Как мы уже сообщали, в Казани два дня гостила звездная чета – Мстислав Ростропович и Галина Вишневская, совершавшие гастрольное турне по Волге вместе со своими учениками в память о своих гастролях в волжских городах, состоявшихся тридцать лет тому назад. Приезд знаменитостей, опера “Царская невеста”, исполненная солистами Центра оперного пения Галины Вишневской на сцене Тинчуринского театра, концерт стипендиатов Фонда Мстислава Ростроповича в БКЗ им.С.Сайдашева – все это вызвало большой интерес у тех казанцев, кому дорога классическая музыка и небезразлична судьба российского музыкального искусства.
Своими размышлениями об этом и творческими планами гости поделились с журналистами и музыкальной общественностью Казани.
На вопрос, что побудило Вишневскую создать в Москве Центр оперного пения, она ответила:
– Мой центр на Остоженке – это ступень между консерваторией и театром. Не секрет, что, оканчивая консерваторию, певцы на девяносто девять процентов не готовы к оперной карьере. К тому же у них испорчен голос. Репертуара никакого нет, есть лишь несколько выученных арий. Нужно с ними начинать все сначала. Наш центр создан для того, чтобы молодой певец мог стать артистом и пришел бы на прослушивание в оперный театр, имея в репертуаре три-четыре партии. Считаю, что это единственный путь для совершенствования молодого певца и для того, чтобы он получил профессию.
– Откуда ваши питомцы?
– У нас учатся солисты Камерного музыкального театра Бориса Покровского, выпускники Московской консерватории, Российской академии театрального искусства, молодые певцы из Петербурга, Владивостока и других городов.
– Как вы оцениваете потенциал российских певцов?
– Дать оценку трудно. Они разные. Но тормозит у нас развитие певца недостаток культуры, кругозора, воспитания.
– И как ваш центр восполняет эти пробелы?
– У нас прекрасные педагоги вокала. Ирина Ивановна Масленникова и Бадри Майсурадзе (он поет по всему миру), из Большого театра тенор Владимир Щербаков и бас Петр Глубокий. Преподают также Галина Лебедева и Алла Белоусова (в прошлом солистка театра им.М.Джалиля Алла Фадеичева. – А.М.). Занятия идут и с одним из лучших ныне оперных дирижеров Владимиром Понькиным. Студенты изучают мастерство актера, пластику, танец, а также французский, немецкий и итальянский языки. Мастер-классы им давали Борис Покровский, Мстислав Ростропович, познакомились они и с немецким режиссером Петером Штайном. Словом, делаем все для совершенствования певцов.
– Вы ничего не сказали о себе…
– И я с ними занимаюсь вокалом с одиннадцати утра до шести вечера. И так всю неделю, кроме воскресенья. Стараюсь передать молодым все, что знаю сама. И мне очень интересно и радостно наблюдать, как они внутренне перерождаются, становятся богаче духовно. Так что идет очень серьезная работа, и вот результат: центру всего два года, но уже поставлены “Руслан и Людмила”, “Царская невеста”, а недавно “Фауст”. У нас свой театр, зал на триста мест, и мы можем давать полноценные спектакли. Нынче у нас первый выпуск. И меня обрадовало предложение властей Нижнего Новгорода, где мы только что показали “Царскую невесту”, создать театр, основу которого составят наши выпускники. Поверьте, это дорогого стоит. Сегодня трудно жить в России, но лучше петь здесь, чем там, куда приглашают зарубежные импресарио, хотя там и заплатят чуть больше. Поднимать искусство надо здесь. Россия – золотое дно, надо только не лениться нагнуться и взять то добро, что лежит на земле.
– Интересно, есть ли сегодня у начинающих певцов конфронтация с властью?
– Сейчас начинающий артист абсолютно не связан с ней. Это раньше мы, как крепостные, были приписаны к Большому или другому театру, репертуаром командовал и распределял роли, нас не спрашивая, худсовет, а без тройки, которая заседала, мы никуда поехать не могли. Сейчас этого нет, и слава Богу!
– Насколько, по-вашему, эстрада и классика служат сегодня противовесом друг другу?
– Превалирует сейчас, к сожалению, эстрада. Классическое искусство в загоне. Достаточно включить телевизор, чтобы убедиться в этом. Яркий тому пример – концерт в Большом Кремлевском дворце в День Победы. Я смотрела его дома в Париже по телевизору. Каково было мне, пережившей ленинградскую блокаду, и тем более фронтовикам, слушать, как исполнялись всенародно любимые песни военных лет? Они звучали в исполнении драматических артистов, но те ведь поют не музыку, а текст, и меняется мелодия, ритмический рисунок. Пели на этом концерте все, кроме… вокалистов. Я была потрясена. И порой просто не узнавала этих песен.
