“Много лигент и таин хранит эта башня, пишет журнал “Наука и жисть”. Например, такую. Однажды Вова решил пожениться на Свете. У нее рыжий цвет волос, есть пирсинг на брове. И вдруг на бал забежали гламурные молодые парни. Принцесса сразу поняла, что один из них – это ее судьба. И послали они Машеньку в лес за гребами. Там золотая рыбка сказала: “Што хочешь, все зделаю. Упоковка безплатно”. От-тудово через пол чеса мы отправились в аквапарк”.
Не пугайтесь, это не бред сивой кобылы. Хотя… Повод устрашиться есть. Данный опус составлен из предложений, почерпнутых из творческих работ молодых людей, окончивших среднюю школу, где учат писать и говорить по-русски, получивших аттестат. А если все образованные люди начнут так писать? Было бы еще простительно, если бы эти строки принадлежали перу нерадивых учеников среднего звена или сторожу колхоза “Красное Гадюкино”. Но это – выдержки из произведений будущих правоведов и экономистов, учащихся одного из филиалов, где преподает моя знакомая. Каждый раз, проверяя работы, она хватается за голову. Эти люди будут писать официальные запросы и письма, работать в отделах кадров, заполняя чьи-то трудовые книжки. Но прежде, придя устраиваться на работу, кое-кто из них напишет: “заЕвление”, а потом: “обИснительная записка”, “секрИтерь”, ведь сегодня они пишут именно так…
И я задалась вопросом: что делать? Конечно, не в планетарном масштабе, нет, но хотя бы что я могу сделать, чтобы мой будущий ребенок вырос грамотным человеком и не испытывал чувства неловкости при написании писем. И тут в Елабугу приехали люди, для которых филология стала призванием, образом жизни и любовью. Это заведующий кафедрой культуры и гуманизации образования Педагогической академии последимпломного образования Московской области профессор Лев Тодоров и заместитель декана филфака МГУ профессор Анна Журавлева, прибывшие судить Всероссийскую олимпиаду школьников по литературе, которую принял Елабужский педуниверситет. В перерыве между работой жюри я и задала интересующие меня вопросы.
Сразу оговорюсь: я не приемлю мнения, что не надо расстраиваться по поводу массовой малограмотности, она была, есть и будет. Не приемлю отношения к тому, что люди читают мало, обрисованное одной фразой: дескать, Пушкин жил, не читая Достоевского, и ничего. А теперь – авторитетное мнение специалистов.
– Скажите, откуда берется так называемое чувство языка? Оно изначально дано или его можно развить в себе, в своем ребенке?
Анна Журавлева: Бывает врожденный дар, но все-таки это особые случаи, а у большинства чувство языка развивается за счет чтения. Человек, который не читает, никогда не будет иметь развитого вкуса и чувства языка, ощущения стилевого разнообразия родного языка. Литература, особенно классическая, дает понимание уместности того или иного слово-употребления. Чтение дает и истинную грамотность. По-настоящему грамотный человек не тот, который твердо помнит все правила, а который механически пишет правильно. Я должна признаться, что порой, когда проверяю горы работ и встречаю одну и ту же ошибку, начинаю сомневаться в себе. Тогда я беру лист и быстро пишу эту фразу. И рука пишет правильно, я ей верю, потому что я всю жизнь читаю.
– Моя мама всегда говорит, что мне повезло с первой учительницей, она сумела научить грамоте.
Анна Журавлева: Начальная школа очень важна. Надо, чтобы детям читать было нетрудно, чтобы они не шевелили губами. Когда чтение не вызывает затруднений, оно становится развлечением. Прежде в детских библиотеках за книгами выстраивались очереди. Сейчас это кажется странным. Я где-то встречала информацию, что 30 процентов восьмиклассников читают несвободно, они шевелят губами, как начинающие. Ну как такой человек может быть в будущем в чем-то компетентен?
Конечно, привычка к чтению зависит, прежде всего, от образа жизни семьи. Если день и ночь дома включен телевизор, компьютер, то человек не приучается к чтению. Мы не можем организовать одинаково жизнь всех детей в нашей стране, поэтому коррекцию навыков должна проводить школа. Когда мы учились, помимо программных произведений, на лето давался список литературы, и мы все это серьезно читали. Сейчас все наши реформы в области школьного образования чрезмерны. Экзамен по русскому языку еще остается обязательным – ну не знаками же нам объясняться, в самом деле, а вот на литературу идет гонение. Я понимаю идею, которая за этим стоит: страна должна рывком догнать развитые государства в области технологий. Но, думаю, эта цель будет недостижима, если разрушатся основы национальной идентичности и самосознания (я имею в виду принадлежность к одному государству), а объединяет нас классика русской литературы.
Лев Тодоров: Сейчас литература оказалась в числе предметов, которые явно отходят на второй план, не обязательна сдача единого госэкзамена. То есть фактически она становится чуть ли не факультативным предметом в школе. Сколько было выступлений на самых высоких уровнях в защиту литературного образования, говорили прекрасные слова, все с этим соглашаются, но потом принимаются противоположные решения. Показательный факт: ко времени Великой Отечественной войны в старших классах было по четыре часа литературы в неделю. Я уж не знаю, по чьему решению, но был добавлен еще один час, потому что с помощью чтения укреплялась вера в величие Родины, в непобедимость народа, в его будущее счастье. Мы были одним народом, потому что читали одни и те же художественные произведения. Литература обладает удивительным свойством: объединять людей в самые трудные моменты жизни.
– А многие говорят, что не обязательно читать, можно и без этого неплохо жить.
