Целый век почти прошел. А Анна Филиппова стала первым потомком священнической фамилии, которая нашла силы приехать в Елабугу после разыгравшейся здесь в 1918 году семейной трагедии. История ее семьи меня поразила: она и поучительна, и печальна, и светла, и, как зеркало, отразила все драмы бурного XX века… Сама Анна Сергеевна жалеет сейчас лишь об одном: не так много известно о близких, как хотелось бы, и время уже упущено – тех, кого можно было расспросить, давно нет в живых. И я прекрасно ее понимаю. Думаю порой: почему, пока живы были мои бабушка и дедушка, не интересовалась прошлым, не составила родословное древо, не спрашивала о родственниках, живущих далеко? Не отмахивайтесь от стариковских рассказов, слышанных по сто раз и таких надоевших – память человеческая коротка, а записанные на бумагу, они станут ценным архивом и знаком благодарности тем, кто жил, любил, горевал и смеялся десятки лет назад, и чья кровь пульсирует сейчас в нас.

“Что ты делаешь, у тебя дети!”

С Анной Сергеевной мы беседуем в гостинице, где она остановилась в этот свой первый приезд. Каждый день женщина ходила на старинное Троицкое кладбище и искала могилу деда. На этот раз безуспешно.

Дед Анны Филипповой, блистательный проповедник, настоятель Спасского собора Павел Александрович Дернов и три его сына были расстреляны в Елабуге в 1918 году. В данный момент рассматривается вопрос о причислении протоиерея к лику святых. Семейная история хранит и другие имена. Родной брат Павла, Александр Дернов, был последним заведующим придворным духовенством, настоятелем санкт-петербургского Петропавловского крепостного собора, духовником особ императорской фамилии, честнейшим пастырем, как о нем отзывались современники. Но его ветвь прервалась совсем, не оставив потомков.

Тяга к корням проявляется обычно в зрелые годы. И теперь Анна все чаще размышляет о судьбе своей семьи и пока не находит ответа на мучающий ее вопрос: почему жизнь так жестоко обошлась с людьми, ведшими праведный образ жизни?

И дед, и его супруга-красавица, выпускница Епархиального училища Анна Аркадьевна (мою собеседницу назвали в честь нее) происходили из церковных семей. Отец Анны был дьяконом в Елабуге. Отец Павла более 50 лет служил в церкви в Вятской губернии. 14 детей он воспитывал один, рано став вдовцом.

Павел Дернов выучился в Казанской духовной академии и попал в Елабугу, где был законоучителем женской гимназии, настоятелем Спасского собора, главного в Елабуге. Здесь же женился. Рассказы характеризуют Павла как человека очень разностороннего. Так, он возглавлял Елабужское братство трезвости, устраивал столовую для бедных, собирал разные забавные случаи из жизни духовенства, интересовался своей родословной (по церковным книгам восстановил имена предков до шестого колена), занимался садоводством. Был прекрасным оратором – говорили, что у него дар слова, несколько проповедей нашли впоследствии в Публичной библиотеке в Санкт-Петербурге. А еще был гомеопатом-любителем, относился к этому с полной серьезностью и бесплатно лечил людей, к нему приходящих, все больше крестьян, пользовался авторитетом как врач. “Когда лекарства стало добывать трудно – то есть во время войны 1914 года, и они стали очень дороги, папа принужден был брать за них. И как ему стыдно было говорить больному: “Двадцать копеек надо!” – вспоминала дочь Варвара.

Порой образ человека могут ярко высветить отдельные слова или поступки. Как-то Павел гулял с дочерью. Видят – на дороге лежат потерянные кем-то деньги. Отец пошевелил их тростью и сказал, что деньги нельзя подбирать: “Тот, кто потерял, вернется и возьмет”. Еще он с презрением относился к суевериям и само это слово произносил с особенной интонацией.

Это была обычная семья духовного сословия, где строго соблюдались посты, по субботам непременно ходили ко всенощной, а в воскресенье – к обедне, вспоминала Варвара.

