“Сталин дал приказ…”

В один из дней (скорее всего, ночью) в начале ноября 1944 года Сталин, закончив разговор с командующим артиллерией Красной Армии Николаем Вороновым, неожиданно сказал:

– У нас есть мнение учредить специальный праздник в честь наших славных артиллеристов. И назвать его, например, Днем артиллерии…

У Николая Николаевича, человека влюбленного в свой род войск, от волнения даже перехватило дыхание.

Не дожидаясь, пока Главный маршал артиллерии (это звание приравнивалось к Маршалу Советского Союза) справится со своими чувствами, Верховный продолжал:

– И будем его праздновать ежегодно 19 ноября.

Это был день перехода наших войск в контрнаступление под Сталинградом, которому суждено было стать переломным в войне. Наша артиллерия действительно сыграла в этой битве выдающуюся роль. Но ведь и другие рода войск не меньшую. Танковые войска – в особенности. Праздник для артиллеристов и дата, для него назначенная, воспринимались как высокая награда всем служителям “бога войны”. И, конечно, для него, Воронова, лично. Ведь в Сталинградской наступательной операции он был представителем Ставки, облечен высоким доверием вождя, и ему вместе с командующим Донским фронтом Рокоссовским был адресован благодарственный приказ Верховного в день, когда немецкие войска в Сталинграде сложили оружие или были уничтожены.

Тут же Сталин поручил маршалу подготовить на подпись приказ по этому поводу с назначением артиллерийского салюта в Москве и других крупных центрах страны.

К назначенному сроку текст приказа был готов. Для подобного рода задач был при Воронове и свой комиссар – член военного совета артиллерии Красной Армии генерал И.Прочко. Приказ, как рассказывают, получился пространный, но зато в духе тогдашних партийно-идеологических документов охватывал и давнюю историю русской артиллерии, и заслуги в нынешней войне. И естественно – задачи на заключительном ее этапе.

Сталин, не торопясь, молча прочитывал каждый лист и также молча перечеркивал его своим знаменитым синим карандашом с угла на угол. Затем тем же карандашом на обратной стороне одного листа написал другой текст приказа. Лаконичный, торжественный, но и без излишнего пафоса. Он потом до самой смерти вождя изучался во всех военных учебных заведениях как высшая историческая мудрость.

– Вот так, по моему мнению, может выглядеть этот документ, – сказал Сталин, передавая бумаги подрастерявшемуся Николаю Николаевичу.

Не ручаюсь, что именно так в подробностях все и происходило, как рассказывали мне сведущие в обстоятельствах жизни высокого начальства люди. Но не подлежит сомнению, что инициатором учреждения Дня артиллерии был сам Верховный Главнокомандующий, и большую роль в этом сыграло его личное отношение к артиллерии и артиллеристам.

Великий артиллерист Николай Воронов

Сталин любил артиллерию. Ценил ее еще с Гражданской. В не очень удачной для нас кампании против Финляндии зимой 1939-40 годов она сыграла решающую роль в прорыве укреплений на Карельском перешейке. Бывал он и на полигонах на испытаниях новой артиллерийской техники. Мирил конструкторов, отстаивающих свои образцы орудий, или, наоборот, разжигал между ними соперничество. А весной 1942 года новую, еще не принятую на вооружение дивизионную пушку (известную как “ЗИС-3”) привезли ему прямо в Кремль. Сталину орудие понравилось.

Его старший сын Яков по настоянию отца окончил весьма престижную тогда артиллерийскую академию и командиром батареи в звании старшего лейтенанта участвовал в боях на Западном фронте. К несчастью, на двадцатый день войны оказался в плену и погиб весной 1943 года в нацистском концлагере “Заксенхаузен”.

Сталин охотно выдвигал артиллеристов на высокие общевойсковые посты, доверяя возглавлять армии и даже фронты. Недавний начальник артакадемии Говоров успешно командовал армией в Московском сражении, затем – Ленинградским фронтом. Командующий артиллерией Вооруженных Сил Воронов выполнял задания по координации операций фронтов в качестве представителя Ставки.

Впрочем, не каждый артиллерист стяжал полководческие лавры. Не справился с командованием армией старый друг Воронова генерал артиллерии Михаил Парсегов в критические дни начала летней кампании 1942 года. Но это не столько зависело от его способностей, сколько от крайне тяжелой ситуации, создавшейся для армии. Парсегова вернули в артиллерию, назначили на высокую должность. Ни наказанию, ни опале за крупную неудачу он не подвергся.

