– Рустем Шамильевич, в разгар пандемии некоторые виды медицинской помощи были недоступны пациентам – больницы перепрофилировали, плановые операции откладывали…Онкологов это коснулось?
– Ни одна из онкослужб республики и страны в целом во время пандемии COVID-19 не была закрыта ни на один день, все работали в плановом порядке и оказывали людям необходимую помощь. Со своими обязанностями врачи, на мой взгляд, справились вполне успешно, еще раз подтвердив преимущества системного подхода к лечению онкологических заболеваний.
Ярым сторонником сосредоточения онкологических подразделений в одном месте по типу нашего РКОД в свое время был Валерий Чиссов, в течение более чем двадцати лет являвшийся главным онкологом Минздравсоцразвития России. Нынешний главный онколог Минздрава РФ, академик РАН Андрей Каприн также утверждает, что консолидация ресурсов – залог победы над раком: «Нельзя позволить, чтобы онкологию «растащили по кускам», оперируя в одной больнице, обеспечивая лучевую терапию в другой и отправляя на реабилитацию в третью. Нельзя размывать ответственность. Диагностика, лечение, контроль за последующим состоянием онкобольного должны быть сконцентрированы в одном месте, без такой вертикали не получится стройной системы и, соответственно, ожидаемого результата». Именно так получается, к примеру, в странах Европы, где помощь онкобольным оказывают многопрофильные больницы и когда эти больницы были «под карантином» по ковиду, онкобольным пришлось потесниться.
К слову, наша система онкологической службы признана эффективной во всем мире. Когда мы в 2013 году проводили международную конференцию по персонализированной медицине, Ассоциация онкологических институтов Европы прислала к нам в Казань все свое руководство, чтобы изучить наш опыт по организации борьбы с раком. Четырнадцать человек – специалистов высшего уровня из Испании, Нидерландов, Италии, Дании и других стран узнали, как выстроена наша служба – есть первичные онкокабинеты, головное учреждение – РКОД, его филиалы, проводится работа с врачами общей лечебной сети, лекции для терапевтов, действует единая информационная сеть, диспансеризация, о скрининговые программы. Искреннее удивление западных коллег вызвала тогда информация о том, что в нашей службе пациент находится на постоянном учете, к нему сохраняется внимание на протяжении всей его жизни.
Устойчивости системе прибавила и стартовавшая в 2009 году федеральная программа модернизации онкослужбы, которая работала до 2015 года. Программой было предусмотрено оснащение онкоцентров современным оборудованием, тогда как строительство обеспечивал субъект. Нас республика поддержала полностью, стройки было много – от радиологического корпуса до возведения ядерного центра с позитронно-эмиссионным томографом, циклотроном и оборудованием для радионуклидной терапии. С лекарствами в те годы было похуже, но наш диспансер и в этой части был одним из лидеров в стране. Мы участвовали в клинических исследованиях мировых препаратов, в частности, первого таргетного препарата для лечения рака молочной железы, были в пятерке ведущих медицинских центров мира, где занимались такими исследованиями.
– А потом ввели санкции…
– Да, сейчас, к сожалению, большинство подобных проектов свернуты, и не потому, что с нами не хотят работать. Часто препятствием становится логистика – невозможность приехать в Россию. Дело в том, что по регламенту куратор должен лично бывать в медучреждении, которое участвует в исследованиях. Тем не менее, контакты с западными коллегами у нас сохранились, но, безусловно, в настоящее время более активные контакты поддерживаем с медиками из Китая, Турции, Индии, Монголии.
Но нет худа без добра – санкции подстегнули наши научные умы. Сегодня в разработке российских ученых несколько перспективных инновационных препаратов. Не скрою, хотелось бы больше, но это дело непростое.
В целом проблем с зарубежными медикаментами пока нет. И российская медицинская наука активно работает на импортозамещение, наши фармкомпании успешно освоили изготовление аналогов. К сожалению, у наших специалистов недостаточно средств на исследования, ведь за лабораторными испытаниями должны следовать клинические. Рандомизированные исследования должны вестись на большом количестве пациентов, что требует значительных финансовых вливаний. Государство пока участвует в таких исследованиях посредством выделения научных грантов.
– Проблемы с импортным высокотехнологичным оборудованием из-за санкций возникли?
– Осложнились и закупки новых, и ремонт уже приобретенных аппаратов. Запчасти идут дольше, но все же идут. Впрочем, многие западные компании в целях сохранения рынков сбыта прорабатывают новые пути сотрудничества с российским здравоохранением. Из Китая к нам идут поставки аппаратов УЗИ, томографов и другого оборудования.
Опять же сложившиеся обстоятельства позволили российским компаниям активизироваться в данном направлении. Сегодня «Росатом» взял на себя создание компьютерных томографов и МРТ. Идут клинические испытания отечественных линейных ускорителей, большая работа проводится в сфере ядерной медицины – по диагностическим, лечебным изотопам российского производства, которые раньше отправлялись за рубеж, а оттуда мы получали их дозированными и готовыми к применению.
– Работать в отрыве от мировой науки российским онкологам сложно?
– Это глубочайшее заблуждение – считать нас оторванными от мира! Многочисленные российские онкологические конференции, форумы, съезды никогда не проходят без участия зарубежных специалистов. Я вам больше скажу – очень часто они более заинтересованы в общении с нами.
– Сегодня татарстанский РКОД по-прежнему занимает лидерские позиции в стране?
– Как главный онколог ПФО могу свидетельствовать – из четырнадцати территорий округа мы точно лучшие, по стране – в числе передовых. Хотя удерживать лидерские позиции сегодня становится все труднее. Оборудованием и средствами все обеспечиваются в равной мере, идет хорошая подготовка специалистов.
Конечно, остаются территории, где существуют проблемы нехватки персонала, и как следствие, местному населению оказывается недостаточный объем высокотехнологичной медицинской помощи. Здесь подключаемся в том числе и мы, помогая локальным медучреждениям в работе. Также активно использует свой высокий потенциал Самарский
онкодиспансер, много делается в Башкортостане, Нижнем Новгороде. И это хорошо! Необходимо, чтобы по всей России был высокий уровень оказания онкологической медпомощи. Все достижения, все новшества должны доходить до практического здравоохранения быстро.
Вспомним, всего полвека назад диагноз «рак» звучал как приговор. Мы и пациенту его обычно не озвучивали, мол, язва у вас, воспаление, но никак не рак. Онкологическое заболевание молочной железы тянуло за собой калечащую операцию с удалением железы, ближайших лимфоузлов, части грудины и даже ключицы – старались убрать с запасом. Сейчас Татарстан – лидер по числу органосохраняющих операций, по пластике молочной железы, позволяющей сохранить не только физическое, но и гармоничное душевное состояние женщины.
– Полная победа над раком, по-вашему, когда-нибудь состоится?
– Что в вашем понимании «полная победа»? Пилюли от рака не будет никогда. Понемногу общество приходит к пониманию того, что рак – тяжелое хроническое заболевание, с которым можно и нужно успешно бороться. Изжить его полностью человечеству вряд ли удастся, как не удается справиться, например, с пневмонией. Но воспаление легких – это же не повод умирать от страха. Вот и рак пора низвести с уровня смертельного приговора до уровня болезни, с которой можно жить.
