Секретарь партколлектива обвел глазами сидящих в его комнате и сказал:
— Заседание бюро разрешите считать открытым.
Воцарилась напряженная тишина. Иногда она прерывалась взрывом возгласов, реплик, они заглушали слова говорившего и покорно стихали перед нетерпеливыми движениями отсека.
Секретарь ячейки кожцеха Новосельцев сидел подавленный. Его давила тяжесть преступления перед партией и рабочим классом.
Судили его.
Накричавшись, вылив свое возмущение, окружающие, глядя на Новосельцева, чувствовали к нему жалость:
— Все-таки свой брат, рабочий! Хороший производственник, не имел проступков. И вдруг, на вот тебе, опозорился и опозорил весь коллектив!
И снова досада твердыми камешками вытесняла жалость из глаз.
Секретарь коллектива, стуча по столу костяшками пальцев, сказал:
— Есть два предложения, исключить из партии и профсоюза товарищей Новосельцева и Бардова. И второе — дать строгий выговор с предупреждением Новосельцеву!
— Кто за исключение, прошу поднять руки! На мгновение воцарилась могильная тишина. Все замерли. У Новосельцева побелели губы. Не смея поднять глаз, он чувствовал, что валится в какую-то пропасть, кружилась голова. Ему хотелось закричать, но горло судорожно сжимали спазмы.
По комнате пронесся облегченный вздох. Ничего не понимая, как бы просыпаясь от тяжелого сна, Новосельцев поднял глаза: ни одной руки за исключение его из партии не поднялось.
Бардов был исключен из партии. Новосельцев получил строгий выговор с предупреждением; бюро цехячейки распустили.
**
В кожцехе № 1 громыхали барабаны. Кожи распластывались мокрыми скатертями. По зольному стлался терпкий запах. Инструктор, окидывая взглядом кучку рабочих, спросил:
— Бардова опять нет?
— Нет, спят они, их коммунистическое величество! — ехидно зашипел Сидоров.
Да, уж не наш брат, беспартийный,— подхватил Бирюлин. Коммунистам все можно — и прогуливать и пьянствовать...
— Будя зря-то пороть. Чего тумашишься? — одернул его сосед и, плюнув, принялся за работу. Другие рабочие тоже поспешили к своим местам. Кучка растаяла.
**
От одной бригады к другой ходит человечек и нашептывает:
— Трудно, брат, работать — трудно! Надо заставить, чтобы больше платили, больше давали продуктов. А для этого надо бастовать, но бастовать по-итальянски...
Имя этого человечка — Сидоров, помощник его Бирюлин. Рабочие, слушая Сидоровых, морщились и посылали их к чорту. Но непримиримой злобой горели шептуны, изо дня в день обрабатывая рабочих, кучкой и в одиночку. А цехкомитет, возглавляемый Полянкиным, и цехячейка, секретарем которой являлся Новосельцев, зная о злобных нашептываниях этой группки врачей,не противопоставляли ей широкой, разъяснительной работы. Ячейка и цехкомитет не вскрывали перед рабочими сущности агитации Сидорова, его рваческих и вредных для социалистической фабрики требований.
Шедший впереди кожцех стал отставать, невыполнение задания доходило до 15 проц., резко снизилось качество. Недодуб вошел в систему. Только тогда подняли тревогу. Бросили в кожцех лучшие силы. 3анесли его на черную доску, повели разъяснение. Медленно, с трудом цех стал выправляться. Выпра- вился и пошел в гору. Секретаря ячейки Новосельцева освободили от руководства, как плохого организатора и назначили на его место Бардова (?!).
Партячейка и цехкомитет стали работать опять без контроля и руководства.
**
Новый секретарь Бардов, получив зарплату, обозленно бросил:
— Сволочи! Как будешь жить на 55 рублей в месяц?
Постоял около места своей работы, задумчиво поглядел в матовый отблеск сокового чана и сказав окружающим:— К чорту, не буду работать за такую цену, — ушел в конторку цеха.
Мастер Ухин, видя Бардова сидящим, удивился:
— Ты чего не работаешь? До конца еще 2 часа!
— А тебе какое дело! Сам знаю чего делаю!
Просидев до окончания работы, Бардов пошел к секретарю коллектива.
— Товарищ секретарь! Если мне будут мало платить жалования, то я уволюсь с завода.
В партколлективе его уговаривали:— Брось Бардов, погоди два дня, пересмотрят расценки, будешь зарабатывать не плохо.
— Нечего мне заправлять! Скажите, чтобы прибавили или я уволюсь.— Сказал уходя Бардов.
В цехе Бардов итальяниц, кончал ра- боту за два часа раньше и посылал к чорту администрацию.
Ясно, что никакой партработы среди рабочих не велось. Авторитета среди рабочих коммунисты не имели. Желающих вступить в партию не находилось.
Полтора месяца «правил» ячейкой Бардов. Развалив налаженную было работу, его отстранили от руководства и дали строгий выговор с предупреждением.
И... снова стал секретарем цехячейки Новосельцев.
**
Бардов, подойдя к мастеру спросил:— уволишь ли ты меня, наконец? Не уволишь — хуже будет! — посвистывая он пошел к месту работы, сел и начал свертывать козью ножку, чтобы отправиться в курилку.
