Женщина-террорист – странное и нелепое словосочетание. Женщине самой природой предназначено быть матерью, хранительницей семейного очага, мира и спокойствия в доме. Да, это правда, но не вся.
Женщина – натура загадочная и непредсказуемая, физиология ее хорошо приспособлена не только для “производства” на свет человека, но и для того, чтобы… отнимать у людей жизнь. Чем реже бьется сердце, тем удобней стрелять. Профессиональный стрелок успевает нажать на курок между двумя ударами своего бьющегося сердца. У представительниц “слабого пола” сердце бьется медленнее, и из них получаются отличные снайперы. Не случайно телохранителями у многих диктаторов служили и служат прекрасные дамы.
Убийцы в юбках
В конце XIX века Россию захлестнул “красный террор”. Без участия дам здесь не обошлось. Более того, они играли в этом деле первую скрипку.
Отмашку дал выстрел, прозвучавший 24 января 1874 года по петербургскому градоначальнику Ф.Трепову. Стреляла убийца в юбке – Вера Засулич. Как ни странно, суд присяжных ее оправдал. Мягкотелость судебной власти спровоцировала целую волну террористических акций. А возможно, кровавый маховик уже сам набрал обороты и пошел вразнос, и никакими репрессиями его было не удержать. В России началась азартная охота за “душегубами народа”. И ни один высочайший сановник, включая царствующую особу, не чувствовал себя в полной безопасности. Кинжал, револьвер или динамит мог застать их в любую минуту.
По подсчетам историков, на 84 политических процессах 70-х годов XIX века (начиная с дела нечаевцев) были вынесены приговоры 95 женщинам. Позже, когда на смену народовольцам пришли “эсеровцы”, в их террористической группе насчитывалось 78 боевиков, из них почти треть – барышни-экстремистки.
А ту же “Народную волю”, когда вывели из игры ее основного лидера Желябова, возглавила Софья Перовская, ближайшими помощниками которой были Геся Гельфман и Вера Фигнер. И именно под ее руководством покушение на государя императора увенчалось успехом, Желябов же до этого сделал шесть промахов.
В боевики эмансипированные девицы записывались табунами, дочери тянули за собой сестер, те – подруг. Так, революционерками были сестры Любатович, три сестры Корниловы, четыре сестры Панчугины (Вера, Мария, София, Юлия), четыре дочери киевского купца Гольденберга. Сестры Фигнер – Лидия, Вера и Евгения – тоже решили поучаствовать в опасных играх, а четвертая сестра Ольга стала женой ссыльного революционера Флоровского…
26 августа 1879 года “Народная воля” приговорила Александра II к смерти. Было разработано три плана убийства. В Одессе покушением руководила Вера Фигнер, помогала ей Татьяна Лебедева. В Александровске рядом с Желябовым – Анна Якимова. Софья Перовская организовывала взрыв царского поезда под Москвой, в ее группе была и Чернявская. Этот план, как известно, сорвался. Но террористы не прекращали попыток “замочить” Александра II, и, наконец, задуманное удалось осуществить 1 марта 1881 года.
Этот момент исследователи считают ключевым в истории терроризма в России. Был убит император – первое лицо в государстве. Казалось, зашатались вековые устои империи, основанной на почти трехвековом царствовании династии Романовых. Все ждали народных волнений, но народ безмолвствовал, словно не заметив цареубийства. Начались ответные репрессии – лидеры “Народной воли” были схвачены. Но Вере Фигнер удалось скрыться.
Пока она была на свободе, власти не решались провести коронацию нового императора. А вдруг этот черт в юбке и там устроит шабаш ведьм! Полиция охотилась за ней два года, и лишь когда С.П.Дегаев – бывший соратник по борьбе – указал ее конспиративную квартиру, бунтарку сумели поймать. “Слава богу, эта ужасная женщина арестована!” – облегченно вздохнул Александр III.
Вера Фигнер была приговорена к смерти через повешение, однако “государь император всемилостивейше повелел смертную казнь заменить каторгой без срока”. 12 октября 1884 года террористку отвезли в Шлиссельбургскую крепость.
