27 января – День снятия фашистской блокады города на Неве

«И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами». Впечатанные в живую ткань сердца Анны Ахматовой эти чеканные строки блокадной правды вновь направлены огненно-блокадному Ленинграду.

Кем и чем сегодня, в канун 75-й годовщины своего избавления, возникает он перед мысленным взором – городом-страдальцем, городом-стоиком, городом-героем, победившим смерть?

ПЕТЕРБУРГСКИЙ ВЕКТОР ПЛАНА «БАРБАРОССА»

Само рождение нацисткой идеи-фикс о победном походе на Восток изначально было связано с мечтой о «коленопреклонении» Ленинграда – символа славы Петра Великого, революции, индустриальной мощи, вечной ренессансной весны перед псевдо­владыкой планеты. Жирным красным карандашом Гитлер провел на карте операции «Барбаросса» линию «Берлин – Ленинград». Речь идет не только об определении города как исходно важного рубежа в военно-стратегическом смысле, как «ключа» к сердцу России, Москве, но и в метафизическом смысле. Фюрер, этот мистик, испытывавший необъяснимый страх перед этим местом с высокой концентрацией сил – земных и небесных, покрытым пыльцой мессианства, был одержим желанием, стремлением, дошедшим до маниакальной страсти, умертвить источник, воспроизводящий русский дух непобедимости. Это желание предельно скупо, но прицельно точно отражено в директиве Гитлера «Будущее Петербурга» от 29.08.1941г., предписывавшей «уничтожить», «стереть с карты мира», «сравнять с землей» этот город. Совсем в духе знаменитого предписания Катона Старшего: «Карфаген должен быть разрушен!»

Заданность на уничтожение вытекала из ставок предстоящего противостояния. Ленинград для фашистской Германии являлся великим началом пути к вселенскому властелинству, осуществлению звёздной мечты превращения третьего рейха в новый Рим. На Невском пятачке Ленинграда предстояло запустить механизм часов, отсчитывавших время и определявших исход существования двух противоположных типов цивилизаций, мировоззрений, идеологий, менталитетов. Именно здесь должен был решиться исход «войны богов». Отсюда всесторонность подготовки Ленинградской операции, её концептуально-идеологическая, психологическая, расистски-антироссийская, арийски-религиозная квинтэссенция замысла Гитлера.

Город стал фронтом, а его жители – солдатами. Все они подпали под власть одной судьбы. И она предопределялась исходом схватки между жизнью и смертью на всем пространстве блокадного бытия. Но на нем обозначались и «точки», где противостояние имело судьбоносную значимость

Для государственного руководства советской стороны блокада Ленинграда – неожиданность, она не входила ни в планы, ни в философию стратегии ведения войны. Как удалось на Пулковском меридиане Земли остановить пришпоренную московской неудачей немецкую военную машину? Определённого ответа здесь и сегодня нет. Но совершенно однозначна главная причина краха «Барбароссы» – нерасшифрованность кода генотипа «азиатско-скифских недочеловеков».

Ленинградская блокада, оцифрованная в число «900», став частью вселенской участи, явилась эталонным примером выполнения миссии страны-цивилизации, перманентно жившей в чрезвычайной ситуации. Блокадники стали символом служения долгу перед Отчизной.

План «Барбаросса» потерпел фиаско: не состоялся уже расписанный командой фюрера в мелочах парад победы перед Зимним дворцом, как не было и торжественного банкета в гостинице «Астория» с запрограммированной по этому случаю речью Гитлера.

ГОРОД-ФРОНТ

В силу многих объективных, в немалой степени и субъективных обстоятельств зона обороны Ленинграда сжималась катастрофически быстро. В ней все чаще возникали оголенные бреши, череда «мертвых зон». Четырехмиллионное гражданское население города и войска Ленинградского фронта оказались в кольце огненного ада. Фронт и тыл слились воедино. Город стал фронтом, а его жители – солдатами. Все они подпали под власть одной судьбы. И она предопределялась исходом схватки между жизнью и смертью на всем пространстве блокадного бытия. Но на нем обозначались и «точки», где противостояние имело судьбоносную значимость.

