(Окончание. Начало в номере за 20, 27 сентября.)
ЭТОТ литературный дневник Солженицын начал публиковать по частям в 1998-2001 гг. в журнале “Новый мир”, и многие страницы этого дневника за 1981-1985 гг. полны откликов о Сахарове. Александр Исаевич счел нужным изложить здесь даже свою версию биографии академика и мотивов его поведения. Писателю, как мы видим, крайне не нравится атеизм Сахарова. “В атеизме же – он прочен, тут он – верный наследник дореволюционной интеллигенции”.
Не разделяет Солженицын и сахаровскую концепцию прав человека. Эту правозащитную идеологию Солженицын называет даже одной из форм анархизма: “Надо же помнить и о целом, обязанностях каждого, о правах государства”. Но особенно возмущала писателя упорная защита Андреем Дмитриевичем права на эмиграцию как главного из всех прав человека; это и многим из нас было непонятно. “Да, – писал Солженицын в своем литературном дневнике в 1982 году, – сегодняшний Сахаров достаточно много видит в советской жизни, он не кабинетный удаленец. И – какую же вопиющую боль, какую страстную безотложную нужду он возносит правее и выше всех болей и нужд раздавленной, обескровленной, обеспамятненной и умирающей страны? Право дышать? Право есть? Право пить чистую воду, и не из колодцев прошлого века и не из отравленных рек? Право на здоровье? Рожать здоровых детей? Нет! Первейшим правом он объявляет право на эмиграцию! Это – сотрясательно, поразительно, это можно было бы считать какой-то дурной оговоркой – если бы Сахаров не произнес и не написал бы этого многажды”.
Сахаров, по мнению Солженицына, идеализирует Запад и совершенно не понимает национальных проблем России. “Развиваясь душевно и выстраивая всечеловеческие проекты, Сахаров доконечно выполняет свой долг перед демократическим движением, перед “правами человека”, перед еврейской эмиграцией, перед Западом – но не перед смертельно больной Россией. Многих истинных проблем России он не поднимает, не защищает так самозабвенно и горячо. Он показывает на высоком взносе возможности русской совести – но будущее наше он рисует безнационально, в атрофии сыновнего чувства. От нашего тела рожден замечательный, светлый человек, но весь порыв своей жертвы и подвига он ставит на службу – не собственно родине. Как и для всех февралистов, Сахарову достаточно свободы – а Россия там где-то поблекла. “Казалось бы, – заключает свои рассуждения автор мемуаров, – сколько объединяет нас с Сахаровым: ровесники, в одной стране; одновременно и бескомпромиссно встали против господствующей системы, вели одновременные бои и одновременно поносились улюлюкающей прессой; и оба звали не к революции, а к реформам. А разделила нас – Россия”.
Во второй половине 1985-го и в 1986 году положение Сахарова в ссылке ухудшилось, и 10-летие присуждения Нобелевской премии мира он встретил в больнице, куда был помещен в связи с очередной голодовкой. Врачи предупредили и руководство Академии наук, и органы КГБ, что состояние здоровья ссыльного академика вызывает у них серьезные опасения. Между тем в западных странах усиливалось общественное движение в защиту Сахарова. Михаил Горбачев поручил своим помощникам разобраться в “деле Сахарова”, но затем решил и сам вмешаться в ход событий. 14 декабря 1986 года в горьковской квартире академика неожиданно установили телефон. 15 декабря исчезла постоянно находившаяся возле квартиры охрана, а 16 декабря позвонил М.Горбачев, который сообщил Сахарову о прекращении его ссылки и о помиловании его жены Е.Боннэр, которая еще в 1984 году была осуждена на пять лет ссылки. “Возвращайтесь к патриотической работе”, – сказал Горбачев.
Сахаров вернулся в Москву 23 декабря 1986 года, и на Ярославском вокзале его встречали многие из правозащитников, представители Академии наук и более 200 иностранных корреспондентов. В коротком выступлении перед собравшимися Сахаров сказал, что он будет продолжать свою правозащитную деятельность и бороться за прекращение войны в Афганистане. Но Андрей Дмитриевич возобновил и свою научную деятельность, и его первое появление на одном из академических научных семинаров было встречено аплодисментами присутствующих.
