„СТННЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ"
Лета к суровой прозе клонят.
Лета шалунью рифму гонят.
(«Евгений Онегин).
Обратиться к суровой прозе, с ее особой "прелестью нагой простоты» заставили Пушкина не только лета. Ум поэта не мог довольствоваться одной игрой гармони. В нем назревала глубокая потребность изображать жизнь «такой, какой она была в действительности". Ничтожная и узкая действительность узкого мирка великосветской "черни" была измерена Пушкиным до дна, и ни с гадливостью от нее отворачивался. Перед глазами гениального народного писателя в бесконечных далях России лежала иная действительность, пусть серая и омиренная, но более значительная, более человеческая.
В сказках Шехерезады — Гарун-Аль-Рашид в платье простолюдина ночью тайком уходит в толпу "уличной черни». Это было причудой пресышенного властелина. «Царь» поэзии Пушкин принял серенький облик неведомого маленького забавного Белкина и ушел в "смиренную обитель" Выриных и Прохоровых. Это был зрело обдуманный демократический шаг на новый путь, новый по темам и «слогу». у Пушкина нет туманного слова, "стиль», он всегда думал и работал над слогом, стремился сделать совершенной связь мысли и слова. Простота, точность, краткость, "мысли и мысли» над каждый выражением, над значением каждого слова — такова гениальная проза слога Пушкина. Под неотразимым натиском рушилась обветшалая ломоносовская теория о «трех штилях». Опрокидывалась восторгавшая чувствительных барынь приторно-синтиментальная жеманность слога Бедно Лизы Карамзина. Не было также подчинения манере Гоголя-рассказчика: Пушкин иронизировал над его прозаическим слогом. Гениальная теория прозы была гениально реализована. В этом нас убеждают "Повести Белкина." Это мы видим в "Станционном смотрителе". Мастерская планировка в "Повестях Белкина" заставляет вспомнить Шехерезаду: в рассказ включен рассказ, в свою очередь вмещающий в себе один или два рассказа. Но в "Тысячи и одной ночи "язык всех рассказов один и тот же. Язык "Повестей Белкина" поразительно многогранен: у каждого рассказчика свои приемы, своя манера. Гениальный мастер слога Пушкин - замечательный стилизатор. Издатель А. П. комической важностью пародирует шаблонную манеру издателей писать предисловия.В предисловии введено письмо анонимного друга Белкина,судя по языку, - типичнейшего старого канцеляриста из мелкопоместных дворян. Издатель А. П. предупреждает далее любопытных изыскателей. Белкин мелкопоместный дворянин, отставной офицер невысокого чина: своей "охотой и занятиям по части русской словесности" он обязан деревенскому дьячку. Этим определяется особый слог Белкина, тщательно продуманный и стилизованный Пушкиным. Вопрос о слоге "Станционного смотрителя" осложнен справкой "Издателя А.П."."Смотритель" рассказан был Белкину "титулярным советником А.Г.И." "мелким дворянином", "в мелком чине". Этого "А.Г.П." следовательно нужно считать основным рассказчиком повести. Но в ней нельзя уловить грани между языком "А.Г.Н." и Белкина, выходцев из одной мелкопоместной и служилой среды. Зато резкие грани лежат между слогом рассказчика "мелких господ", слогом станционного смотрителя,-из отставных унтеров,- мещанина Симеона Вырина, Дуни. Особо выделен, наконец, "аристократический слог" петербурского ротмистра Минского. Рассказчик "Станционного смотрителя" (Белкин-А.Г.Н.) любит показать, что он на дружеской ноте с литераторами. под заголовком своей повести он, например, непринужденно цитирует фразу из стихов Вяземского. Казалось сейчас начнется легкая литературная болтовня в салонном стиле. Но нет: на острый зубок Белкина попало слово "диктатор", сказанное Вяземским о станционных смотрителях. Белкин подхватывает "диктатор" и попо своему возбужденно разъясняет "изверг человеческого рода", "притеснение", "грубость", жестокость, несправедливость. А затем внезапно переходит на мысль противоположную: он опрокидывает эту низкую "клевету" о маленьких обиженных всеми людях и находит большие человеческие слова.-"Будем справедливы", постараемся войти в их положение, станем судить об них гараздо снисходительнее и сердце наше исполнится искренним состраданием. Станционный смотритель - "сущий мученик", его служба - "каторга". Незаметные, униженные и оскорбленные люди из "почтенного сословия смотрителей" - люди "мирные" от природы услужливые, склонные к общению, скромные в притязаниях на почести и не очень сребрелюбивые. Их речь "любопытна и поучительна". Врт почему автор не обращается с разговорами к "какому-нибудь чиновнику 6-класса, из проезжих генералов". Читай между строк: у генерала, человека действительно диктаторскими замашками, не найти привлекательных выринских черт, от него не услышиш человеческого слова. Очень острые зубки и коготки у Белкина: обыватель заговорил словами гражданина Пушкина.- "Что было бы с нами, если бы вместо общеудобного правила: чин чина почитай,- ввелось в употребление другое, например: ум ума почитай? " - иронически спрашивает Белкин.Противопоставление этих афоризмов - не простая игра слов: в этих лаконических фразах два мира - что есть и что должно быть.
Цензура насторожилась, ее надо успокоить: что есть "ныне кажется мне в порядке вещей". Опять эзоповский язык. Что ж поделаеш: осторожному "мирному" человеку нужно ловко замести свой след!... И он обрывает рискованные пушкинские рассуждения: "Но обращаюсь к моей повести".
Сдерживая волнение,простым лаконичным языком передает рассказчик свои путевые впечатления. Сентиментальные комментарии Радищева или Карамзина (вих путешествиях) здесь ни к чему: факты достаточно ярко говорят сами за себя.