Ежедневно он кончал работу за два часа раньше, на замечания мастера отвечал:
— Я вам который раз буду говорить, чтобы меня уволили. Что это за крепостное право?!
Сидоров и его помощники защищали Бардова перед администрацией, а рабочим говорили:
— Бардов коммунист, а прогульщик. Беспартийного ставят, чтобы выправлять его работу...
**
Цехкомитетчик Полянкин, получив контрольную цифру реализации займа «Пятилетка — в 4 года», сокрушенно мотал головой.
В цехе, переходя от рабочего к рабочему он убеждал:
— Товарищи, подпишитесь на заем.
— А зачем это? — Поинтересовался перезольщик.
— Подпишись! А то меня повесят, — клянчил Полянкин.
— A-а, только то из-за этого!— удивлялся рабочий. - Не протестую, пускай вешают.
— Товарищ, хоть на пятерочку, а? Пожалуйста, подпишитесь, а то мне попадет.
Находились жалевшие Полянкина. Под лозунгом спасения Полянкина шла и идет подписка в кожцехе.
**
— Товарищ Новосельцев, заметь, опять Сидоров бузит. Мы сейчас превышаем задание. Как бы не сорвал он нам это дело, — так говорили секретарю цехячейки передовые рабочие.
Новосельцев отвечал: «ладно». Сам
же не обращал внимания на то, что
делается в цехе. Бузотеры, не получая отпора, наглели.
Товарищи! митинговали они, — нас заставляют работать изо всех сил. Да еще на заем подписываться велят. Коммунисты все деньги прогуляли и вот теперь опять хотят сорвать с нас.
Некоторые начали колебаться. А у руководителей цехкомитета и цехячейки уши были заткнуты оппортунистической ватой.
Сидоровцы продолжали обрабатывать рабочих.
— Смотрите, вот бригада № 1, она счиатется лучшей, а в ней нет ни одного коммуниста. Беспартийные работают лучше коммунистов, потому что коммунисты бездельники! Любят только говорить да прогуливать!
**
— Ну чего ты, бросай, что ли!
— И то думаю, надо успеть под душем помыться.
Мишка с Петькой, бросив работу, побежали. В раздевальной уже сидели рабочие и вели разговор. Мишка с Петькой, расплескивая воду, орали во всю глотку песни.
— Тише вы, черти! Разорались! Опять охранник придет и выгонит.
— И пускай выгоняет, — подзадорил Петька. Не будете за целый час работу бросать. Полчаса в бане сидите, да полчаса в комендатуре. Ударники!
— Вот она, молодежь то нынче; взять бы всех да на одну осину и повесить. Шпана проклятая, — злобно шипел Сидоров. Довольно, товарищи, давайте потребуем все, что нам надо.
— А где возьмут то? Мы требовать будем, другие будут, а кто же делать то будет? Что то неладное получается, буза вроде, — сомнительно качали головой рабочие, слушая Сидорова.
— Брось ты, разве можно коммуни- стам верить? — убеждал Сидоров. Вон Бардов систематически прогуливает и ничего. Не увольняют! Потому что свой! Коммунист! Нашего брата давно бы под суд отдали.
Народ в раздевалке прибывал. Говор усиливался. Сидоров агитировал. Смена кончала работу.
**
Беспартийные рабочие, видя что происходит на их глазах, не чувствовали к коммунистам цеха никакого уважения. Партийного лица ячейка не имела. Среди беспартийных не велось никакой партийной работы, одиночки-коммуниты ничего сделать не могли, т. к. не было крепко сколоченного ядра. В ре- зультате ячейка не росла, желающих вступить в партию не находилось. Бардов прогуливал, бюро ячейки смотрело на это сквозь пальцы. Атмосфера нагревалась. И вот произошел взрыв.
22 августа хотели провести беседу о труддисциплине и дне индустриализации. Сидоровцы решили день индустриализации провалить.
— Если нужен он коммунистам, то пускай они и отрабатывают.
Они кричали, что самый честный коммунист — это Бардов, потому что он бьется за зарплату.
Заглушая слова докладчика, вопили:
— Довольно нас эксплуатировать, довольно издеваться!
Но сидоровцы просчитались. Передовая масса рабочих дала им жестокий отпор. «День индустриализации» решили отработать 23 августа.
На другой день, когда коммунисты должны были показать себя передовыми, не вышли на работу: ответственный секретарь ячейки Новосельцев (после он говорил, что у него серьезно заболел ребенок), коммунист Бардов и председатель производственной комиссии Гордеев. Председатель цехкомитета, хотя и пришел, но занялся какими-то талонами.
Сидоровцы злорадствовали:
— Вот, смотрите на примерных! Не верили нам. Теперь убедились?!
Не имея поддержки со стороны профсоюзной и партийной организации, рабочие заколебались. Первая лучшая бригада отказалась работать. Демобилизационные настроения охватили цех.
Только тогда заводские организации снова обратили внимание на положение кожцеха № 1. Только тогда собралось экстренное бюро партколлектива и, разобрав дело, вынесло свое решение. Как расценить этот зевок бюро партколлектива?
И. Лопухов.