“Семья была большая, все Дерновы были красивыми, особенно Варя, добрые, веселые. Весь дом был очень уютным, светлым, теплым… Эта семья вызывала восхищение и уважение”, – такими они запомнились горожанам. Родители очень любили друг друга и никогда не ссорились. При Павле Александровиче нельзя было даже сказать слово “дурак”. Эту миролюбивость унаследовали и дети.

Революция в семье вызвала смущение, негодование. “Было беспокойно, по улицам ходили солдаты, иной раз баловались стрельбой. Папа в гневе как-то сделал такому солдату замечание”, – писала Варвара.

В начале 1918 года патриарх Тихон издал свое знаменитое Воззвание с анафемой тем, кто по рождению принадлежит к христианской церкви, но ныне чинит кровавые расправы. В это же время был убит митрополит Киевский Владимир – первый российский новомученик в архиерейском сане. Не менее ожесточенно действовали сторонники монархии…

Обращение патриарха необходимо было довести до верующих. В Елабуге эту миссию местное духовенство возложило на Дернова, и Павел Александрович согласился. О том, что было накануне трагического дня, пишет Варвара: “Хорошо помню бурный разговор между папой и мамой вечером. Говорила очень взволнованно мама: “Что ты делаешь, у тебя дети!” Что отвечал отец, я не знаю. Он уже решил для себя, принял на себя это обязательство. И, вероятно, не сомневался, что последует расплата”.

Нужно ли в какой-то момент своей жизни лезть на рожон, выполнить долг или сохранить эту самую жизнь – никто за человека не решит. Павел провел то торжественное служение в соборе, произнес проповедь в защиту храмов. По городу прошел крестный ход. А на следующий день в Елабугу вошли части Красной Армии. Ночью в доме провели обыск. Отца забрали, мальчиков тоже. Больше родные их живыми не видели. Павла расстреляли наутро, узнав об этом, мальчики кричали и возмущались, и их тогда тоже расстреляли. Борису было 20 лет, Григорию 18, Семену – 17… Узнав о несчастье, мать воскликнула: “Да будет воля Твоя!” Думается, именно такое отношение помогло женщине не только не лишиться разума, но и просто физически выжить. Это событие в маленьком тихом доселе городке вызвало, конечно, шок. Похоронили священника вместе с сыновьями в кирпичном склепе.

Повесть о мужестве

Анна Аркадьевна осталась без средств к существованию с двумя детьми – 11-летней Варей и 4-летним Сережей, будущим отцом моей собеседницы. Бежать с белыми женщина решительно отказалась. Через некоторое время она перебралась в Санкт-Петербург, где жили родственники. У Анны Аркадьевны были умелые руки, что порой и спасало от голода – она шила, вязала, брала одежду в починку. А ее выкройка платья еще долго служила дочери – по ней Варвара даже шила платья своим дочерям много лет спустя… Еще бабушка пекла замечательные пироги, до сих пор в семье стряпают по ее рецептам.

Анна Аркадьевна вырастила двоих своих оставшихся живыми детей достойными людьми. Варвара связала свою жизнь с музыкой, стала профессором Алма-Атинской консерватории. У нее было много учеников, которые разъехались по всему миру. Сергей был педагогом, директором одной из ленинградских школ. Узнавая историю его жизни, думаешь: ну как человек может такое вынести?

Сначала душевная травма, полученная в раннем детстве. Он никогда не говорил о том, что пережил в Елабуге. А во время службы в армии на Дальнем Востоке получил жесточайшее увечье. Кто-то налил в чайник электролит, и, вернувшись с учений, Сергей, хлебнул оттуда “водички”… После этого начались скитания по госпиталям, которые продолжались и с наступлением Великой Отечественной войны. Обожженный пищевод сжался полностью, есть было невозможно. Врачи пытались поставить искусственный пищевод, овечий или свиной, но он не прижился – хорошо, что свой не удалили. Года два организм подпитывали через зонд напрямую в желудок. Но потом доктора нашли способ – к кончику китового уса прикрепляли горошинку, сначала миллиметровую, потом все крупнее и крупнее, и “прочищали” пищевод. В итоге Сергей смог питаться сам, но при любой нервной нагрузке, переживании снова зажимало намертво и приходилось идти в больницу.

