Смех из предмета роскоши превратился в предмет первой необходимости

С Новым годом, дорогие читатели! С новым смехом! Ровно год назад публикацией “Проотдыхавшиеся” была открыта эта рубрика. Как видите, по части отдыха ничего за этот срок не изменилось: новогодние каникулы по-прежнему продолжительны до утомления, а первомайские, садово-огородные, все так же огорчительно малы. Так что шутка: “В году 365 дней, но главное – пережить первые девять” ничуть не устарела. Календарных праздников даже прибавилось, а значит – и возможностей коротать их за телевизором. Ведь если Пушкин наше все, то ТВ – все остальное! А оно только и делает, что неустанно развлекает и смешит.

Потешные программы на ТВ давно уж составляют большинство: “Самое смешное видео”, “Голые и смешные”, “Смеяться разрешается”, “Смех с доставкой на дом”, “Смехоностальгия”, “И смех, и грех” и прочие смешарики. А в новогодний бездельный декадник “ящик” вообще сплошной смехотрон, в чем за эти дни мы успели убедиться. Смеяться он принуждает с раннего утра (“Смехопанорама”, “Шутка за шуткой”) до глубокой ночи (“Комеди Клаб” с ее фирменными остротами: “трусы с декольте”, “туалетная бумага Василий Теркин” и т.д.).

Как не вспомнить героя Шукшина из фильма “Печки-лавочки”: “Бывает, встанешь утром, еще даже не позавтракал, а уже смех берет. Креписся, креписся, ну никак! Иной раз вот так полдня и прохохочешь”. Он, конечно, ерничал перед попутчиком-профессором. А вот телебоссы, похоже, вполне серьезно считают, что человек по ту сторону экрана и часа не проживет, чтоб не заржать и не залиться. Смех, конечно, очищает, оздоровляет и даже продлевает жизнь. По Далю он “гласное проявление в человеке чувства веселости, взрыв веселого расположения духа”. Но есть смех и без причины, а он сами знаете признак чего.

Глядя на хохочущих до обнажения коренных зубов зрителей на концертах “Аншлага” и “Кривого зеркала”, начинаешь сомневаться, что это “живая” запись, а не ловко скроенный монтаж. Ну не может нормальный человек покатываться со смеху от набивших оскомину скетчей и пронафталиненных острот! Застой в цехе юмористов-сатириков не чета пресловутому брежневскому. На всех каналах одно и то же: писатель Альтов с мрачным выражением лица читает старые рассказы о парадоксах советского прошлого, Задорнов талдычит про “тупых американцев” и сам же задорней всех смеется, умилительный Маменко пересказывает “бородатые” анекдоты, вычитанные из многотиражных сборников. Арканов в сотый раз про Гондурас (он еще про него и поет), Винокур – про любимую тещеньку, Петросян – про гинеколога со стоматологом. Как говорится, шутки плохи!

Моя родственница, приезжающая из США, всякий раз изумляется: “Ба, знакомые все лица! В Штатах у юмористов век короток – два-три года, потом приходят другие”. У нас не Штаты, мы на одних и тех же, любимых, увы, обречены. И где их, новых, взять? Обойма сатириков полна, да патроны-то “холостые”. Вот и приходится телевидению бесконечно клонировать развлекательные программы типа “Измайловского парка”, “Юрмалы”, “Субботних вечеров”, давнишних юбилейных встреч, капустников, концертов. У Ильфа с Петровым есть фраза: “Без перерыва гремят фокстроты. И не в том беда, что фокстроты, а в том, что беспрерывно”.

Когда-то они сокрушались: “Юмор – очень ценный металл, а наши прииски уже опустошены”. Нынешние “смехачи” в оценке собственных приисков не столь самокритичны и продолжают разрабатывать их с усердием пчелы, хотя давно уж выдают на-гора пустую породу. Самое огорчительное, что публика с этим смирилась, с одинаковым восторгом принимая и солдафонские шутки Дробатенко, и плоскословие Измайлова, и пошлости Шифрина. Причем, чем ниже пояса юмор, тем громче смех. Не зря считают, что юмор бывает блестящим и матовым – последний доходчивее! Закрадывается подозрение, что ни авторы, ни те, кто их озвучивает, не читали ни Зощенко, ни Аверченко, ни Булгакова, ни Бабеля. Пипл хавает, бабки капают и ладно.

Чего стоит недавний живописно-музыкальный перл того же Задорнова. Шедевры русских художников, проецируемые на задник, он сопроводил современными шлягерами: “Боярыню Морозову” Сурикова – хитом из фильма “Чародеи”: “И уносят меня, и уносят меня в звенящую, снежную даль…”, “Утро стрелецкой казни” – залихватским рефреном Верки Сердючки: “Все будет хорошо! Все будет хорошо!” Товарищ не понимает, что с таким игриво-глумливым номером в прежние времена его бы в провинциальный дом культуры на порог не пустили. Стремление артистов любой ценой “положить зал” порой напоминает экстремистский гринписовский девиз: убей бобра, спаси дерево! Господа сатирики, не стоит сценическое пространство превращать в “циническое”, есть вещи, над которыми смеяться, право же, грешно!