“Если берешь чужую жизнь – отдавай и свою легко и свободно”
Гены и воспитание – не в них ли нужно искать разгадку судьбы человека? Если брать во внимание эти факторы, многие поступки людей становятся более понятными.
Непривычной для российского уха фамилией Фигнеры обязаны своим предкам из Лифляндии. Но ниточка тянется и к роду Хованских-Ляпуновых, известному по монахине Ефросинье Старицкой, утопленной в реке Шексне за бунтарский и горделивый нрав. Участь такую ей назначил Иван Грозный, уличив в участии в заговоре против себя. Видимо, ненависть к царям у Фигнеров была уже в крови – не случайно Вера участвовала почти во всех покушениях на императора Александра II. Такой же пламенной страстью кипели и ее сестры. А вот мужская половина Фигнеров отличалась примерным послушанием – видимо, “вирус Ефросиньи” передавался избирательно только женщинам этого рода.
Еще Павел I за особые заслуги перед Отечеством пожаловал Самуилу Самуиловичу Фигнеру потомственное дворянство. Его сын Александр Фигнер был героем Отечественной войны 1812 года, а Николай Фигнер – отец будущей террористки, служивший лесничим в Казанской губернии, приходился ему близким родственником.
Лесничий отличался крутым нравом, мог за малейшую провинность жестоко наказать не только крепостных, но и собственных детей. Однако перед самодержавной властью раболепствовал. Два его сына – Петр и Николай – сумели сделать неплохую служебную карьеру. Первый был преуспевающим горным инженером на Урале, а второй сумел пробиться на императорскую сцену. Николай дружил с Чайковским, пел в Ясной Поляне для Льва Толстого, его концерты с удовольствием посещала царская семья.
Следует заметить, что в детстве маленькая Вера тоже с благоговейным трепетом относилась к царствующей особе. Как-то мать Екатерина Христофоровна прочитала детям старинный рассказ о том, как в Москву свозили со всей России красавиц, и из них государь выбирал себе невесту. Вера размечталась, что ее тоже повезут в столицу и царь выберет непременно ее, и она будет ходить вся в брильянтах и рубинах. Она еще ни разу не видела императора, а уже заочно была в него влюблена. Но от любви до ненависти – один шаг.
Поэма Некрасова “Саша” перевернула все ее существо. В 16-летней Саше, беззаботно и вольно до поры до времени живущей в сельской глуши среди таких же лугов и лесов, как и она сама, Вера увидела себя. Но решила – раз и навсегда – не повторять ошибок Саши и не верить ничьим словам, а лишь – поступкам. “Над этой поэмой я размышляла, как еще никогда в свою 15-летнюю жизнь мне не приходилось думать. Поэма учила, как жить, к чему стремиться. Согласовать слово с делом – вот чему учила поэма, требовать этого согласования от себя и от других – учила она. И это стало девизом моей жизни”, – вспоминала Вера Фигнер.
Надо заметить, что этому девизу она ни разу не изменила за свою долгую, почти 90-летнюю жизнь. Так же, как ни странно, – не изменила и основным заповедям Евангелия, хотя была убежденной атеисткой и террористкой. Вера Фигнер признавалась в автобиографии, что некоторые принципы Нового Завета – “как отдача себя всецело раз избранной цели – до сих пор сохранили в моих глазах великую ценность. Да и все другие высшие моральные ценности я получила из этой книги”. Снова дал о себе знать дух Ефросиньи?
В 1863 году, когда Вере было одиннадцать лет, она уехала из родного Никифорова в Казань, где поступила в Родионовский институт благородных девиц. Поначалу у нее не все клеилось и в учебе, и в поведении. Но, как она сама вспоминала, “преподаватели литературы, истории и географии так отличали меня от других, что я прекрасно понимала, что первое место должно принадлежать мне, и я решила его вернуть себе”. И что вы думаете? Да, она стала-таки лучшей ученицей – у Веры Фигнер слова уже тогда не расходились с делами.
Став старше, она с таким же усердием занималась на медицинском факультете в Цюрихском и Бернском университетах. Вера поставила цель – выучиться на врача, чтобы лечить простых крестьян, чем и занималась после возвращения в Россию в Самарской губернии. И если муж (ее, как и героиню поэмы “Саша”, сосватали за сына богатого соседа-помещика) мешает читать Бакунина и Лаврова, – надо отказаться от мужа.