Что же до современной эстрады, то я человек консервативный и равняюсь на те времена, когда на эстраду выходили такие певцы, как тенор Георгий Виноградов или Клавдия Шульженко. Великолепная была эстрадная певица. Я ее обожала и, как это ни покажется кому-нибудь странным, многому у нее научилась и принесла на оперную сцену. Именно от нее у меня любовь к концертному пению. Почему сегодня на эстраде должны быть только те, кто засунет микрофон в рот? Смотреть страшно, как орут эти несчастные мальчишки и девчонки. Это не эстрада. Ее больше нет.
– А в какую сторону идет сейчас Николай Басков?
– Мне этот вопрос задают всегда (смеется). У него, на мой взгляд, прекрасные данные эстрадного певца. И ему не надо идти в оперу. А он во что бы то ни стало хочет в ней петь. Мало ли кто что хочет! Голос у него не оперный от природы, тембр совершенно не интересный. А на эстраде (его я отношу к эстраде, которая была когда-то) Басков занимает свое место и может достойно представлять себя, если очистит свое искусство от вульгарности и пошлости.
– Как вы оцениваете уровень свободы в сегодняшней России?
– Ответ на ваш вопрос – эта пресс-конференция: вы задаете любой вопрос – я открыто отвечаю. Уровень свободы у нас достаточный. Но на телевидении я бы ввела цензуру. Чтобы всякую гадость там не показывали. Например, голых мужиков, извините, и всякую другую пошлятину. Пора положить конец этому безобразию, чтобы детей не уродовать.
– А не произойдет ли возврата к тридцать седьмому году?
– Я не знаю – не ясновидящая. Но цензура – это не террор. Считаю, что свобода – это умение себя ограничивать. Внутренняя дисциплина, которая говорит тебе, как гражданину, что можно, а что нельзя делать, у каждого должна быть. Это необходимо. Ну а как же иначе? Отдать пропаганду на откуп тому, кто больше заплатит? Выходи и говори, что хочешь, и неси черт знает что? Я против такой свободы. Абсолютно! Не хочу, чтобы моя внучка, сидящая рядом, увидела порнографию по телевизору. Что я ей скажу? Буду объяснять, какой кретин дядя, разрешивший это безобразие?
И вина за то, что шоу-бизнес пожирает наше искусство, и классическое прежде всего, лежит, в основном, на нашей российской интеллигенции. Ведь не темный крестьянин-пьяница дядя Вася руководит телевидением, прессой, издательствами, а наша интеллигенция, которая довела до такого состояния нашу культуру!
С Галиной Вишневской солидарен и Мстислав Ростропович. На вопрос, как он относится к проникновению шоу-бизнеса в сферу академического искусства, маэстро ответил:
– То, что у нас происходит на телевидении, считаю извращением хорошего вкуса. Шоу существует и в Америке, и в Англии. Но оно там несравненно более высокого качества. А у нас кто платит за время на телевидении, тот использует его, как заблагорассудится. Молодые красивые девушки находят спонсора и поют, но далеко не так качественно, как сами выглядят. К тому же этот жанр у нас стал крикливым. В Риге, например, я не мог подойти к площади, где шло очередное шоу, – у меня от усилителей заболели уши. А молодежь была в восторге. Но столь сильные звуки, думаю, просто вредны для здоровья.
Или возьмем рекламу. Два года назад, помню, когда ехал по Москве, вся дорога была увешана большими щитами с фотографией Николая Баскова и надписью: “Баскову 25 лет!” С большим удовольствием поздравил бы его, но не считаю, что это праздник для всей страны. Вся система рекламы основана на том, кто даст больше денег, того и рекламируют. Но это, конечно, очень странно и просто несправедливо!
– Мстислав Леопольдович! Когда вы почувствовали любовь к музыке?
– Музыка – это судьба. В четыре года я стал подбирать разные мелодии, с восьми начал заниматься на виолончели, закончил Московскую консерваторию за три года (со второго курса был переведен на пятый). По композиции в двенадцатилетнем возрасте учился у замечательного педагога музыкального училища при Московской консерватории профессора Евгения Иосифовича Месснера, а на композиторском факультете этой консерватории – четыре года у Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Занятия композицией дали мне масштаб понимания музыки, в том числе и современной.
