Все, что мы, обыватели, подразумеваем под жизнью эстрадной богемы – тусовки заполночь, сны до обеда, бурные корпоративы, интриги – это не о нем. Мало того, он никогда не имел ко всему перечисленному никакого отношения. Такое впечатление, что Габдельфат Сафин и шоу-бизнес существуют в параллельных мирах, даже притом что татарская эстрада живет более строгими измерениями, нежели остальная российская. Да и нечасто сценический образ артиста совпадает с тем, что он представляет собой в жизни. А вот он такой, каким мы видим его на сцене, – интеллигентный, сдержанный, требовательный к слову. Достойный…

– Неужели вы всегда таким были? Не хотелось похулиганить на сцене? Выкинуть что-нибудь эдакое…

– Отчего же? Если я сегодня ассоциируюсь с серьезным исполнителем, так ведь это не всегда так было. Скорее всего, в силу каких-то особенностей характера пришел к тому образу, что сложился на сегодня. Искал себя, нащупывал свою стезю. В молодости позволял себе какой-то шуточный репертуар, легкий и шутливый тон в песне. Вы поймите разницу: есть исконно народные песни, они всегда тепло принимаются татарским зрителем. Но если начнешь петь ему в угоду то, что поется на завалинках, сам слушатель этого не примет.

Я верю в интуицию. Знаю, что нужно моему зрителю. И это понимание только обостряется с опытом. Так же как и растет требовательность к себе. Сегодня музыкальный рынок перенасыщен. Много композиторов, авторов самого разного уровня. Могу прослушать несколько десятков песен, и только одна западет в душу. Вот она и «выстрелит».

Есть исконно народные песни, они всегда тепло принимаются татарским зрителем. Но если начнешь петь ему в угоду то, что поется на завалинках, сам слушатель этого не примет

– Вы пришли на сцену уже взрослым человеком, состоявшимся. И совершенно не знали мир эстрады…

– Разве что как слушатель. Причем рос на песнях, которые звучали в радиоэфире. Если помните, в далекие советские времена каждый день в полдень шел эстрадный концерт. Там было только то, что прошло через сито худсовета, в который входили именитый композитор, популярный певец, известный автор. Это уж были, что скрывать, отборные песни, настоящие, качественные. И вот я мог, не шелохнувшись, слушать этот концерт весь час, забывая о еде, о делах. Однако и в голову не приходило, что однажды стану частью этого мира. Я выбрал правильный, как мне тогда казалось путь, – пошел в строители, отучился в КИСИ, начал работать на стройке.

– И вдруг в один день Габдельфат понял, что без музыки не может…

– Именно так. Я понял, что не тем занимаюсь. Заставлял себя учиться, через силу окончил институт. Пришел в строительство – к работе душа не лежит. Но ведь я не лентяй, по своей натуре – работяга, дела не боюсь, на печке лежать не буду. И мучил себя вопросом: что же не так? Что, в конце концов, мне нужно, чтобы сосуществовать в гармонии со своей душой и тем, что меня окружает?

Сегодня музыкальный рынок перенасыщен. Много композиторов, авторов самого разного уровня. Могу прослушать несколько десятков песен, и только одна западет в душу

Если вернуться в юность, то я ведь в родной деревне Симетбаш Арского района, которая находится всего лишь в пяти километрах от Тукай-Кырлая, родины великого поэта Габдуллы Тукая, был первым баянистом. Все праздники, гулянья, посиделки – с моим баяном. А по тем-то временам баянист после председателя колхоза, профкома – главный человек в деревне, авторитетный, уважаемый. Инструмент я любил, играл с удовольствием. И вот после нескольких лет душевных метаний в столице пошел искать в Казани кружок баянистов. Добрался до хора Сары Садыковой. Меня прослушали. И удивили вердиктом: тебе надо петь. Вот так и началось. И однажды, набравшись смелости, я пришел в филармонию к Ильгаму Шакирову. В советское время вот так, с улицы, прийти к мэтру, заявить о себе, наверное, было верхом нахальства. Но я рискнул. Он послушал меня, улыбнулся, сказал, что возьмет к себе на работу, но я должен знать, что всю жизнь нужно быть в форме.

– Нельзя пить и курить?

– Не только. Это напутствие оказалось куда глубже по своему смыслу. Это система требований к себе. Ранний подъем, ежедневные физические нагрузки, бассейн, свои ритуалы… И знаете, это огромное удовольствие – понимать, что ты крепкий и здоровый человек, который еще может многое сделать в своей жизни. И я знаю, ради чего выстраивается этот путь. Это мой зритель, которого не могу обмануть…

– Не обижало, когда называли «поющим прорабом»?

