Таким живет он в памяти моей…

Исполняется сто лет со дня рождения видного татарского писателя, общественного деятеля Кави Наджми.

Кави НаджмиИсполняется сто лет со дня рождения видного татарского писателя, общественного деятеля Кави Наджми. Он был одним из организаторов и первым председателем Союза писателей ТАССР в 1934-37 гг. В изданный в 1981-84 годы четырехтомник “Эсэрлэр” (“Сочинения”) вошло все лучшее, написанное Кави Наджми: стихи и поэмы, повести о Гражданской войне и коллективизации, публицистика, переводы русских писателей, а также широко известный роман “Язгы жиллэр” – “Весенние ветры”, удостоенный в 1950 году Сталинской премии.


В 1937-39 годы Кави Наджми подвергся необоснованным репрессиям, воспоминаниями о которых поделился с читателями “РТ” сын писателя профессор Тансык Нежметдинов в ряде публикаций последних лет. Он получил множество откликов читателей, которые интересуются подробностями, спрашивают о малоизвестных страницах жизни отца. Чтобы ответить им, Тансык Кавиевич вновь попросил предоставить ему газетную трибуну. Предлагаем вниманию читателей беседу с ним.


– Тансык Кавиевич, в письмах, с которыми вы меня ознакомили, чаще всего встречается вопрос о взаимоотношениях Кави Наджми с Хади Такташем, Фатыхом Каримом, Мусой Джалилем и другими татарскими писателями…


– Дружба отца с названными писателями берет начало с двадцатых годов, когда они, начинающие писатели, оттачивали свои перья под началом писателей старшего поколения – Галимджана Ибрагимова и Шарифа Камала. Общность взглядов на жизнь и единство творческих устремлений придавали характер своеобразной коллективности их литературным поискам. Они почти все пришли с фронтов Гражданской войны. Способные, полные энтузиазма и любви к литературе, языку родного народа, они были молоды, горячи и порывисты – им было всего по 20-25 лет. И каждый из них стремился войти в литературу своим, непроторенным путем. Отсюда возникали горячие дискуссии, взаимная критика, но это не разъединяло их, а напротив, еще больше сближало. Вот что писал Хасан Туфан в 1927 году:


“В моей поэтической жизни самые близкие товарищи – Кутуй, Наджми, Такташ. Они своим поэтическим опытом и своей высокой квалификацией с первых моих шагов помогали мне на поэтическом поприще”.


Хасан Хайри в своей книге о Хади Такташе (Таткнигоиздат, 1984 г.) так пишет о взаимоотношениях Х.Такташа и К.Наджми: “Кави Наджми – один из самых близких друзей Хади Такташа. Их объединяли общие стремления”.


Х.Такташ, К.Наджми, А.Кутуй – каждый из них отличался творческим почерком, и в то же время у них было много сходного. Они поддерживали друг друга как единомышленники. Такой хотя бы пример. В 1929 году стараниями завистников, рьяных националистов Хади Такташ был уволен из редакции журнала “Азат хатын”, что было тяжелым ударом для него. В эти невеселые дни Такташ находит утешение у близких друзей, в частности, в кругу нашей семьи. И отец находил ободряющие слова поддержки, угощая друга чаем с нехитрой снедью. Особенно помогло Такташу то, что его по рекомендации отца включили в состав делегации татарских писателей и деятелей искусств, которая по инициативе Максима Горького совершила поездку по Волге, республикам Закавказья. Она побывала в Крыму в гостях у Галимджана Ибрагимова, а потом в Москве встретилась с Горьким. Полный впечатлений от этой поездки Хади Такташ, вернувшись, создает новые произведения, в том числе и свои знаменитые “Письма в грядущее”.


Я так подробно остановился на описании дружбы моих родителей с Такташем потому, что в наши дни у некоторых литературоведов в их юбилейных статьях о жизни и творчестве Х.Такташа, а также Х.Туфана почему-то отсутствуют упоминания о ней. О дружбе К.Наджми с Ф.Каримом и М.Джалилем, его роли в освобождении из заключения Карима и в деле реабилитации светлого имени Джалиля я написал в своих статьях “Мертвым не больно, больно живым”, и “В контексте времени и судьбы”, также опубликованных в “Республике Татарстан”. Дополню их содержание несколькими важными сведениями, полученными мною при работе над уголовными следственными делами отца, материалами архивов.


По факту невиновности Фатыха Карима отец, еще будучи в тюрьме, написал несколько заявлений в различные судебные и партийные инстанции. Так, в заявлении на имя прокурора СССР от 19 июля 1939 года К.Наджми указал следующее:


“…Я снова заявляю, что молодой советский поэт Каримов Фатых не имел никакого причастия к контрреволюционной организации при редакции “Кзыл армеец”, ибо такой организации вообще не было”.