Одним из таких рубежей были окопы, которые обрели образ неприступной Стены, стали местом «подзарядки» энергией стойкости, вакцинации инъекцией солидарности, братства. Идея всенародной защиты города стала объединительной, смыслозадающей. Никто никого в окопы не гнал, но там был почти весь живой Ленинград. Потрясает объем земляных работ и число окопников: в сентябре на укреплениях ежедневно трудились почти по сто тысяч человек, в октябре эта цифра возросла до 113 тысяч, в страшном январе там все еще работали 12 тысяч человек, изнуренных голодом и холодом. Возведенные силой духа и плоти, кровью и жизненной волей коммунистов и комсомольцев, студентов и профессоров, артистов и госслужащих, пионеров и пенсионеров окопы стали испытующим человека полигоном. В окопной эпопее сплелись удивительные черты исконно ленинградского характера – запредельная терпеливость, библейская покорность, фанатическая любовь к своему городу. Грандиозный окоп протяженностью 900 километров, опоясавший мегаполис, спас не только чью-то выборочную личную жизнь, но и реально помог ему устоять. Окопы, над которыми возвышались миллионные кубометры грунта, вывернутые из недр земли киркой, лопатой, окоченевшими пальцами, стали неперейденным Рубиконом для обеих сторон. Немцы споткнулись о них, остановились, ленинградцы не отступили.

Поддержание жизненного пульса в ослабевшем городском организме было главной задачей. Не один раз на разных уровнях вставал вопрос: что будет с Ленинградом? Известен приказ Сталина о подготовке города к самоликвидации в случае прорыва фронта. 24 сентября 1941 года «Ленинградская правда» вышла с передовицей «Ленинград – быть или не быть». Смятение, царившее наверху, было преодолено твердостью населения. Во всех «живых» ячейках города прошли митинги, собрания, сходы, с которых начался повсеместный процесс создания отрядов народного ополчения. Десять дивизий блокадников! Нет аналога подобного явления во всей мировой истории.

В лаконичном по форме призыве «Не сдавать!» не было трибунной пафосности, это была форма внутреннего душеприказания. Город от состояния неопределенности, отрешенности, сознания покинутости перешел в состояние сопротивления, патриотического горения. Ритм жизни, логика мышления, смысл существования – все было подчинено задаче выстоять и победить. Враг не прекращал бомбить, обстреливать, поджигать город – безостановочно, методично и безжалостно. За период Ленинградской битвы по нему было выпущено 150 тысяч снарядов, сброшено 100 тысяч зажигательных и 5 тысяч фугасных авиабомб. Казалось, на этой сковородке ничто живое не уцелеет. Но город продолжал оставаться жизнеспособным, несломленным.

«Дорога жизни» – еще одна точка, где бесчинствовала смерть, но ткалась и победа. Трудно переоценить ее роль. Единственная военно-стратегическая транспортная магистраль, проходившая через Ладожское озеро, связывала осажденный город с Большой землей. По ней проходила эвакуация населения, прежде всего детей и раненых, промышленного оборудования заводов, НИИ, высших учебных заведений. Второй родиной для многих стала Казань, на окраине которой возник городок ленинградцев – Дербышки.

ЦАРЬ-ГОЛОД

В октябре сорок первого выпал снег, так и не растаявший, утвердивший одну из предельно морозных в ХХ веке и самых страшных зим в истории. Ленинградцев накрыло тягчайшее испытание – голод. 20 ноября были установлены самые низкие нормы выдачи хлеба по карточкам: рабочим и инженерам – 250, служащим, иждивенцам и детям – 125, военным – от 300 до 500 граммов. Началась массовая гибель населения.

Голод в блокадном Ленинграде имел особое измерение. Он стал образом жизни, постоянным изнурительным состоянием, в котором дни и ночи, соединившись, превращались в беспросветную бесконечность. Хлебом бредили во сне и наяву. Ломоть его становился миражом, несбыточной мечтой. Пустели улицы, вымирали семьями, домами. В одном из таких домов найдут листки из дневника десятилетней Тани Савичевой – хронометраж смертей семьи: «Бабушка умерла 25 января… Дядя Алеша 10 мая… Мама 13 мая в 7.30 утра… Умерли все. Осталась одна Таня».

Одичали ли люди от голода и холода? Это смотря какой меркой мерить. 