Нет необходимости писать здесь о большой научной, общественной и правозащитной деятельности, которую Сахаров активно вел в 1987 и в 1988 годах. Он принял участие в создании Международного фонда за выживание и развитие человечества и был избран одним из директоров этой весьма благородной по замыслу, но громоздкой и неэффективной организации. Заседания фонда должны были происходить, согласно уставу, в СССР и в США поочередно, и в этой связи по решению Политбюро ЦК и Совета Министров СССР были сняты все прежние запреты на поездки Сахарова за границу. Андрей Дмитриевич сам не ожидал столь быстрого и положительного решения, которое было принято по просьбе академика Е.Велихова и под поручительство академика Ю.Харитона.
Летом 1988 года после продолжительной и энергичной массовой кампании в Советском Союзе было учреждено Межреспубликанское добровольное историко-просветительское общество “Мемориал”. Кроме оргкомитета этого общества путем опроса жителей разных городов прямо на улице был сформирован общественный совет “Мемориала”, в который по большинству голосов вошли 15 наиболее популярных тогда среди демократической общественности деятелей, включая Солженицына и Сахарова. Последний принял это известие как большую для себя честь, а писатель отказался от участия в работе “Мемориала”, прислав на этот счет вежливую, но категорическую телеграмму. “Мемориал” был первой организацией, от имени которой Сахаров был выдвинут кандидатом в народные депутаты СССР.
6 ноября 1988 года Сахаров впервые в своей жизни выехал за границу – в США. Он встречался здесь с Р.Рейганом, Дж.Бушем, Маргарет Тэтчер, даже с создателем американской водородной бомбы Эдвардом Теллером. В декабре 1988 года из американского города Ньютон Андрей Дмитриевич позвонил Солженицыну в Вермонт, чтобы поздравить его с 70-летием. Жена писателя, взяв трубку, сказала сначала, что Александр Исаевич никогда не подходит к телефону, но все же позвала мужа, и он взял трубку. Разговор коснулся и судьбы созданного в Союзе общества “Мемориал”, почетным председателем которого был избран Сахаров, но в совет которого отказался войти Солженицын. Однако доводы Солженицына не показались Сахарову убедительными. Он напомнил писателю, что тот глубоко обидел в “Теленке” как самого академика, так и его жену. “Она совсем не такой человек, каким вы ее изобразили”, – сказал Сахаров. “Хотел бы верить, что это не так”, – ответил после некоторого молчания Солженицын. Но Сахаров не счел эти слова достаточным извинением.
Больше эти два человека друг с другом не общались, хотя Сахаров, конечно же, подписывал любые обращения в защиту Солженицына – и о возвращении писателю советского гражданства, и о необходимости опубликовать “Архипелаг”.
Две утопии
ЕЩЕ в начале 1974 года американский журнал “Сатердей ревью” попросил Сахарова изложить свой прогноз на положение в мире, каким оно может стать через 50 лет – в 2024 году. Сахаров написал статью в мае 1974 года, и она была тогда же опубликована на английском, а в 1976 году вошла в сборник произведений Сахарова “О стране и мире”, который Валерий Чалидзе издал в Нью-Йорке. В 1988-1990 гг. эта статья часто публиковалась и в СССР.
Со времени написания статьи “Мир через полвека” прошло уже 27 лет, т.е. более половины срока. Интересно прочесть ее снова. Одно из предсказаний академика – создание не только всемирной телефонной и видеотелефонной, но также и всемирной информационной связи осуществляется даже быстрее, чем он думал, – в форме Интернета. Сахаров предполагал, что для создания такой всемирной информационной системы 50 лет недостаточно. Но другие предсказания Сахарова – разделение всей Земли на “рабочую территорию” в 30 млн. кв.км и “заповедную территорию” в 80 млн. кв.км, создание сверхгородов с многоэтажными домами-горами, с искусственным климатом и искусственным комфортом, с гигантскими автоматическими и полуавтоматическими заводами, с благополучными и чистыми пригородами, с “летающими городами” на искусственных спутниках, а также с подземными городами и т.д. – все это, кажется, никто и не думает осуществлять. Не происходит и превращения ООН в какое-то всемирное правительство, о создании которого мечтал Сахаров. Прочитав эту статью, Солженицын отозвался о ней как об “опасной утопии”. “Кому нужна, – писал Солженицын, – эта призрачная сверх-страна без ощутимого прошлого, во всяком случае без нашего прошлого?”