К.Наджми в качестве свидетеля выступил 21 апреля 1939 г. по делу Гильфанова Сафы и в декабре 1939 года по делу бывших руководителей Казанского гарнизона (Я.Чанышев, А.Юсупов, Х.Аглетдинов и др. – всего 8 человек), отрицая существование военной контрреволюционной организации, участие в ней названных лиц, а также Каримова Фатыха. Все они были оправданы в зале суда, а дело Ф.Карима направлено на новое рассмотрение, т.к. он в это время уже находился в ГУЛАГе.


Отец, освобожденный 30 декабря 1939 года, настойчиво продолжает бороться за освобождение Фатыха Карима – пишет новые заявления в судебные инстанции и подключает к этому процессу генерала Якуба Чанышева. В результате 2 ноября 1940 года Верховный суд СССР выносит следующее определение: “… обвинение по делу Каримова Фатыха является необоснованным. Дело направить на новое рассмотрение в Казань”.


Ф.Карима возвращают в Казань из лагеря осенью 1941 года и в декабре освобождают из-под стражи. Помню, как сейчас: поздний морозный декабрьский вечер. Отопления, электричества нет, в комнате отблески огня из “буржуйки” и слабый свет свечи. Я только что пришел с работы в мастерской, где изготовляют противотанковые гранаты. Вдруг стук в дверь, открываем – на пороге Фатых-абый с женой Кадрией-апой. Отец с матерью бросились к ним, обнялись, в глазах у всех – слезы… За чашкой чая они долго вспоминали про тяжкие дни в тюрьмах и лагерях. Потом Фатых-абый достал из принесенной с собой папки исписанный листок бумаги и со словами: “Это, Кави, тебе мой небольшой подарок. Громадное спасибо от меня и семьи тебе и Якубу-абыю, что смогли вытащить меня из той страшной трясины!” протянул его отцу. Тот вышел на кухню и вскоре вернулся со слезами на глазах, обнял гостя и сказал ему: “Большое тебе спасибо, Фатых! Не знаю, когда стихи увидят свет, но думаю, что такое время обязательно придет”. Это были стихи Ф.Карима “Помни”, посвященные Наджми, в которых нашло отражение все то, что им пришлось пережить в тюрьме в течение почти двух лет.


Я почему делаю акцент на происхождение данного стихотворения? Да потому, что на страницах печати некоторые авторы утверждали, что оно было посвящено другому известному поэту. Они ошибаются, оригинал стихов, собственноручно написанных Ф.Каримом с посвящением их Кави Наджми, хранится в нашем семейном архиве.


– Вы уже писали о том, как ваш отец участвовал в реабилитации чести и имени Мусы Джалиля. Что-то имеете добавить к этому?


– Дружба моих родителей с Мусой Джалилем и его семьей прошла через несколько этапов, укрепляясь на каждом из них и становясь все более близкой и задушевной. Когда отца арестовали в 1937 году, Муса Джалиль, узнав об этом в Москве, записал в своем дневнике, что он с арестом Кави словно потерял руку. И когда отца освободили из тюрьмы, то первым, кто его поддержал и помог в восстановлении в Союзе писателей, был Джалиль, который в то время возглавлял творческий союз. Он выступил также с развернутой положительной характеристикой Кави Наджми на заседании Молотовского райкома партии Казани, на котором отца восстановили в партии.


Верность отца этой дружбе выдержала испытания в период, когда на поэта были навешаны ярлыки предателя, изменника Родины и имя его не произносилось вслух. В 1947 году, будучи депутатом Верховного Совета ТАССР, К.Наджми обращается в его Президиум с заявлением о необходимости принятия мер по реабилитации Мусы Джалиля. Этот факт подтверждает и писатель Ибрагим Салахов в своих воспоминаниях, опубликованных в журнале “Казан утлары” № 8 за 1992 год.


О судьбе и творчестве своих друзей Фатыха Карима и Мусы Джалиля отец сказал в своем докладе о развитии татарской литературы на 2-м всесоюзном съезде писателей в 1954 году в Москве.


– В период подготовки к 55-й годовщине Великой Победы, мы в редакции, листая подшивку “Красной Татарии” за 1945 год, обнаружили публикацию о том, что вашим отцом было написано либретто оперы “Фарида”, а музыку к ней написал композитор Михаил Юдин. Вы можете сказать, что это была за опера и какова ее судьба?


– История этого либретто начинается с 1943 года, когда отец работал в Татрадиокомитете. Засиживаясь вечерами, он написал поэму “Фарида”, которая увидела свет на страницах журнала “Совет адэбияты” за 1944 год. Поэмой заинтересовался композитор Юдин, эвакуированный из Ленинграда, и предложил отцу написать на ее основе либретто для оперы. И они вдвоем начали работать над оперой, которую закончили к концу того же 1944 года. О чем она? О романтической любви фронтовика-летчика Искандера и казанского садовода Фариды. По ходу развития фабулы Искандер пропадает на фронте без вести, а Фарида уходит добровольцем на фронт. В финале они находят друг друга.