С матерью Сергей больше не увиделся. Анна Аркадьевна умерла в 1942 году в блокаду. Он женился, живя в Сибири, а после войны поехал с женой в Ленинград. Там появились на свет дочь Анна и сын Дмитрий. Отец работал с утра до позднего вечера.

 – Мы его видели только в выходные, он просто тихо отсиживался дома, потому что надо было передохнуть и тянуть лямку дальше, – рассказывает Анна Сергеевна. – Денег нам хватало только на еду. У папы всегда был единственный костюм, в котором он ходил всюду, когда изнашивался, это была беда – денег на новый костюм не хватало.

Помогали тетушки – дочери упомянутого в начале статьи Александра Дернова. Этот священник сделал блестящую карьеру, но при всем этом богатства никакого не имел. Двое его сыновей-красавцев рано погибли, остались четыре дочери. Одна из них отсидела в лагерях, замужем из всех была только младшая. Она тайно обвенчалась со своим двоюродным братом, детей заводить они боялись из-за близкого родства, а вскоре муж и вовсе умер. Так что жили одинокие дамы все вместе до глубокой старости. Все, что было в доме, раздавали, даже на свои копеечные пенсии старались угостить чем-то приходящих. Почему они не выходили замуж? Вопрос есть –  ответа нет. И эта веточка осталась в истории, не дав потомков…

Анна Сергеевна стала, как и ее родители, педагогом, преподавала русский язык и литературу. У них с мужем родилось двое детей: сын – физик, работает сейчас в Бразилии, дочь – социолог, живет в Санкт-Петербурге.

О прошлом семьи начали говорить только в середине 1970 годов, когда Варвара Павловна написала мемуары. До этого – ни слова. Теперь, к сожалению, и спрашивать уже не у кого, снова сетует Анна:

– У родных сохранилось огромное количество старинных фотоальбомов. Вот как рыбак из анекдота можно, раскинув руки, показывать размер стопки альбомов. И в них фотографии, фотографии… Но кто все эти люди? Хоть бы одна надпись была! Поэтому я решила, что все свои фотографии как-нибудь разберу и подпишу, чтобы дети не терялись в догадках.

И от судьбы защиты нет?

Несколько лет назад, когда начали серьезно заниматься историей семьи, стали происходить удивительные события, делится Анна Сергеевна:

– Брат стоит в мастерской, чтобы какую-то ерунду отдать в ремонт, ему там выписывают квитанцию и спрашивают фамилию. Женщина, стоявшая позади, дергает его за рукав и говорит: вы к Александру Александровичу Дернову отношения не имеете? Выясняется, что эта женщина – прихожанка одной из питерских церквей и занимается историей Александра Дернова. После этого приятель брата, церковный человек, посоветовал подать прошение о причислении нашего деда Павла к лику святых. Я не очень на это обратила внимание, мы люди не церковные в прямом смысле слова. А брат написал письмо в Вятку – там был центр епархии, они начали “раскапывать” эту историю. Связались с Елабугой, нашли много интересного в архивах.

Главное, для чего Анна приехала в Елабугу, – найти могилу деда и привести ее в порядок.

– У меня была внутренняя убежденность, что я ее найду, ведь это был кирпичный склеп, и должно же хоть что-то сохраниться. Но время упущено, а вот попробуй достань локоток. Может быть, какое-то чутье подскажет, где именно искать. За то, что могилы этой нет, совесть меня мучает.

Рук Анна Сергеевна не опускает. Если не будет найдено точное место захоронения, определят хотя бы приблизительное и установят крест.