– Что, и такое было? Наверное, за спиной говорили? Услышал бы, честное слово, не обиделся. Работа на стройке настоящая, мужская. Этот опыт мне многое дал в жизни. Но, повторюсь, человек обязательно должен заниматься тем, к чему лежит душа. А иначе зачем жить? У меня было немало критиков. Говорили: «Не так поет, нет музыкального образования, его можно и дома послушать, зачем идти на концерты…» Бывали и такие, что возмущались: «Почему народ ходит на его концерты?» Причем писали это газеты, выходящие большим тиражом. Но результат был обратный: эта критика, порой доходящая до злопыхательства, дала силы работать дальше. Если тебя заметили, значит, ты сделал нечто такое, чего не смог сделать другой.

– Я слушала вашу песню на узбекском языке…

– Это был редкий опыт. Как-то знакомый, узбек по национальности, напел мне ее, песня понравилась. Но это была единственная попытка исполнить произведение на другом языке. Все-таки я татарский певец. К примеру, Ренат Ибрагимов или Алсу Сафина могут петь на двух языках. Они выросли и жили в двуязычной среде. Для них это органично, а вот мой репертуар – только на родном языке.

Однажды, набравшись смелости, я пришел в филармонию к Ильгаму Шакирову. В советское время вот так, с улицы, прийти к мэтру, заявить о себе, наверное, было верхом нахальства. Но я рискнул

– Одна из ваших первых песен «Ак кулмэгэм» в свое время просто выстрелила. Эта популярность не мешала?

– Если честно, я в том далеком теперь 1993 году даже не подозревал о ее популярности. На радио она не звучала, как-то быстро разошлась по магнитофонам. Конечно, на концертах все время просили ее исполнить. С удовольствием пою ее до сих пор. Но потом были десятки других, которые так же дороги мне. Другой вопрос, что самому артисту нельзя становиться «рабом» одной песни.

– А если ее перепоет кто-то другой?

– Знаете, люди соблазняются красотой песни, берут ее в свой репертуар, но не всегда могут попасть в тот единственно верный тон. Перепевка не всегда получается удачной. Но бывает и наоборот. Песня должна найти своего «хозяина».

– С песнями-то все понятно, но как в вашу жизнь газета вписывается? Ведь вы  издатель «Акчарлака», очень, признаюсь, популярного в татарской среде. Это для вас бизнес?

– Газета никогда не была для меня бизнесом. Это не тот круг деятельности, который приносит прибыль. И мы с супругой Рузилей, начиная новое для себя дело, прекрасно понимали это. Другое дело, что, видимо, наши творческие натуры требовали реализации в какой-то новой для себя сфере.

Волнуюсь перед каждым эфиром, перед каждым выступлением. В свои концерты вкладываю всю душу, но получаю взамен энергию моих зрителей

А как все к этому пришло? Мне звонят журналисты, нередко из русскоязычных газет, просят интервью. И я начинаю понимать, что мне тяжелее давать интервью, чем написать ответ. Попробовали. Смотрю, публикуют один в один, даже знаки препинания чаще всего не трогают. Получается, что я могу не просто грамотно излагать свои мысли, но и донести их до читателя так, что ему интересно читать написанное мной? Думаю, почему бы не попробовать себя в журналистике, не издавать газету. Тем более жена – человек творческий, увлеченный, которой тоже это близко. В конце концов, кто учил наших поэтов, вышедших из народа? Это талант, данный свыше. Или он есть, или его нет. Тут мне кажется невозможно научить, можно только с годами отточить свое мастерство.

– И газета, и сцена – серьезная нагрузка.

– Но нам это интересно! Отсюда и наш издательский дом родился, и творческое объединение.

– Вас тяжело вписать в шоу-бизнес.

– У меня своя дорога. И я с нее не сверну. Да, я не человек шоу-бизнеса в том смысле, как это понимают многие. Но мне и не хотелось быть его частью. Шоу-бизнес создает соперничество. Но оно оправданно на ринге, на лыжне. Моя жизнь – в песне. Я отказываюсь от выступлений на корпоративах, на свадьбах, каких-то гуляньях. Это не от высокомерия. Мне уже за пятьдесят, и, как никогда, чувствую ответственность за свои поступки, за свое слово. Волнуюсь перед каждым эфиром, перед каждым выступлением. В свои концерты вкладываю всю душу, но получаю взамен энергию моих зрителей. Мы всегда очень тщательно работаем над новыми программами, надеюсь, зритель дает им добрую оценку. Ведь в каждом случае это диалог с залом, в который вкладываю все свое уважение, всю свою любовь к тем, кто принимает меня и мое творчество…