Премьера оперы состоялась с первым составом труппы 18 апреля 1945 года, со вторым составом – 24 апреля. Спектакли прошли при полном аншлаге. В газетах “Красная Татария” за 16 мая и “Кзыл Татарстан” за 19-е появились две обширные рецензии на постановку оперы “Фарида” за подписью татарского композитора Джаудата Файзи. Он отметил, что режиссер-постановщик Ш.Сарымсаков сумел удачно воплотить в живых, ярких образах замысел композитора и либреттиста. Далее автор дал подробный анализ исполнения партий солистами Усманом Альмеевым в роли Искандера и Ш.Котдусовой в роли Фариды, отмечая их высокое мастерство и достоверность в воплощении волнующих зрителей образов.


Большой успех оперы, теплый прием ее зрителями вызвал волну изощренных выпадов против нее и ее создателей со стороны завистников. Дело в конечном итоге завершилось, как ни прискорбно об этом говорить, бесследным похищением всех экземпляров партитуры оперы из помещения театра. Такой неожиданный трагический оборот привел к тому, что у М.Юдина случился тяжелый инфаркт, и в дальнейшем он не смог восстановить музыку к опере из-за подорванного здоровья. Это был также очень тяжелый удар по отцу и всей нашей семье и по коллективу театра.


В начале пятидесятых годов моя мама поехала в Москву к отцу в Дом творчества писателей в Переделкино. По стечению обстоятельств она оказалась в купе вместе с известным певцом Фахри Насретдиновым. У них с мамой состоялся разговор о судьбе оперы, и тот назвал ей тех, кто, по его мнению, был участником похищения партитуры. Но время уже ушло, все похитители покоятся в земле…


– Тансык Кавиевич, читатели не поймут меня, если я не спрошу вас об истории создания знаменитого историко-революционного романа Кави Наджми “Весенние ветры”…


– Как рассказывал мне отец, замысел написания этого произведения появился у него в конце двадцатых годов вследствие его тесного общения с участниками революции и Гражданской войны, участие в которой принимал и он сам.


Замысел, фабулу романа, действующих лиц и общий фон исторических событий он обсуждал при личных встречах с Максимом Горьким. Вначале роман назывался “Гарнизон”. До 1936 года отец опубликовал ряд отрывков в виде отдельных рассказов из него. Но роман тогда не удалось дописать – отца и мать арестовали и судили как “врагов народа”.


В одном из писем из Сиблага, датированном 18 февраля 1939 года, мама пишет: “Я от всей души порадовалась награждению орденами Тази и Маннура (Тази Гиззата и Шайхи Маннура. – Т.Н.). Это награждение очень к месту. А ведь Кави обвиняли в том, что поднимал и хвалил Гиззата. Следовательно, данная Кави оценка была правильной и справедливой. Если бы он был дома и закончил бы “Гарнизон”, то и Кави был бы в их числе. Этого и боялись его враги…”


Роман вышел в свет в 1949 году на татарском языке, а в 1950 – на русском. В том же году начался процесс его представления на соискание Сталинской премии, одновременно с романом “Честь” Г.Баширова. И на этой стадии недоброжелатели отца постарались сделать все, чтобы это присуждение не состоялось. В этих целях они сфабриковали донос в КГБ на… меня, обвинив в том, что-де я передавал секретные сведения государственного значения турецкому военному шпиону. А я находился тогда в Казани в отпуске, который мне, офицеру, предоставили после того, как я отвоевал в Китае. В течение нескольких месяцев меня водили под конвоем на допросы и требовали, чтобы я сознался в несуществующей вине.


Завистникам отца это не помогло, к счастью. Когда объявили о присуждении Кави Наджми Сталинской премии за роман “Весенние ветры”, меня вызвали в особый отдел и долго извинялись, объясняя, что обвинение оказалось тщательно подготовленной дезинформацией, поступившей в КГБ анонимно.


Роман Кави Наджми “Весенние ветры” был издан в общей сложности более чем полуторамиллионным тиражом на 24 языках.


– Какие чувства испытываете вы в связи со столетием со дня рождения отца?


– Прежде всего думается о правде истории: рано или поздно конъюнктура отступит и историческая справедливость восторжествует! О чем это я? О том, что в годы перестройки стараниями отдельных литературоведов из учебников по истории татарской литературы “выпали” имя Кави Наджми и даже упоминания о том, что он был лидером одной из крупнейших писательских организаций в течение длительного времени. Кави Наджми не нуждается в адвокатах, за него говорит его литературное наследие.


Сегодня утром, отправляясь к вам в редакцию для этой беседы, я взглянул в окно квартиры на улице Вишневского, в доме, где до последних своих дней жили по соседству Хасан Туфан и моя мама, и увидел, что там, за окном, на ветках деревьев сидит стая снегирей и синиц. Мне почудилось, что это души моих родителей и их друзей – Хасана Туфана, Хади Такташа, Фатыха Карима, Мусы Джалиля… Они слетелись как бы в знак подтверждения истинности всего сказанного мною сегодня.


Расспрашивал гостя Шамиль МУЛАЯНОВ.


На снимке из архива: Кави Наджми.

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще