Год литературы в России богат на юбилейные даты. 200 лет назад, в такие же осенние дни 1815 года, бригадир в отставке Илья Андреевич Толстой, дед будущего писателя Льва Толстого, по указу российского императора Александра I был переведен в статские советники и всемилостивейшим повелением занял пост гражданского губернатора Казанской губернии, на котором оставался вплоть до февраля 1820 года.
ИЗ ЗНАТНОГО РОДА, ПЛЕМЕНИ…
Казань для столичного назначенца Ильи Андреевича Толстого не была чужой. За 60 лет до его приезда, с 1754 по 1764 год, в Казанском гарнизоне секунд-майором, а затем воеводой в уездном городе Свияжске служил его отец, Андрей Иванович Толстой, получивший прозвище Большое гнездо. В браке с княжной Александрой Ивановной Щетининой они имели 23 ребенка, из которых до взрослого состояния дожили одиннадцать.
Начав военную службу солдатом, Андрей Толстой участвовал в походах в Швеции, а после службы в Казани избирался депутатом в учрежденную Екатериной II Уложенную комиссию от суздальского дворянства, состоял президентом Главного магистрата в Москве.
Андрей Иванович приходился внуком тому самому Петру Андреевичу Толстому, которого, в числе других, историки называли сподвижником Петра. Ему, русскому Макиавелли, блестящему дипломату, который мог лицо вывернуть наизнанку, а изнанку на лицо, род Толстых обязан графским титулом, связям со знатными фамилиями того времени.
Под влиянием одного из именитых родственников, вице-адмирала Александра Ивановича Круза, в семье Андрея Ивановича Толстого, семьях его детей и внуков укрепилась традиция давать мальчикам «морское воспитание». Не избежал семейной традиции и Илья Толстой. Закончив Морской кадетский корпус, он служил гардемарином во флоте, в лейб-гвардии Преображенского полка, по выходе в отставку в возрасте 36 лет имел чин бригадира (звание между полковником и генералом).
ХЛЕБОСОЛЬНЫЙ ХОЗЯИН
Удачно женившись на княжне Пелагее Николаевне Горчаковой, также принадлежавшей к знатному роду, давшему России немало выдающихся государственных деятелей, Илья Андреевич значительно увеличил свое состояние. К трем имениям прибавились еще девять, полученных за женой, и два винокуренных завода.
Граф владел особняком в Москве, поместьями в Тульской губернии, имел 2049 десятин земли в Полянах Белевского уезда (Тульская губерния), где выстроил прекрасный барский дом с пятью флигелями для челяди и гостей, и жил праздной жизнью помещика, русского барина, окружившего себя роскошью и весельем.
Он держал домашний театр, на балах играли музыканты из крепостных. В доме, состоящем из двадцати одной комнаты, наполненном бронзой и фарфором, было роскошное убранство. На стенах висели дорогие картины и портреты представителей фамилий в золоченых рамах, в шкафах располагались раритетные книги, коллекции трубок, комнаты украшали вольтеровские кресла, вазы, канделябры, лампы, шкатулки.
Как хлебосольный и гостеприимный хозяин, Илья Андреевич любил не только принимать и угощать гостей, но и удивлять их кулинарными изысками. Благо, что погреба были полны своих и заморских вин, которые пили из богемского хрусталя. К столу в доме подавались блюда из голландских устриц, осетров, доставленных прямо из Архангельска. В огромных теплицах имения садовники научились выращивать экзотические культуры – спаржу, артишоки, ананасы.
Характеристика «обаятельный эпикуреец» как нельзя лучше подходила к нему. По семейным преданиям, это был мягкий, веселый и не только щедрый, но бестолково мотоватый, а главное – доверчивый человек. Зная доброту и щедрость графа, у него брали большие суммы в долг и часто не возвращали. В среде старой дворянской Москвы он пользовался большим уважением, был избран московской знатью на весьма почетное место старшины Английского клуба.
ПО-ФРАНЦУЗСКИ ЗНАЛА ЛУЧШЕ, ЧЕМ ПО-РУССКИ
Бабка по отцовской линии, Пелагея Толстая, урожденная Горчакова, была «гранд-дама», представительница высшего света, но внук считал ее недалекой, суеверной женщиной, образование которой сводилось к чтению модных французских романов. Поэтому по-французски она знала лучше, чем по-русски.
«Как дочь старшего в роде, Пелагея Николаевна пользовалась большим уважением всех Горчаковых: и бывшего военного министра Николая Ивановича, и Андрея Ивановича, и сыновей вольнодумца Дмитрия Петровича – Петра, Сергея и Михаила Севастопольского», – писал о ней Лев Николаевич в «Воспоминаниях». Избалованная окружением, отцом, а затем и мужем, она считалась «первым лицом в доме», все старались угодить ей, и каждый ее каприз, желание исполнялись. Чтобы порадовать жену, муж мог послать в Париж за фиалками, купил ей слепого сказочника Льва Степановича, знавшего наизусть большое количество сказок.
Левушка, допущенный в опочивальню бабушки, сам наблюдал этот таинственный мини-спектакль, когда сказочник своим тихим, ровным старческим голоском от лица Шахерезады рассказывал барыне на сон грядущий историю Камар-аз-Замана из «Тысячи и одной ночи». Повесть о принце, которого колдунья превратила в лошадь, Толстой запомнил с детства и любил рассказывать ее своим внукам.
