Мне рассказывали об этом старые рабочие Вахитовского завода
Как только стягивало льдом берега Кабана толстой, выдерживающей взрослого человека коркой, в праздничные дни, после обедни, сходились на Кабан русские и татары. Они стояли друг против друга плотной враждебной стеной. Русские держались свободнее. Из их стана летели в татарскую сторону:
— Эй, чаплашки... Сейчас скулы воротить будем...
— Татарская морда,, свиного уха хошь?..
И много других позорных и нехороших слов бросали русские, отчего у татар обида и ненависть еще сильнее горели в глазах, еще крепче сжимались кулаки.
А потом начиналась драка.
Сперва выходили на середину мальцы
— лет по 12-13. За ними шли постарше, а немного погодя, с криком и гиком наваливались со весх сторон груды людей и замешивалось кровавое месиво.
Дрались с каким-то диким упоением. Свинчатками, надетыми на пальцы, гайками, привязанными на крепкие гайтаны, а то и просто булыжником, зажатым в руке, били по головам и лицам. Плевались кровью, выплевывали из разбитых ртов в пригоршни зубы.
Иногда в гуще опьяненных людей пускались в ход финки и острые мясницкие иожи. Дикий крик подрезанного человека словно масло в огонь подливал. И драка разгоралась новым еще более ярким пламенем слепой вражды и ненависти.
А в стороне от побоища стояли купцы Казанские и мясники с Рыбного.
Подбадривали дерущихся:
Бей веселее. По мордам их, нехри-
Д2 СТРАНИЦА|
стей. Опосля пивом угощать будем...
Трое братьев Меркуловых, известные банщики, были большими любителями этих схваток. Нередко старший из них— здоровенный детина — сбрасывал с плеч купеческую поддевку и, на-ходу засучив рукава, вваливался в толпу. Двое помоложе с любопытством следили, как их братан, размахивая длинными волосатыми руками, сшибал с татарских голов тюбетейки. Но когда находились посильнее его противники и без жалости били купеческого сына, — один из оставшихся Меркуловых залезал в бездонную пивную бочку, специально притащенную на берег Кабана, вытаскивал из карманов пятифунтовые гири и подавал сигнал своим молодцам, чтобы катили его на татарскую сторону...
Как с того, так и с другого берега Кабана собиралось много зевак. Люди запруживали мост, наваливались на перила так, что перила трещали в своих скрепах.
Все что происходилб на льду, все это можно было прочесть по лицами и фигурам зрителей. То толпа, как один человек, замирала, с тревогой следя сотнями и тысячами глаз, когда отступали Свои, то, словно звериный, вылетал из засохших глоток ее победный рык, когда сдавала позиции вреждующая сторона.
Сытые мордастые полицейские покрикивали:
— Н-но, осади назад. Перила сломаешь, скотина. Осади.
И равнодушно посматривали, как в мертвой хватке, сцепившись, ломали люди друг другу, неводомо за что, ребра, ворочали скулы и носы, били, как старые глинянные горшки, головы.
С темнотой драка на Кабане прекращалась. Она стихала как-то сразу. Обессиленные, в синяках и кровоподтеках, расплескав ненужную злобу, расходились, не понимая, зачем они избивали друг друга. Истоптанный сотнями ног лед. розовел застывшими кровяными лужами...
Случалось, что русские, сбив татар, обращали их в бегство. Тогда вся русская сторона, вместе со стоящими на мосту и берегу зрителями, снималась с места и с улюлюканьем гналась за покинувшим поле битвы «врагом».
Впереди преследующих обычно шли «молодцы» из рыбного и мясного рядов. Они, как гончие, учуя ускользающую добычу, в надвинутых на лоб картузах с лаковым козырьком, неслись по кривым улочкам Татарской слободы. Врывались в домишки, а там, как говорили тогда татары — обитатели этих домишек:
—Русский в избам гулял, нувый тумпа- ковый самовар лепешкам делал, а потом посередь изба свинуй уха вешал...
Бывало и обратно. Татары гнали с Кабана русских, рассчитывая отомстить за долгие обиды и унижения. Но победа была недолговечной. Почему то каждый раз, как только переступали чужой берег ноги татар, неожиданно появлялись конные полицейские и жандармы и ударами двухвосток быстро «наводили» порядок.
Это было давно.
Годы стерли у многих воспоминания о побоищах на Кабане.
Молодежь комсомольского возраста, а тем более поколение, рожденное в послеоктябрьские дни, не знают о них совершенно, как не знают и многого другого из безвозвратно ушедшего прошлого.
Революция смела братьев Меркуловых и их класс, навеки вытравила традиции рыбнорядских молодцов с их эмблемой российского шовинизма — грязным свиным ухом.
Но старые рабочие еще хранят в памяти эти драки на озере Кабан, как один из эпизодов беспрерывной тяжелой цепи великодержавного шовинизма, унизительного для человеческого достоинства в своей неприкрытой звериной оголтелости, в своей грязной свиной натуре.