Поэтому моей мечтой стало познакомиться с Прокофьевым. И она осуществилась, но не сразу. Правда, когда я еще был студентом, профессора не раз представляли ему меня как талантливого молодого музыканта. Сергей Сергеевич смотрел на меня, пожимал руку и… тут же забывал. Получив первую премию на всесоюзном конкурсе, я выучил и сыграл его концерт для виолончели с оркестром. После моего выступления Прокофьев пришел за кулисы и сказал, что хочет свое сочинение немного переделать, и попросил помочь в этом, добавив, что будет счастлив, если я это сделаю. Тут я вознесся на небо, как ангел на крыльях!
…Когда в сорок восьмом году после постановления партии об опере Мурадели “Великая дружба” Прокофьев и Шостакович были изруганы полностью и многие отошли от опальных композиторов, я очень сблизился с Прокофьевым и по его приглашению пять лет летом жил на его даче. Говорили о музыке, о жизни. Он написал несколько произведений для виолончели и посвятил их мне. А за два года до моего изгнания из СССР я дирижировал в Большом театре оперой Прокофьева “Война и мир”.
– Кто ваши кумиры?
– Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович и Бенджамин Бриттен. Первую запись и партитуру своего “Военного реквиема” Бриттен попросил меня передать Шостаковичу. Прослушав несколько раз это сочинение, Дмитрий Дмитриевич сказал мне: “Я считаю, что это самое гениальное произведение двадцатого века в музыке”. К сожалению, мы не знаем сочинений Бриттена так хорошо, как следовало бы, а ведь у него десять опер и есть гениальный скрипичный концерт.
– Хотелось бы узнать о вашем отношении к музыке Софьи Губайдулиной.
– Считаю ее одним из самых выдающихся современных композиторов. С удовольствием играю ее сочинения для виолончели.
– Вы создали благотворительный Фонд стипендий для молодых музыкантов…
– Да, и эти стипендии носят имена великих музыкантов ХХ века, моих учителей и коллег, с которыми меня связывали долгие годы человеческой и творческой дружбы. И мне хотелось бы, чтобы их бесценное творческое наследие не было предано забвению, чтобы новые поколения знали их имена, обращались к их опыту, их искусству. Я надеюсь, что имена Николая Мясковского, Сергея Прокофьева, Дмитрия Шостаковича, Генриха Нейгауза, Давида Ойстраха, Эмиля Гилельса, Святослава Рихтера вдохновят наших стипендиатов на еще более скрупулезный и подвижнический труд. За прошедшие годы стипендиатами стали молодые музыканты многих российских городов, в том числе и Казани.
– Ваша благотворительная деятельность не ограничивается поддержкой только молодых музыкантов…
– Да, который год даю по всему миру около тридцати благотворительных концертов, средства от них идут на поддержку учреждений и организаций культуры и медицины. Но считаю самой большой своей задачей помочь как можно больше российским детям. Для этого в Вашингтоне у меня есть медицинский Фонд помощи больным детям. Организую вакцинацию детей против гепатита, кори, краснухи. Двадцать второго сентября закончу ее в Петербурге, где прививки сделаны двумстам шестидесяти тысячам школьников и четырем тысячам бездомных ребят. А всего к настоящему времени вакцинировано более миллиона российских детей…
– Каковы ваши творческие планы?
– Они расписаны до 2007 года включительно. В будущем году поставлю в Большом театре мою любимую оперу “Война и мир” Прокофьева. В 2006 году – столетие со дня рождения Дмитрия Шостаковича. В Большом зале Московской консерватории открою фестиваль, посвященный этому юбилею, буду дирижировать Одиннадцатой симфонией и дам два представления оперы “Леди Макбет Мценского уезда” – в Москве и Петербурге, режиссером будет Галина Вишневская. В том же году состоятся фестивали Шостаковича в городах Америки и Европы. Интересно, что программа концерта принадлежит самому композитору. А было так. В 60-х годах после большого фестиваля Дмитрия Дмитриевича в Эдинбурге я сказал ему, что мечтаю сделать такой же в России, но не знаю как. На следующее утро он написал программу концерта для фестиваля, которая стала как бы его завещанием. Ее мы и исполним на предстоящих фестивалях.
– Расскажите, пожалуйста, о том, как вы ухаживали за Галиной Вишневской.
– Думаю, что лучше всего ответила бы Вишневская сама, – говорит Мстислав Леопольдович, лукаво посмотрев на сидящую рядом Галину Павловну. – Но скажу, что у нас в будущем году “золотая” свадьба. (Аплодисменты). Вы правильно аплодируете, потому что двум артистам, которые ведут такую самостоятельную жизнь, как мы, прожить пятьдесят лет вместе действительно возможно только при взаимной любви и уважении. И если бы я прожил еще одну жизнь, то я бы все повторил так, как это было…