Помню, как заразительно, до слез хохотали над миниатюрой в исполнении Хазанова на театральном бенефисе корифеи Смоктуновский, Савина, Ефремов – чуть со стульев на сцене не валились! Так искренно, от всей души люди смеялись над поэтическими пародиями Иванова, “нетленками” Жванецкого, народными байками Евдокимова, комическими абракадабрами Полунина. Настоящие мастера жанра не провоцировали зрителя ни прысканье и гоготанье, они вступали с ним в некий телепатический контакт, вовлекая в свой индивидуальный творческий процесс. Смех был для них не снисходительным поощрением пресыщенного зала, а единственной наградой, о которой пела Пугачева в “Арлекино”.

Конечно, требования к жанру изменились. Сейчас даже протухший анекдот, рассказанный со сцены популярным артистом разговорного жанра, вызовет у сидящих в зрительном зале больше эмоций, чем дюжина интермедий великого Райкина. Юмор утратил былую злободневность, публицистичность, адресный посыл, сегодня он заквашен на игре слов, фривольных двусмысленностях, лексической эквилибристике, пустопорожнем зубоскальстве. Формула его эмоционального воздействия на человека проста, как дважды два: услышал, гоготнул, забыл! Как там, у Высоцкого, про обитателей созвездия Тау-кита: “Слов немного, и строй буржуазный, и юмор у них безобразный”? Начинающим артистам своего театра Хазанов не устает повторять слова Гоголя: “Сцена – это кафедра”. А с кафедры пристало звучать осмысленным текстам, но не хамоватому, разнузданному рэпу. Неподражаемый клоун Полунин, который в России нынче редкий гость – гастролирует больше по зарубежью, признался, что причина этого не только в валютных гонорарах, но и в качестве зрительского смеха.

И уж вовсе не смешно, когда видишь откровенные заискивания перед невзыскательной публикой мастистых театральных режиссеров. Известно, что первое представление чеховской “Чайки” в Александринском театре в 1896 году закончилось полным провалом. Как утверждают театроведы, для этого было достаточно причин, включая режиссуру, постановку, актерскую игру. Но главная, по их мнению, заключалась в афише и программке, где пьеса называлась комедией. Вот публика и ждала смешного, усматривая его в каждом слове и действе актеров. “Люди, львы, орлы и куропатки…”, – начинала Нина (Комиссаржевская), а зал встречал это неудер-жимым смехом! На вопрос Аркадиной: “Серой пахнет! Это так нужно?” – снова гомерический хохот. Весело настроенную публику было невозможно остановить! В записной книжке огорченный Чехов пометил: “Сцена станет искусством лишь в будущем. А теперь же она лишь борьба за будущее”.

И вот это будущее настало! Намедни посмотрел на “России К” чеховского “Дядю Ваню” с Максаковой и Маковецким и будто ощутил тот самый запах серы. Дьяволиада какая-то! Войницкий с обручем для хула-хупа в руках, Астров, во время монолога выделывающий ногами брейк-данс, возлежащая на полу в позе скучающей гетеры Елена Андреевна. Что тут скажешь – таково видение пьесы режиссером. Рекомендации автора: “Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как в жизни. Люди обедают, только обедают. А в это время слагается их счастье, и разбиваются их жизни” – ему, как видно, не указ.

Впрочем, не один Антон Павлович стал жертвой авангардистской интерпретации классической драматургии. Стоит вспомнить размахивающего маузером Несчастливцева в “Лесе” Островского или другого его героя, катающегося по сцене на велосипеде. В “Женитьбе” Гоголя (Ленком) актеры поют хором, танцуют, несут отсебятину. И все для того только, чтобы вызвать одобрительное хихиканье в зале! Хотя гоголевский текст сам по себе – куда больший повод для смеха, чем все эти дивертисменты вместе взятые. Реплика Яичницы чего стоит: “А невесте скажи, что она подлец”! Жаль было смотреть на Олега Янковского в нелепо-гротесковом образе одного из женихов – ведь это были его последние выходы на сцену за считаные дни до смерти…

По количеству телевизионного смеха на душу населения мы, безусловно, впереди планеты всей. Наш телезритель напоминает героя романа Гюго “Человек, который смеется”. Правда, Гуинплену невероятным усилием воли на короткое время удавалось согнать гримасу смеха с лица, прежде чем его рот снова расплывался до ушей. Потребителям же “фабрик смеха” и “юморин” не удается даже этого. Поистине, люди хотят хорошей жизни, а им все время устраивают веселую.

Кто-то из публицистов усмотрел в невиданной ранее эскалации смехотворчества некую тайную государственную доктрину: неустанно веселить и развлекать россиянина, тем самым отвлекая его от насущных политических, экономических и социальных проблем (в холодильнике негусто, зато в “ящике” смешно!). Когда народ смеется, а еще лучше – ржет, жизнь кажется ему прекрасной, как утверждает одноименное телешоу. Ну, а если какой-то реалист-пессимист хохотать не хочет, за него “фанера” захохочет. Не зря у нас ситкомы в такой моде. Представьте, как нелепо выглядели бы без дружных взрывов искусственного гогота “веселушки” из “Прожекторперисхилтона” или “Девчат”?

Впрочем, я вовсе не хочу капать дегтем в бочку праздничного меда. Как справедливо полагает кинорежиссер Алла Сурикова, ржачка в телевизоре все же лучше, чем убийства, насилие, кровь. Вот и Карл Маркс считал, что человечество должно весело расставаться со своим прошлым. Последуем же его завету и весело расстанемся хотя бы с прошлым годом (Смехофонограмма)!