Сегодня на личность, как никогда раньше, влияет наличность
Скульптура Мухиной “Рабочий и колхозница”, с тех пор как я впервые увидел ее в титрах киностудии “Мосфильм”, была для меня обобщенным символом СССР: мужчина с молотом – рабочий класс, женщина с серпом – колхозное крестьянство. Для полноты социальной картины общества в нем недоставало мелочи – “прослойки” в лице интеллигенции. У меня даже возникало подозрение: может, развевающийся между рабочим и колхозницей флер она и есть?
Символ сегодняшней страны выглядел бы иначе. Поскольку колхозного крестьянства нет, а рабочий позицию гегемона уступил правящему классу и обслуживающему его бомонду, другой представляется и расстановка фигур на пьедестале. Вместо рабочего, скажем, олигарх с пачкой долларовых купюр в руке, вместо колхозницы – светская львица с бокалом. А если что-то между ними и вьется, так это дымок от костра с поляны “Дома-2” – на мой взгляд, вполне приличествующий современной “прослойке” образ.
Для меня эталоном русской интеллигенции всегда были декабристы: аристократы с четкой гражданской позицией, воины, мученики-каторжане. Из современников – Дмитрий Сергеевич Лихачев: ученый, просветитель и тоже каторжанин. Из людей лично знакомых – физик Семен Александрович Альтшулер, с которым мы встречались на всех значимых событиях культурной жизни Казани, будь то вернисаж, концерт, театральная премьера. И, конечно же, учительница литературы казан-ской средней школы №1 Нина Николаевна Делюсто, во многом предопределившая выбор моей будущей профессии.
Помню, однажды в школе погас свет, и чтобы не пропал урок, она в кромешной темноте стала пересказывать нам новеллу Мопассана “Ожерелье”. Там жена скромного чиновника, отправляясь на званый вечер в министерство, одолжила у богатой подруги бриллиантовое ожерелье, которое после бала потеряла. Чтобы вернуть украшение, муж купил точно такое же у ювелира за 36 тысяч франков – ради этого пришлось потратить родительское наследство и залезть в долги. На их выплату ушло десять лет жизни: супруги работали, как проклятые, отказывали себе во всем, вконец обнищали. А когда расплатились, выяснилось, что утерянное колье было фальшивым и стоило всего несколько сот франков! Эта история меня потрясла. С тех пор представление об интеллигентности, которую воплощала учительница, в моем сознании прочно увязалось с порядочностью, жертвенностью, честностью и честью.
В последнее время я часто вспоминаю этот сюжет. Нас окружают такие же фальшивые, как то злополучное ожерелье, ценности, насаждаемые кино- и телеэкраном, сценой, эстрадой, печатной и живописной продукцией. Разница лишь в том, что мы не обманываемся на их счет, как несчастные герои Мопассана, и знаем им истинную цену.
Как знают ее и сами творцы этих культуртрегерских стразов, что, впрочем, не мешает им безбедно жить и неприлично богатеть. Достаточно глянуть на них, респектабельных и “шоколадных”, на светских раутах, премьерах, презентациях, фуршетах! Ни дать ни взять пушкинские богатыри: “все красавцы удалые, великаны молодые, все равны, как на подбор”. Как равны и их, без намека на индивидуальность и самобытность, фильмы, телесериалы, “авангардистские” театральные постановки, скульптуры, шлягеры – жалкие пародии шедевров, созданных не в столь отдаленном прошлом не обласканными, гонимыми властью и еле сводящими концы с концами коллегами. Настоящие творческие удачи, национальные прорывы, истинные “нетленки” легко по пальцам перечесть. Сплошь “ужастики”, “стрелялки” по голливудским матрицам, дешевая дамская детективщина, сериальная развесистая клюква типа “Ефросиньи”, “Сватов” и “Братанов”, старые песни о главном, ремейки, ситкомы и прочее и прочее…
Золотой телец испортил нынешнюю интеллигенцию так же, как советского человека, по Булгакову, квартирный вопрос. Не случайно лицом петросяновского “Кривого зеркала” стали “Новые русские бабки” (“бабки” в смысле “бабло”). И когда бард Трофимов сетует: “Бьюсь, как рыба, а денег не надыбал!”, не верьте – еще как надыбал! И не он один. Ведь культивируемое ими попсоидно-гламурное “искусство” превратилось в весьма прибыльный бизнес. Потрафить невзыскательной публике, прикинуться пред ней запанибрата – и успех в кармане. Не зря же Вайкуле на потребу ей запела про “понты”, а Лолита: “Отвали! Знаешь, нет любви!” Уж если стареющие эстрадные матроны позволяют себе такое, чего ждать от тех, кто помоложе? “Бьет волна, а мне не больно, а мне прикольно!”, “Не жалею, не зову, не плачу, жру шашлык и коньячок хреначу”…
Интеллигенция на то и существует, чтобы придать обществу смысл. Она традиционно являлась властительницей умов и дум. Вышеупомянутые сливки российской эстрады тоже в какой-то степени властители, если не умов, то вкусов. Правда, вкусы эти весьма специфичные: многобрачие, адюль-тер, публичные семейные разборки, родственный киднеппинг, пристрастие к “денежным мешкам”.