Привыкшая к роскоши, Пелагея Николаевна разделяла образ жизни мужа, в котором души не чаяла. И в их имении Белевского уезда – не в Ясной Поляне, но Полянах – шли долго не перестающие пиршества, балы, обеды, катанья.
СЕМЕЙНАЯ САГА
«Это была счастливая семья. В ней царила атмосфера тепла и любви друг к другу», – отмечал в мемуарах «Древо жизни» правнук Ильи Андреевича Сергей Михайлович Толстой.
«Их привязанность к нам была безмерна, – писала о родителях и младшая дочь Ильи Андреевича и Пелагеи Николаевны Полин, – но никакое пристрастие не заставляло кого-нибудь из нас думать, что он является предметом их особенной любви. Мы любили друг друга одинаково, и если моя мать ласкала моих братьев, моя сестра и я – радовались их счастью. Никогда слова «наказание», «выговор» не были произнесены в нашем доме».
Супруги не разлучались, и когда Илья Андреевич после двадцати лет совместной жизни был вынужден уехать по служебным делам за сто верст от дома, он писал жене нежные письма. «Грустно, весьма грустно, мой милый друг, графиня Пелагея Николаевна, в первый раз в жизни поздравить тебя с отсутствующим именинником, но что ж делать, друг сердечный, должно повиноваться рассудку. Поверь, что поездка моя большую послужит нам пользу, и раскаиваться не будем, что терпели горькую разлуку. С лишком двадцать лет наслаждались утешением, были всегда вместе».
Конечно, не все так безоблачно было в семье «обаятельного эпикурейца». Приступая к созданию «Войны и мира» и взяв в качестве прототипа графа Ростова Илью Андреевича, писатель отметил в конспекте его характеристики имущественного, общественного, поэтического, семейного состояний. Про любовное он записал: «жену, детей ровно, богобоязненно, и никогда неверности».
Откуда было знать писателю, что его предок терзался угрызениями совести по поводу внебрачного сына Ивана, которого он содержал тайно? Ребенок появился на свет в результате взаимной страсти 49-летнего графа и девицы Екатерины Яковлевны Перфильевой, скончавшейся сразу после родов. Будучи примерным семьянином, чадолюбивым отцом, Илья Андреевич стыдился своего поступка и отдал ребенка на воспитание в бездетную немецкую семью Гольц-Миллеров. Правда, позаботившись о нем и выхлопотав для сына дворянский титул.
Менее чем через десять лет графу снова пришлось обращаться к влиятельным родственникам и знакомцам, просить их о месте службы, теперь уже для себя самого. Расстройство дел из-за склонности к мотовству заставило Илью Андреевича искать должность с приличным жалованьем. Без большого труда, благодаря связям и протекции в 1815 году он выхлопотал себе место губернатора в Казани, где в его молодые годы отец служил в гарнизоне.
Способствовала разорению и война 1812 года. Во время пожара Москвы сгорел дом, состоящий в Тверской, в 3-м квартале, в приходе Николая Чудотворца, «составилось убытка 200 тысяч рублей» от пропажи большой части имущества.
ПОДВЕРГАЛСЯ КРАЙНЕЙ ОПАСНОСТИ
Пятилетнее управление Ильи Андреевича Толстого Казанской губернией началось с драматического события. 15 сентября (по новому стилю) в Казани случился один из крупнейших в истории города пожар. Начавшийся в двух верстах от крепости (кремля), в Ямской слободе, «он распространялся с необыкновенной скоростью по стремлению ветра. Менее чем через час пылали уже многие улицы», а «в течение 12 часов, при невозможности остановить огонь он превратил в руины и пепел две части города», – сообщал в Петербург только что вступивший в должность губернатор.
От огня пострадали 18 улиц, 19 казенных каменных зданий, 6 общественных зданий, в числе которых городская мельница, хлебный рынок, гостиный двор, крепость с башнями, Успенский, Владимирский, Петропавловский соборы. Погибли 18 человек, сгорело более половины домов, 12 приходских церквей, архив местного губернского правления, заключавший в себе ценные для истории города и края документы и памятники.
Илья Андреевич участие в тушении пожара принял самое активное. Его смелость и отвагу отметил губернский прокурор Василий Овцын в рапорте министру юстиции Трощинскому. «Господин гражданский губернатор истощил все свои силы и личною, своею особою, два раза подвергался крайней опасности», – сообщал прокурор.
Благодаря его четким действиям вывезено одиннадцать сундуков с деньгами, и тем спасена вся сумма, казне принадлежащая. Кроме того, Толстой занимался размещением погорельцев, организовал сбор пожертвований, выделил из личных средств 500 рублей серебром, отдал свой дом для расположения в нем присутственных мест, создал комиссию по расследованию причины пожара.
И хотя «Казанские известия» спасение города от совершенного разрушения в немалой степени приписывали деятельности губернатора, злые языки считали происшедшее плохим предзнаменованием для его карьеры. И оказались правы.
Продолжение – в следующем номере «толстушки».
