала, наверное. А если кровью? Макнула палец в красную лужицу и вывела на полу: «Убийца Шпагонов, 3 МТ» (это номер его служебного маршрута). И сразу успокоилась, даже боль как будто отступила…»
Тут я прерву диктофонную запись, чтобы объяснить читателям ее страшную подоплеку. В пасхальную ночь с 26 на 27 апреля 1992 года бывший сотрудник республиканского госпредприятия «Связь-информ», обманом проникнув в здание РУСС на улице Г. Камала, вероломно и жестоко расправился с дежурной сменой своих недавних сослуживцев. Его целью было завладеть табельным оружием и боеприпасами для дальнейшего их сбыта на черном рынке. Жертвами кровавого разбоя стали девять специалистов – шесть мужчин и три женщины. Из оружейной комнаты он похитил 97 пистолетов и 750 патронов к ним, однако в силу неожиданных обстоятельств воспользоваться ими не смог.
«Наверное, он забыл про эту нашу комнатушку – бегает по этажам, стреляет. Вот опять направляется в мою сторону и по пути двери ногой вышибает (проверяет, видимо, не осталось ли кого в живых). А они все вовнутрь открываются, кроме той, за которой я укрылась. Ну, думаю, вот и конец мне! Отползла к двери подальше от места с надписью, чтоб он ее не заметил, встала у стены, рукой дверной крючок придерживаю. А он, вместо того чтоб дернуть ручку на себя, привычно пнул несколько раз филенку – и дальше…
Какое-то время спустя внизу раздался стук во входную дверь: «Откройте! Вы там заснули, что ли?» И два выстрела, один за другим! Я еще удивилась: почему два, ведь фельдъегерей должно быть трое? А может, это они в Шпагонова стреляли? Приоткрываю тихонечко дверь, а она как заскрипит! Только и успела увидеть, как в конце коридора мелькнула светлая куртка (у наших ребят форма темно-синяя). Поняла, что это он их застрелил…
Опять залезла под стол, затаилась. Слышу, в коридоре чтото льется. Мне в дверь тоже плеснули. Немного погодя потянуло дымом. Распахнула дверь, а там – море огня! Волосы на мне вспыхнули, ресницы оплавились. Легла на пол – слева пламя, справа – дым. Вспомнила из детективов (я их запоем читаю!) – чтоб не задохнуться, надо чем-нибудь мокрым голову обмотать. Крови вокруг полно – смочила ею лицо, волосы, на ощупь пробралась к окну и выбила ногой стекло. Но за ним решетка! Тут на меня свалилась горящая штора, и я воспламенилась, словно факел! Лежу, сознание уплывает, а в голове одно: неужели сгорю заживо и никто ни о чем не узнает? Откуда только силы взялись от этой мысли – с размаху просунула голову сквозь прутья, а они сомкнись вокруг шеи, словно капкан, душат. Пытаюсь кричать, но язык проваливается куда-то, только мычу. Тут кто-то с улицы подцепил ломом решетку и вместе с ней вытащил меня наружу…»
Выключаю диктофон. Слышу, как за стеной тихонько настраивает гитару ее 18-летний сын Рустик. В окне косым дождем скользят снежинки. И эти звуки гитары, и этот снегопад, и мягкий свет настольной лампы под цветным абажуром – будто приметы другой жизни, никак не соотносимые с реалиями той жуткой ночи. В 15й горбольнице, куда ее доставила «скорая», врачи разводили руками: в рубашке родилась! Не наклонись она в момент выстрела, первая же из предназначавшихся ей пуль могла оказаться смертельной. Да и вторая ее пощадила, хотя и «прорыла» в груди опасные ходы. И Шпагонов ее не нашел, хоть и обшарил все кругом. И в огне она не сгорела, и в дыму не задохнулась. Что это, каскад счастливых случайностей? Да разве такое возможно?
Я много размышлял над этим и пришел к выводу: в том, что уцелела именно она, случайности ни на йоту. Ладно, пуля, как говорится, дура, даже если не одна. Ну, еще дверь в каморку открывалась наружу. На этом случайности кончаются. Дальше – закономерности. Она потому и выжила, что единственная из всех дежуривших в ту злополучную ночь коллег оказала сопротивление убийце, затеяв с ним смертельную игру на выживание, используя любую возможность не дать преступнику исчезнуть без следа.
Представьте картину: в церквях идет пасхальная всенощная литургия, а эта вовсе не набожная женщина, скрючившись под столом в луже крови, мешая татарские и русские молитвы, просит Бога только об одном: дать ей прожить ровно столько, чтобы успеть сообщить людям имя убийцы. «Не будь у меня этой цели, я бы, наверное, не выжила», – призналась Ляля Азибовна. И даже очутившись на улице, она, как могла, продолжала следовать служебной инструкции – просила посторонних ничего не трогать из уцелевших бумаг, ведь в них могли быть секретные документы!
Во время тушения пожара потоки воды смыли ее напольную «шифровку». Но это уже не имело значения, потому что прежде, чем впасть в беспамятство, она успела прошептать, что убийца – их недавно уволенный сотрудник. Оперативники Бауманского РОВД срочно подняли списки всех потенциальных подозреваемых, побывали у них дома – по месту жительства не оказалось лишь Шпагонова. Следователи отправились в больницу к тяжелораненой Фарзиевой. Из-за раздробленной челюсти говорить она не могла, и они зачитали ей список уволенных. На фамилии «Шпагонов» женщина утвердительно моргнула.