Ради высокой идеи – идеи революции и общего народного счастья – Вера Фигнер могла не только отказаться от мужа, но и, наверное, его убить. О том, что она не испытывала никаких угрызений совести, участвуя в терактах, свидетельствует один любопытный философский спор, который у нее случился с “коллегой” – Борисом Савинковым – поклонником таланта Ницше и Достоевского. “Первый террорист XX века” (кстати, о Борисе Савинкове сейчас снимается фильм, в котором он сравнивается с Бен Ладеном) относился с большим пиететом к “легендарной революционерке” и считал за честь пообщаться с Верой Фигнер. Но рефлексии “Жоржа” (позже покончившего с собой в советской тюрьме) о тяжелом выборе человека, решающегося на “жестокое дело отнятия человеческой жизни”, не произвели на “королеву террора” никакого впечатления. Ответ был прост, как сама смерть: “Если берешь чужую жизнь – отдавай и свою легко и свободно”.
Вера Фигнер внушала странное уважение даже своим врагам. Когда ее поймали, чиновники выстроились вдоль стен, чтобы хоть одним глазком посмотреть на “ужасную цареубийцу”, пока преступницу вели показывать директору департамента полиции, министрам юстиции и внутренних дел, которых тоже раздирало любопытство, замешанное на мистическом страхе.
В Шлиссельбургской крепости арестантка провела 20 лет в одиночной камере. Для революционера это мировой рекорд, который удалось “побить” лишь Николаю Морозову – 23 года и Нельсону Манделе – 28 лет. Но Вера Фигнер “отмотала” свой срок на удивление легко и набросилась на свою старушку-мать с упреками, когда она вымолила у Александра III помилование. Гордая революционерка не хотела ни о чем просить царскую власть, которую считала своим кровным врагом. Еще из некрасовской “Саши” она знала о том, что “нужны столетия, и кровь, и борьба, чтоб человека создать из раба”. И была готова нести свой крест до конца, то есть сидеть в одиночке до конца своей жизни, лишь бы ни в чем не изменить своим идеалам.
Когда Вера Фигнер освободилась из заточения, все, кто раньше ее знал, были поражены ее видом. Она села в тюрьму 32-летней цветущей женщиной – такой же она и вышла из нее, как будто не было этих долгих 20 лет. Человека старят переживания и сомнения, которых Фигнер никогда не знала. И красота часто дается не тем, кто о ней страстно мечтает, а тому, кто ее ни в грош не ставит.
К.Михайловский, хорошо знавший Веру Николаевну, писал о ней так: “В чем состояла эта сила, это обаяние, которым она пользовалась, трудно сказать. Она была умна и красива, но не в одном уме тут было дело, а красота не играла большой роли в ее кругу; никаких специальных дарований у нее не было. Захватывала она своею цельностью, сквозившею в каждом ее слове, в каждом ее жесте: для нее не было колебаний и сомнений”.
Вера Фигнер была поселена в Архангельской губернии, через год переведена на родину в Казанскую губернию, а позже отпущена за границу.
Октябрь 1917 года она встречала уже в России, но социалистическую революцию не приняла, хотя в политику больше не лезла. Советская власть сделала из нее “большевистскую икону”, на которую молилось не одно поколение верных ленинцев и сталинцев. В 1926 году Совнарком СССР назначил пожизненные пенсии оставшимся в живых участникам террористического акта 1 марта 1881 года в размере 225 рублей в месяц (для сравнения – сельский врач получал тогда 30 рублей в месяц). Список состоял из девяти человек, и возглавляла его Вера Фигнер. После этого “историческая тетушка”, как ее называли близкие, прожила еще 16 лет, совсем чуть-чуть не дотянув до своего 90-летия.
“Правда” опубликовала некролог: “Имя Веры Николаевны Фигнер останется в истории России как имя одной из первых женщин, вышедших на борьбу с царизмом, с крепчайшим оплотом реакции в России и в других странах”.
В Казани при создании суворовского училища (в здании Родионовского института) у главного входа вывесили мемориальную доску в память о том, что здесь училась знаменитая революционерка.