Анна Журавлева: Так исторически сложилось, что для нас русская классическая литература – это группа “прецедентных текстов”, то есть нечто такое, что было до нас найдено, сформулировано и входило в сознание человека, часто даже не понимавшего, откуда у него такое представление о чем-либо. Русская классическая литература создала некую “матрицу жизни”, поведения, нравственные конструкции. И она отразила российский менталитет. С разрушением этого менталитета мы очень быстро будем деградировать и распадаться, просто перестанем друг друга понимать на уровне смысловых вещей. Уже сейчас, ругая нерадивого ученика, скажешь ему: ну что, не хочу учиться, а хочу жениться? Но он не поймет, потому что “Недоросль” уже не входит в круг его чтения. Я считаю, что правильная организация гуманитарного образования в каком-то смысле обеспечивает национальную безопасность, именно она создает из нас единое общество.
Я из семьи химиков и физиков, но мои родители очень хорошо понимали значение гуманитарной просвещенности. Вот говорят: Америка чтением не озабочена, а там много нобелевских лауреатов. Начнем с того, что Америка очень основательно пользуется мозгами Европы, она всегда скупала готовые головы, давая им возможность реализовать свои идеи. Ведь у тех, кто продвигает науку, делает открытия, должны быть определенным образом устроенные головы. Прежде всего, необходимо воображение, если его нет, человек будет вертеться в кругу уже существующего и прорыва не совершит. А свободный ум формируют именно гуманитарные науки.
– А вы прослеживаете, как влияет засилье телевидения и компьютерная культура на молодежь?
Анна Журавлева: Могу сказать, как меняются наши поступающие. В целом они меньше читают, и это очень чувствуется, у них разрушаются какие-то механизмы сознания. Например, они не способны запомнить стихотворный текст – это филологи-то! Многие с трудом что-либо цитируют. Между прочим, Наталья Бехтерева еще лет двадцать назад, когда школа начала сокращать объем заучиваемого наизусть, говорила, что это безумно опасно, это повлияет на общий характер мышления. Но кто слушает ученых? Сейчас у ребят во многом “клиповое” мышление. Они могут обозначить коротенькую мысль, но “вытянуть” ее, продлить, рассуждать основательно на эту тему не могут, у них нет материала, нет привычки к длительному мышлению. Меньше читают – не на что опереться.
Конечно, пока еще в университете мы учим хорошо. Мы с мужем были в Германии, там слависты-профессора очень узко знают даже свою литературу. Они не слышали имен таких немецких писателей, которые знаю я, выпускница русского отделения филологического факультета! Потому что нам давали представление о мировой литературе, и это очень важно для правильного восприятия мира.
Лев Тодоров: На этом фоне великая отдушина – олимпиада по литературе, она проходит в Татарстане уже во второй раз. Ваш министр образования Наиль Валеев глубоко понимает значение литературы, он большой филолог, литературовед. А дети, которые приезжают на олимпиаду, начитанны, прекрасно разбираются в теории литературы. Они упиваются чтением, их любовь к литературе меня поражает.
Лев Тодоров: Если дети не будут учить наизусть стихи и прозу, они станут неполноценными специалистами в любой сфере деятельности. Ничто так не развивает память, как заучивание стихов наизусть. Недаром в духовных заведениях заставляли целыми страницами учить наизусть, и это было одним из достижений методики русского педагогического православия. Однажды один немолодой человек сказал мне: “Как же хорошо, что меня заставляли учить в детстве стихи. Я помню, как я фыркал, как откручивался, как мать меня таскала за уши, и я учил “Мороз и солнце, день чудесный”. И однажды, много позже, была зима, мороз, я вышел на реку и у меня сами собой возникли в голове те строки, и как это прекрасно”.
Анна Журавлева: Мне кажется, что в школе нужно гораздо больше учить стихов, запоминать материала. По крайней мере, два предмета – история и литература – не могут обходиться без накопления знаний, их социальная роль состоит в том, чтобы поколения передавали друг другу свое знание о мире. Тогда сохраняется чувство, что мы не на голой земле родились, что мы древняя цивилизация. Если не будет преемственности, то каждый из нас начнет с нуля, с пещеры. При этом если история очень сильно подвержена давлению государства и переоценкам, то литература – в меньшей степени, как говорится, что написано, то написано. И терпимости между народами, способности уживаться – этому тоже наша классическая литература может научить.
– А возможно ли школьнику в столь юном возрасте, не имея жизненного опыта, понять, прочувствовать произведения, написанные мудрыми классиками?
Лев Тодоров: Я был ребенком московской обороны. 1941 год. Не наша теперешняя, сиротская, а жестокая зима. Мы жили в маленьком деревянном доме, стены промерзали насквозь. И вот я лежу под двумя одеялами и читаю “Войну и мир”… С тех пор у меня непреходящая любовь к этому произведению. Другое дело, что восприятие может меняться. Поначалу моим безоговорочным кумиром был Николай Ростов. Я старался подметить каждую деталь: как он себя вел, как носил кивер. А потом вдруг понял, что настоящий человек – князь Андрей Болконский. Но теперь уже давно мой кумир – мудрейший старик Болконский.
– А что хуже: не читать вообще или читать, например, одну только фантастику?
Анна Журавлева: Конечно, лучше читать хоть что-то. Массовая литература тоже бывает хорошая и плохая. Агата Кристи – прекрасный писатель, классик такой литературы. Высокая литература занималась общими проблемами, а вот быт гораздо лучше узнаешь по таким книгам. Другое дело, что полно халтурщиков. В литературе сейчас происходит неприятная коммерциализация. Более известны не те, кто наиболее талантлив, а те, кто обладает наилучшими менеджерскими качествами. Наверное, есть и хорошие авторы, но они тихие. Ну а вообще, надо знать свою классику.