По выражению любимого мною Станислава Ежи Леца: “Интеллигенция – это слой, который предохраняет от хамства”. Наш отечественный слой, увы, от хамства не предохраняет, скорее, его активно культивирует. Редкий представитель так называемой
интеллигентщины, особенно из молодых, вещая на камеру, обходится без “бипов”. Порой в эту степь заносит и мэтров. Армен Джигарханян, рассуждая в одном из интервью о постулате Ницше “искусство нам дано, чтоб не умереть от истины”, не гнушается выражениями: “голожопый”, “я бы схватил его за пипиську” и т.д. Ему-то, признанному мастеру экрана и сцены, интеллектуалу, зачем опускаться до лексической фамильярности и стеба?
Чувства меры, сдерживающего начало нравственной деградации личности, недостает многим так называемым мастерам культуры. Когда пародист Галкин с аффектацией инфантильного подростка расписывает достоинства своего замка в поселке Грязь с его колизеем, амфитеатром, гаргульями и донжонами, вспоминается фраза Фаины Раневской: “Мне всегда было непонятно – люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства”. Наивная! У нас давно уже никого не смущает, что быть настолько богатым в столь бедной стране – аморально.
Анатолий Рыбаков в романе “Страх” приводит зловещую сталинскую мысль: “Чтобы подчинить народ, надо или уничтожить, или купить его интеллигенцию. Правильнее: одну часть уничтожить, другую купить и держать в страхе”. Слава богу, нынешней эти ужасы не грозят, и в страхе ее никто не держит. А вот насчет “купить” – и сейчас аксиома. Купля-продажа стала таким же двигателем эстрады, кино, театра и ТВ, как и хоккея, футбола, баскетбола. Годовые суммарные доходы сегодняшних “звезд”, их концертные тарифы и корпоративные гонорары напоминают биржевые сводки и уступают лишь декларациям высших чиновников…
Мы и не заметили, как на смену соцреализму в искусство пришло совсем иное направление – тотальный конформизм. “Гражданские сумерки”, по выражению Евтушенко. Как иначе расценить публичное покаяние актрисы Лии Ахеджаковой, которая после встречи творческой интеллигенции с Путиным в Санкт-Петербурге корила себя за то, что промолчала, не поддержала Шевчука, вступившего с главой Правительства в принципиальный диалог. Упустила такой шанс донести до власти в лице премьера глас интеллигенции, рассказать, что на самом деле творится в стране! И все из-за того, что пообещала какому-то чиновнику молчать, как рыба? А ведь в октябре 1993-го она на пару с Гайдаром в прямом телеэфире призывала москвичей выйти на защиту телецентра “Останкино”, который штурмовали макашовцы. Что же вы так оробели, Лия Меджидовна, куда подевалась ваша гражданская отвага? А может, нечего сказать? Что может знать “прослоечная знать” о реальной жизни отчужденного от нее народа?
“Не утеряй лица своего”, – писал Рылеев жене перед казнью. Сегодня эта заповедь кажется анахронизмом – сейчас в цене не личность, а наличность! Видя, как народная артистка Тамара Семина втюхивает в большинстве своем беззубому телевизионному электорату фиксирующий крем “Корега”, с душевной болью вспоминаешь ее Катюшу Маслову (“Воскресение”), Наташу (“Два Федора”), Олю Трегубову (“Время, вперед!”). Какие яркие, возвышенные образы! И сколь жалка и унизительна нынешняя “роль” экранной любимицы. Зато теперь, исходя из рекламного слогана, “она может есть все, что хочет, и наслаждаться вкусом”.
Известно, как бедствовали в лихие 90-е годы Георгий Юматов, Маргарита Володина, Борис Новиков, Владимир Ивашов… Нищенствовали, умирали в забвении, но черту, разделявшую любовь народа от его презрения, не преступили, деля вместе с ним свалившиеся на голову несчастья. Конечно, вышедшим в тираж кумирам надо как-то жить. Но что заставляет вполне востребованных актеров Яковлеву и Пореченкова рекламировать стиральные порошки и кисломолочные продукты? Поистине, как много надо, когда у тебя все есть! Неужто не боятся, что, когда выпадет им звездная классическая роль, зритель может в нее и не поверить: в его памяти они останутся все теми же назойливыми коммивояжерами “Лоска” или “Актимеля”.
Не удивительно, что, когда в затылок друг другу ушли выдающиеся старики Ульянов и Лавров, а позже – нестарый, в общем-то, Янковский, стало очевидным: зияющую брешь в национальной культуре заполнить будет трудно. Великие, увы, уходят чаще, чем возникают новые таланты. Тенденция особенно заметна в наши дни. Складывается впечатление, что вся российская культура уместилась в рамках единственного одноименного телеканала, созданного когда-то министром культуры Швыдким. Кстати, многие ли сегодня навскидку назовут фамилию нынешнего министра? При чем здесь, скажете, министр? Правильно, министр ни при чем. Слышал ли кто-нибудь о министре культуры в эпоху Шекспира?