Оценивая такого рода явления, человек, испытавший на себе всю суровость блокады, ставший потом ученым, заслуженным деятелем искусств Татарстана Аркадий Файнберг пишет: «Я привык к пиршеству смерти. То, что в иных обстоятельствах потрясло бы, для блокадников стало повседневным бытом». Но потом добавляет: «Голод наизнанку вывернул нутро человека, но не смог изменить его природу». Не растворилась «соль» петербургской всечеловечности. Перешагивать через трупы стало массовым, будничным актом, но выходить за пределы совести, нравственности, милосердия, так же, как не разделить кусок хлеба с ослабевшим, считалось преступлением.

Вспомним один из многих уроков нравственности, преподнесенных блокадниками. Об историческом факте сохранения сотрудниками Института растениеводства коллекции зерна, собранной академиком Н.Вавиловым. Истощенные голодом, умиравшие прямо на рабочем месте, они не тронули ни одного зернышка из оберегаемых ими 200 пудов. Хранители семян бесценной коллекции, умершие в блокаду, сами легли в ленинградскую землю, как семена веры в высшие ценности, сохранив главное – человечность в человеке тогда, когда это казалось невозможным.

Был ли голод Царем города? Несомненно: из 800 тысяч (по некоторым данным – больше миллиона) умерших блокадников 90 процентов погибли от голода. Это безвозвратные потери. Но умершие, павшие, убиенные ушли непокоренными, несломленными. И умирали-то они как-то по-особому – тихо, смиренно, безропотно. Как и жили – по только им присущим этическим канонам. Утешает одно: возвысившись над поругательством войны, они сохранили матрицу уникального типа характера – ленинградского, который и сегодня отличается от других всемирной отзывчивостью, толерантностью, интеллигентностью.

У НИХ ОСОБАЯ ГРУППА КРОВИ

Блокадный Ленинград. Этот образ-понятие вместил в себя все направления и формы человеческого бытия – от рождения до смерти и воскресения из ада, ценнейший опыт преодоления вызовов крупнейшей в мировой практике гуманитарной катастрофы, победа над запрограммированной нам фашистами участью, отмену Голгофы, завершение «крестного пути» и превращение восставшего из бездны Ленинграда в якорь спасения рода homo sapiens.

Это явление можно сравнить лишь с библейско-мифологическими сюжетами. От него, как святого источника, струится зефир вечно утренней прохлады. В его незримых потоках нет ни расслабляющего уюта, ни жертвенного проклятия, но есть твёрдая опора для героического броска, для очередного, вслед за блокадниками, прорыва.

Ленинградская блокада, оцифрованная в число «900», став частью вселенской участи, явилась эталонным примером выполнения миссии страны-цивилизации, перманентно жившей в чрезвычайной ситуации. Блокадники стали символом служения долгу перед Отчизной

Кто же они – ленинградцы? Святые апостолы, ангелы небесные, которых ни пуля, ни смерть не брали? А может быть, они были просто людьми – рабочими, моряками, учеными, поэтами, почтальонами, мечтателями, врачами, музыкантами. Гражданами, бесконечно любившими свой город, у которого хотели отнять статус, дарованный ему самой историей. Говорят, у ленинградцев особая группа крови, в которой больше, чем у остальных, элементов железа. Наверное, так оно и есть. Мощь их пассионарности питалась энергией ведической силы. Не забудем: Пулковский меридиан планеты – место «встречи» двух потоков истории, прошлой – эпохи Петра Великого, построившего на болотном месте город-«парадиз» (город-рай), – и новой, выпестовавшей культурно-цивилизационную красу мира – Ленинград.

И вот 27 января мы, весь мир, будем отмечать 75-ю годовщину его полного освобождения от фашистской блокады. Но прорвемся ли мы к ее Правде? Найдем ли полновесный ответ на самый жгучий вопрос: какая же сила превратила Ленинград в небесный Иерусалим? Русская зима, дух народа или Бог? А может быть, все это разом, как и в 1812-м, когда, по Пушкину, «открылся клапан духа народного и Господь встрепенулся». Открытие тайны ленинградского чуда – программа-действие на будущее.

Она предписана поколениям уже цифровой эры.