Высших постов в руководстве Вооруженными Силами достиг до войны артиллерист Григорий Кулик, знакомый и ценимый Сталиным и особенно Ворошиловым еще с Гражданской. За год до Отечественной войны он стал Маршалом Советского Союза. Увы, ненадолго. Это был очень волевой, своенравный и вовсе не столь отсталый в военно-стратегических вопросах военачальник, как принято считать. Состояние артиллерии в канун войны как в техническом отношении, так и в подготовке командных кадров выгодно отличалось от других родов войск. И, кстати, по многим показателям от артиллерии нашего противника. Но с самого начала войны Кулика преследовали неудачи. Одни по его вине, другие – в силу сложившихся обстоятельств. Завершилась же жизнь этого незаурядного человека очень трагически и несправедливо уже в 1950 году.

Николая Николаевича Воронова я знал как начальника Ленинградской артиллерийской академии, в которой тогда учился. Кстати, в его присутствии сдавал при выпуске государственный экзамен по тактике и даже отвечал, как мне показалось, на какой-то его довольно каверзный вопрос. Его сын Владимир, тоже слушатель академии, был моим добрым другом. Жил он в то время с отцом в центре Ленинграда, и я имел возможность бывать иногда у них, чаще всего по каким-то семейным праздникам.

Главный маршал и по внешности, и по манерам поведения производил неизгладимое впечатление. Высокий “артиллерийский” рост. Внушительная благородная осанка. Неторопливые движения. Даже природный недостаток – легкое заикание – придавало какую-то дополнительную весомость и значимость его словам. Он был одним из лучших знатоков современной артиллерии – и отечественной, и зарубежной. Еще до войны побывал за рубежом, чтобы познакомиться с состоянием и новинками своего рода войск.С первых дней войны Николай Николаевич нес огромную тяжесть ответственности за состояние и боевые действия артиллерии Красной Армии, ее техническое и приборное оснащение, снабжение боеприпасами, подготовку артиллерийских кадров. При этом надо учесть, что под артиллерией понималось все, что стреляет, независимо от того, в каком роде войск состоит на вооружении.

Говорят, любил власть. На замечание по этому поводу Сталина ответил: “Как же мне не любить ее, если она вручена вами, товарищ Сталин”.

Впрочем, возможно, это легенда. Мне он запомнился скорее добродушным, с чуть обозначенной снисходительной улыбкой. Но ведь я и не знал его в моменты, когда надо было проявлять и волю, и жесткую власть.

Не избежал после войны Воронов и сталинской опалы. Правда, достаточно мягкой. От командования артиллерией был отстранен, но после нескольких месяцев ожидания своей судьбы получил должность президента только что образованной Академии артиллерийских наук, похоже, для его “трудоустройства” и созданной. Но скоро после смерти вождя академия была упразднена, а Воронов был назначен начальником вновь созданной артиллерийской командной академии в Ленинграде. Все это были достаточно престижные, спокойные должности, однако – не по деятельной, волевой натуре еще полного сил и энергии военачальника.

В период ракетно-ядерной революции в военном деле он все же оказался хоть и не на обочине, но и не на главных направлениях коренных реформ в артиллерии. Бывал на учениях, полигонах, присутствовал на пусках ракет, но новый облик Вооруженных Сил и их ракетно-артиллерийской составляющей формировали другие.

В 1968 году, не дожив одного года до семидесяти, великий артиллерист скончался. Похоронили его на Красной площади у Кремлевской стены. Он был удостоен самых высоких наград – шести орденов Ленина, шести орденов Красного Знамени, трех орденов Суворова I степени и многих других. В двадцатую годовщину Победы стал Героем Советского Союза. Тогда он был уже болен и жить ему оставалось три года.

Как трудно быть богом

Богом войны назвал артиллерию Сталин на приеме выпускников военных академий за полтора месяца до нападения Германии. Впрочем, не первым.

Бог – могуществен и многолик. По существу, это было несколько родов войск в одном. От легких противотанковых “сорокапяток” с поперечником ствола менее пяти сантиметров до тяжелых орудий с калибром почти в десять раз большим. А в канун войны было принято на вооружение орудие, которое и на артиллерию похоже не было. Вместо ствола – какие-то рельсы с подвешенными головастыми минами. На фронте их почему-то сразу ласково прозвали “катюшами”. Вот это были действительно громовержцы, устремлявшие на врага снопы огненных стрел!

