Этой статной красивой певице подвластны все меццо-сопрановые партии мирового оперного репертуара. Свой творческий путь она начинала в родном Воронеже, затем пела в Большом театре России, на сцене “Новой оперы”, и уже второй год заслуженная артистка России Ирина Макарова является солисткой прославленного миланского театра “Ла Скала”.

Не в первый раз певица выступает на Шаляпинском фестивале. Мы запомнили ее в партии Амнерис в “Аиде”, а в эти дни впервые услышали в “Царской невесте” в партии Любаши.

– Ирина Владимировна, вы уже десять лет поете эту партию. Чем вам интересен образ Любаши?

– Это образ русской женщины, которая беззаветно любит, но отвергнута. И ради сохранения любви она готова даже на преступление. Ее соперница, Марфа, натура романтическая, а Любаша – женщина для семьи, очень земная, и по-человечески ее можно понять.

 – На нынешнем фестивале мы также услышим вас в опере “Борис Годунов” в партии Марины Мнишек, женщины иного склада, чем Любаша. Легко ли перевоплотиться в честолюбивую и надменную полячку?

– Интриги и фальшь Марины Мнишек мне чужды. Поэтому если партию Любаши я пропускаю через себя, то здесь приходится играть. Должна это делать, ведь я – актриса.

Мне посчастливилось петь во всех операх Мусоргского, даже в самой первой опере Модеста Петровича – “Саламбо” по роману Флобера. Ее редко исполняют, а мы с Мстиславом Ростроповичем сделали мировую премьеру “Саламбо” в Мюнхене в 2003 году. Кстати, именно из этой оперы, которую Мусоргский считал своей лабораторией, родились два его гениальных творения – “Борис Годунов” и “Хованщина”.

– Моим дебютом в театре “Ла Скала” стала партия Солохи из оперы “Черевички”. И я благодарна режиссеру Юрию Александрову, открывшему во мне комедийный талант, и, конечно, Мстиславу Ростроповичу, пригласившему меня в “Ла Скала”, поскольку собирался дирижировать этой оперой, единственной гоголевской оперой Петра Ильича Чайковского. Ростропович для меня поныне как живой…

– Похоже, великий маэстро в вашей творческой судьбе сыграл немалую роль. А как вы с ним познакомились?

– У него было три города, которые он считал родными. Это Оренбург, родина его мамы, Воронеж, где родился отец, и Баку, где он сам появился на свет. Воронеж и моя родина. Там я закончила музыкальное училище. И когда было решено присвоить ему имя Ростроповичей (деда, отца и сына), на торжественную церемонию пригласили Мстислава Леопольдовича. А меня попросили спеть для него.

– Итальянский романс. Ростропович сидел в зале, утомленный от многочисленных знаков внимания к нему. Но когда я закончила петь, он захлопал в ладоши и воскликнул: “О, Боже! Ее голос звучит, как моя виолончель!” И очень обрадовался, когда я вновь вышла из-за ширмочки, увидев его восторг. И с того дня мы стали друзьями. Мы в очень хороших отношениях и с Галиной Павловной Вишневской, дай ей Бог здоровья!

– В вашем репертуаре, кроме женских, есть и мужская партия – князя Ратмира в опере “Руслан и Людмила”.

– Впервые я спела его арию и романс на конкурсе имени Глинки. Услышав мое исполнение, Ирина Константиновна Архипова пригласила меня на свой фестиваль в Челябинске. Она считает, что у меня контральто, то есть такой нижний регистр, какого у нее не было. Довелось мне петь Ратмира и в Германии. Я люблю эту оперу Глинки, но все же пою в основном в операх Верди. А партия Амнерис – одна из любимейших.

– А на каком языке вам приятнее петь – на русском или итальянском?

– Ой, какой интересный вопрос! На итальянском удобнее, конечно, и мелодика языка (я ведь и говорю по-итальянски) мне очень нравится. И музыка красивая. Но русскую музыку я тоже люблю. Нe могу даже сказать, какая из них лучше.

– Публика. Встреча с ней и выход на сцену, которая для меня священна. Каждый раз иду на спектакль, как люди ходят в храм. И для меня очень важно отдать публике по максимуму то, ради чего она приходит в театр. Каждая такая встреча – это обмен энергиями.

– Есть певицы очень высокого профессионального уровня, и я их уважаю. Но ни с кем не конкурирую, только сама с собой. Я знаю, как пела десять лет назад и как пою сейчас. И знаю, что должна совершенствоваться. Поэтому сама с собой конкурирую и сама себя критикую.

– И в заключение скажите, пожалуйста, что значит для вас участие в Шаляпинском фестивале?

– Я безумно счастлива. Мне очень нравится казанская публика, понимающая и взыскательная. Нравится ваша сцена. Правда, слышала, что акустика до реконструкции была лучше. Жаль, что приходится быть привязанной к микрофону. Я ведь привыкла работать не на микрофон, а на зал, хочу бегать, прыгать и больше играть.

А Шаляпинскому фестивалю желаю процветания и как можно больше хороших певцов, которые выходят на сцену не ради славы, а ради публики.