В изображении пейзажа Белкин чрезвычайно скуп на слова, его словесные краски сурово-прозаичны и мрачны. «День был жарким. В трех верстах от станции *** стало накрапывать, и через минуту проливной дождь в -горел т нуту проливной дождь вымочил меня до последней нитки.—Ясно, промокшему человеку не до пышных слов о прелестях природы! В последний раз к станции** рассказчик подъезжал осенью. «Серенькие тучитпокрывали небо; холодный ветер дул с пожатых полей, унося красные и желтые листья со встречных деревьев. Я приехал в село при закате солнца».
И дальше:
«Мы пришли на кладбище, голое место ничем не огороженное, усеянное деревянными крестами, не осененными ни единым деревцем. Отроду не видывал я такого печального кладбища». Мрачный пейзаж подчеркнут путем неоднократного отрицания: ничем не огражденное, не осененными ни единым деревцем , отроду не видал я, голое место,груду песку, черный крест с медным образом на фоне холодных осенних сумерок... Леденящими сердце, сурово простыми, скупыми словами нарисована последняя смиренная обитель смертельно оскорбленного морально убитого Минским мученика четырнадцатого класса."
В скупых но врезающихся в память словах дан и облик "смиренной с опрятной обители" Вырина при его жизни. Картинки с поучительной историей о блудном сыне (- нечаянный намек на судьбу Дуни). "горшки с бальзамином и кровать с пестрой занавеской,перегородка, из-за которой появляется маленькая кокетка Дуня. Сени, где в крещенский мороз дрожащий смотритель прятался от раздраженных постояльцев, а дуня дарила им поцелуй. Весь несложный быт смиренного мелкого человека вмещен в эти немногие простые слова.
Но суровая действительность вычеркнула здесь многое с уходом Дуни. На окнах уже небыло цветов, и все вокруг показывало ветхость и небрежение.Прием отрицания (не было цветов, небрежение) резко подчеркнул трагедию одинокого Вырина.
Его судьба отражена и в его портрете. Вижу, как теперь, человека лет пятидесяти, свежего и бодрого, и его длинный зеленый сертук с тремя медалями на полинялых лентах. Словесные краски не дают представления о чертах лица - оно умышленно дано без особых примет. - Вырин прежде всего коллежский регистратор при исполнении обязанностей станционного смотрителя. Какое дело проезжему генералу ло человеческого лица того, кто обязан расторопно исполнять его требования и быть в казенном мундире? Но рассказчик во второй свой приезд видит перед собой не коллежского регистратора в чиновничьей форме, а человека сломленного горем.- Я смотрел на его седину, на глубокие морщины давно небритого лица, на сгорбленную спину- и не мог надивиться, как три или четыре года могли превратить бодрого мужчину в хилого старика...
Седина, глубокие морщины, давно не бритое лицо, сгорбленная спина сменили былую свежесть и бодрость в портрете Вырина. Прием контраста в словесных красках действует на читателя с неотразимой силой ...
Язык Вырина сложился в условиях его службы, сначала военной, потом - на почтовой станции. Здесь нужен был почтительный смиренный слог. Дочка-с... да такая разумная, да такая проворная, вся в покойницу мать,- отвечает на распросы проезжих о Дуне с видом довольного самолюбия. В одном только слове дочка-с- полностью сказался и почтительный мелкий чиновник илюбящий отец... Ваше высокоблагородие!.. сделайте такую божескую милость!.. Отдайте мне, по крайней мере, бедную мою Дуню.Ведь вы натешились ею; не губите же ее понапрасну...
Отставной служивый просит почтительно просит, умоляет его высокоблагородие: любовь к дочери пересилила вечный страх перед начальством. Но что значат для Минских скорбные человеческие слова мелкого чиновника? - И Вырину, остается одно безрадостное утешенье в горьких поговорках оскорбленного бесправного человека: что с воза упало, то пропало, от беды не отбожиться, что суждено тому неминовать.
Миллионы безропотных рабов уходили с этими фаталистическими словами в могилу, среди них лег в могилу и сущий мученик 14-го класса Симеон Вырин.
Лукавым афоризмом отмечает ротмистр Минский служивому Вырину : что сделано, того не воротиш. Этими словами можно успокоить любую черную совесть, тем более, что ведь Вырину были сунуты деньги!.. Чего тебе надобно... что ты крадешься, как разбойник? Или хочеш меня зарезать?Пошел вон!- Бесчеловечные, наглые слова сильнее человеческого толчка сразили Вырина. Немного было сказано Минским, но Минские николаевской эпохи высказались здесь с ичерпывющей полнотой и леностью.
Трагическая судьба Вырина для толстой бабы, пивоваровой жены (-кабатчицы) ставшей хозяйкой в его доме,- обычный житейский случай.-Спился... Одним этим словом толстокожий сытый обыватель равнодушно подводил итог не одной многострадальной жизни.
Только человеческое сердишко оборванного рыжего и кривого мальчика дрогнуло при вопросе об умершем смотрителе- Как не знать! Он выучил меня дудочки вырезать. Бывало (царство ему небесное) идет из кабака, а мы то за ним. Дедушка, дедушка, орешков!, а он нас орешками наделяет. Все бывало с нами возится!.
"Царство небесное"- в этих словах были заключены все народные надежды и мечты о человеческой светлой и радостной жизни. Но в порядке вещей было царское земное для Минских.
Что для них безвестная могила Вырина?
Бестрепетной рукой они столкнули в могилу и его честного смелого защитника- Пушкина.
Доцент В. Неболюбов.