Но в том же 1974 году в “Письме вождям Советского Союза” Александр Исаевич изложил и свое видение будущего, если не всего мира, то России. Он предлагал отказаться от военного и космического бюджета страны, а на сэкономленные деньги “растопить” и “растеплить” российский Северо-Восток, в северные и восточные районы России писатель хотел бы перенести “центр государственного внимания, национальной деятельности, центр расселения и поисков молодых – с юга нашей страны и из Европы”. “Построение более чем половины государства на новом, свежем месте, – заявлял Солженицын, – позволяет нам не повторять губительных ошибок ХХ века – с промышленностью, с дорогами, с городами”. Города были особенно ненавистны писателю. В стране нужно строить лишь небольшие предприятия, но “с дробной и высокой технологией”. И даже сельское хозяйство можно создавать на севере (“с большими затратами, конечно”, – добавлял писатель). И здесь уже Сахаров оценивал проекты Солженицына как утопию и как “опасное мифотворчество”.
Еще через 15 лет, осенью 1989 года, уже в качестве народного депутата и одного из лидеров оппозиционной Межрегиональной депутатской группы Сахаров разработал в форме Конституции свой проект переустройства Советского Союза в Союз Советских Республик Европы и Азии. Он передал этот проект М.Горбачеву, который возглавил созданную Съездом народных депутатов Конституционную комиссию. Это произошло 27 ноября, т.е. всего за 17 дней до неожиданной и скоропостижной смерти Сахарова. Мы узнали об этом документе как о “Конституции Сахарова” только в начале 1990 года, когда его опубликовал московский журнал “Горизонт”. Это был утопический проект, основанный на идеях конвергенции, интернационализма, демократизма, идеализма и популярной среди физиков идеи Мирового правительства, которую защищал еще Альберт Эйнштейн. Сахаров пояснял, что он выступает за объединение всех людей на Земле, независимо от их расы, национальности и религии, от пола, возраста и социального положения, что он обращается не к нациям, а к людям.
Всего через несколько месяцев после “Конституции Сахарова” в советской печати был опубликован и проект конституционной реформы, который был разработан Солженицыным. Это был также утопический проект, но основанный на принципах русского национализма, патриотизма, умеренного авторитаризма и традиционного российского православия. Солженицын предлагал как можно быстрее распустить “покосившийся” Советский Союз и создать новое государство – “Российский Союз” в составе одних лишь славянских народов – русских, украинцев и белорусов, включая и российское население Казахстана. Лишь по необходимости в этот Союз могут войти и меньшие народы Поволжья, Сибири и Северного Кавказа, но “без обременения их государственными образованиями”, т.е. без автономий.
Эти проекты Сахарова и Солженицына нигде не рассматривались и не обсуждались, ибо их утопичность очевидна. Судьба Советского Союза и Российской Федерации складывалась в последние 12 лет не по Сахарову, но и не по Солженицыну.
Завершая работу над текстом своей нобелевской лекции “Мир, прогресс, права человека”, Сахаров написал: “Я защищаю космологическую гипотезу, согласно которой развитие Вселенной повторяется в основных своих чертах бесконечное число раз. При этом другие цивилизации, в том числе более “удачные”, должны существовать бесконечное число раз на “предыдущих” и “последующих” к нашему миру листах книги Вселенной. Но все это не должно умалить нашего священного стремления именно в этом мире, где мы, как вспышка во мраке, возникли на одно мгновение из черного небытия бессознательного существования материи, осуществить требования Разума и создать жизнь, достойную нас самих и смутно угадываемой нами Цели”. Эти слова были высечены на постаменте бюста Сахарова, который установлен в Московском международном университете.
Для Солженицына эта главная идея Сахарова была слишком материалистичной. И для него наша жизнь на Земле – это только миг, но она дана нам Творцом как испытание. Солженицын верил не только в Разум, но в Высший Разум, даже в Высшего Судию, который наставляет и охраняет наиболее достойных. Главное достоинство как человека, так и всего общества – это самоограничение и победа духа над бытием.
Можно принимать или не принимать эти идеи великого русского ученого и великого русского писателя. Но нельзя отрицать, что их деятельность и их идеи оставили заметный след в истории развития общественного сознания в нашей стране.