Дома, в котором жила семья до революции, тоже уже нет. Анна испытала на земле предков разные чувства.

– В первый момент, конечно, была растерянность, неуверенность, но после нескольких шагов я почувствовала себя дома. Уютно мне здесь. А на звон-концерте (Анна Филиппова была в Елабуге во время фестиваля колокольного искусства. – М.С.), когда начался звон в память деда, у меня случилась истерика! Я человек достаточно спокойный и прилюдно эмоции никогда не выражаю. А тут я просто рыдала, даже не помню, когда в последний раз так плакала. Мне говорят: ну что вы так расстроились? А я даже не расстроилась. Наверное, выходили эти годы, когда нельзя было говорить, вспоминать, когда нельзя было сделать ничего.

Из отдельных фрагментов складываются в сознании Анны Сергеевны характеры ее близких, которых она никогда не видела. Больше всего удивляют поступки и отношение к жизни бабушки. Ведь Анна Аркадьевна была, по всей видимости, очень сильной женщиной. Похоронить мужа и троих старших мальчиков – а они удивительные были, это видно по лицам на фотографиях! – и выжить, и не озлобиться, и не проклинать никого.

Хотя суровой она стала. И до смерти ходила только в черном. Когда в блокадном Ленинграде голодали (и дочь Варвара, и две маленькие внучки), зашла соседка и сказала: “Уж лучше бы сдали нас!”, Анна Аркадьевна приподнялась с кровати и твердо ответила: “Ну уж нет!” Внучкам она привила уважение к хлебу, к пище. Они вспоминали потом: “В блокаду молились Богу: “Отче наш… хлеб наш насущный дай нам на каждый день!” Эти слова были полны для нас глубокого смысла. И вот однажды мы забыли помолиться, и тут же остановился хлебозавод, в него попала бомба. Мы поняли: это потому, что мы забыли помолиться”.

А еще – бусы. Эти тяжелые старые бусы хранятся сейчас у Анны Сергеевны. Она их надевает только по особым случаям и вот – привезла в Елабугу. Это украшение Анна Аркадьевна передала сыну Сергею для его будущей жены задолго до его знакомства с этой самой будущей супругой, которую так и не увидела никогда.

– Вы понимаете – неизвестно, кто это будет, неизвестно какая, но точное убеждение, что достойная! Этот факт меня потрясает всю жизнь – у самой взрослый сын, и я себя спрашиваю – готова ли я вот так отнестись…

Революция, война, репрессии – все отразилось на этой семье. Хотя не только же были беды, оговаривается Анна Сергеевна. Были и радости, и любовь. И все-таки вопрос “Почему так случилось со священническим родом?”, не дает Анне покоя. Ее тетка Варвара еще в 70-х написала: “Они были обречены. Мальчики после смерти отца непременно пошли бы в Белую Армию. И непременно омочили бы руки в крови. А может быть, потеряли бы человеческое, духовное, стали бы убийцами. Они умерли чистыми… Мы должны были погибнуть на берегах этого неизмеримого разлива. И гибли тут и достойные, и недостойные, и враги, и не враги. И никто не мог решить, кого можно спасти, а кого убить, уничтожить, сделать так, чтобы он не мог вредить в будущем. И какое оно должно было быть, это будущее – тоже никто не знал”.

Но Анна ищет свой собственный ответ на этот вопрос. Просто так он не дается, ведь столько лет все было в забвении. Чтобы получить ответ, необходимо “сдвинуть эту махину лет”, а для этого опять-таки нужно время…

В конце концов, это является ответом на глобальный вопрос, над которым, наверное, задумывались все, – предопределена судьба человека или же он творит ее своими руками? На это тоже у каждого свой ответ. А вот немецкий философ Гумбольдт сказал: “Несомненно, важнее, как человек воспринимает судьбу, нежели – какова она на самом деле”. И важно помнить: даже если у тебя нет ничего – у тебя есть жизнь, в которой есть все.