Об артиллерии можно было бы сказать, чуть подправив строки известного стишка: “пушки разные нужны, пушки разные важны”. Но разные задачи и условия их выполнения во многом влияют на уклад жизни боевого коллектива, отношения в нем, даже на характер “служителя бога войны”. Истребители-противотанкисты запомнились мне лихими молодыми ребятами с черными ромбиками, перекрещенными орудийными стволами на рукаве гимнастерки. Не очень соблюдающие внешние требования уставной дисциплины и чинопочитания, они были безотказны и самоотверженны, выполняя свои смертельно опасные обязанности. Главное лицо для них – наводчик. О нем заботятся, его берегут, беспрекословно выполняют его требования как “хозяина” пушки. От него зависят во многом их судьбы.

Уничтожить танк очень трудно. Даже один-единственный. А не так, как у некоторых авторов, – что ни выстрел, то подбитый танк. Здесь вопрос “кто кого” решают секунды. О своей пушке говорят с мрачноватым юмором: “ствол длинный – жизнь короткая”. Это, конечно, и о себе тоже. Судьба артиллеристов неразрывно связана с их железным товарищем.

С артиллерией большой мощности на фронте встречались нечасто. Прибывала она на наш участок обычно перед большим наступлением. Располагалась где-то в районе тылов. После участия в артподготовке убывала на другое направление. Это средство Главного командования и предназначалось для выполнения особых задач. Народ здесь был солидный, себе на уме и считался у нас артиллерийской интеллигенцией (сейчас бы сказали – элитой).

Ну а мы, пехотная артиллерия (по уставу – войсковая), скорее, пролетарии войны. Накрепко и неразрывно связаны с пехотой. Ей без нас – никак. А мы без нее – кому нужны? Для меня пехота воплощена в командире батальона, которого должен поддерживать своей батареей. Особой дружбы у нас с ним нет ( он и старше меня намного), но отношения товарищеские. Хотя и не без конфликтов. Ему что от меня нужно? Огня, и как можно больше. А у меня вечный “лимит” на снаряды. И соблюдать его я должен под страхом строжайшего наказания.

– Артиллерист! – кричит мне комбат, когда обстановка прижимает. – Где твой огонь, бог войны? Ах, у него “лимит”! А я последних бойцов теряю… Какой же ты, к черту, бог!

Я его понимаю. На нем весь груз ответственности за выполнение задачи и жизни солдат. Ему труднее, чем мне. Стараюсь всеми правдами и неправдами поднакопить резерв на крайний случай. Случилось даже как-то использовать снаряды немецкого производства, изготовленные для захваченных немцами наших орудий (“12,2 cm russische Feldhaubitze” – по этой надписи на ящиках и опознал). Рискованно. Приказом запрещено: случалось, не выдерживали орудия, разрывы “чужака” в стволе были.

Но и обстановка создавалась острая – неожиданная немецкая контратака. Вот когда я действительно почувствовал себя богом.

Еще раз салют, артиллерия!

60 лет тому назад в семь часов вечера 19 ноября прогремели в Москве двадцать залпов артиллерийского салюта. Салютовали артиллерии и в столицах союзных республик, и еще десяти городах страны. Многовековая история отечественной артиллерии достигла вершины славы.

Ныне этот праздник, именуемый Днем ракетных войск и артиллерии, лишился своей славной даты и отнесен к безликому “второму воскресенью ноября”. Но артиллеристы упрямо продолжают его отмечать именно в тот день, которым был награжден их род войск, – 19 ноября.

Как всегда, навещу училище, в котором работал. (Теперь ему, как и другим учебным заведениям, готовящим офицеров для армии, вернули старое традиционное название – военное училище.) Генерал Александр Бородин покажет ветеранам современную артиллерийскую технику. Встречусь с товарищами по оружию, фронтовиками Хази Фаттаховым, Аркадием Стародубцевым…

Они из тех, кого у нас называют “настоящими артиллеристами”. Побываю на кафедре, начальником которой когда-то был, у своего бывшего курсанта Саши Алехина – теперь полковника, возглавляющего коллектив.

Ушла в историю та артиллерия, которая была так дорога для меня. И не нужны теперь сотни “стволов” на километр фронта. Только в старой кинохронике и останутся огромные площади вздыбленной в артподготовке разрывами земли. И лишь в рассказах немногих фронтовиков еще сохраняется память о противоборстве артиллерии с армадами вражеских танков.

Уходит в историю Великая война. Но остается то, о чем мы на фронте говорили меньше всего, но каждый хранил, как главную ценность, где-то глубоко в сердце. Верность Отечеству. Не только в солнечные дни побед, но и в ненастье неудач.

…А потом навещу с внуком Парк Победы, аллею военной техники. Разыщу гаубицу с таким знакомым мне силуэтом. Поглажу по давно остывшему стволу.

– Здравствуй, старушка! С нашим праздником тебя!