Подвиг под Бородулино: новое прочтение
Это необычная история. История подвига нашего земляка из Лаишевского района Михаила Кузьмина, который летом 1943 года был в составе экипажа самолета, протаранившего вражеский склад боеприпасов в местечке Бородулино Ленинградской области. В результате было уничтожено большое количество оружия и военной техники противника. За этот подвиг товарищи Кузьмина были награждены орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды. Татарстанец же, как следует из архивных документов, всего лишь "не вернулся с боевого задания"...
За этой историей - горькие факты из жизни тех, кто, как и многие сотни, тысячи и миллионы других наших соотечественников, творил Победу, проявляя порой настоящую отвагу, мужество, даже геройство. Но остался безвестным в силу тех или иных обстоятельств. У каждого фронтовика своя судьба. Наша задача - вернуть из небытия имена героев. По достоинству оценить то, что они совершили ради общей Победы.
Михаил Кузьмин - один из них.
Тайна Ереминских болот
В августе 2007 года один из местных охотников вывел петербургских ребят-поисковиков к месту падения самолета "Ил-2" в Ереминских болотах на границе двух районов Ленинградской области - Тосненского и Кировского. Места это топкие и глухие, поэтому даже грибники и ягодники обходят их стороной.
Оказавшись на месте, поисковики сразу определили, что перед ними - обломки советского штурмовика. На большой площади были разбросаны остатки его хвостового оперения и крыльев. К счастью, в этом месте не побывали мародеры, которые собирают "военные трофеи" на цветмет. На Ереминских болотах перед участниками экспедиции предстала нетронутая картина трагедии шестидесятилетней давности.
В этих местах в период с 1941 по 1944 год осталось после боев большое количество авиатехники, и поисковики даже приблизительно не могли сказать, чей же это мог быть самолет. Разгадать тайну предстояло на месте.
В первый же день раскопок среди обломков были обнаружены гильзы от авиапушки калибром 20 миллиметров, датированные 1942 годом, а это сужало временные рамки гибели самолета. Позднее здесь нашли человеческие останки. Это говорило о том, что экипаж погиб вместе с самолетом.
Промывая обломки бронелистов машины от глины и торфа, на одном из них участники экспедиции обнаружили нанесенный белой краской номер "39". Именно таким образом на заводе, где изготавливались самолеты, рабочие обычно нумеровали съемные части бронезащиты, мотора и кабины самолета. То же делали и авиатехники, когда проводили ремонтные работы. Так благодаря номеру машины появилась возможность прояснить судьбу экипажа.
Однако обнаруженные цифры вызвали недоумение, так как в практике минувшей войны использовались исключительно четырехзначные цифры. Предположили, что число "39" было частью заводского номера самолета, и стали внимательно изучать списки погибших в этом районе самолетов, которые в своем номере могли иметь эти цифры. Удалось выявить два, приписанных к частям морской пехоты Балтийского флота. Но в документах их экипажи значились погибшими в 1941 и 1942 годах на довольно больших расстояниях от Ереминских топей, хотя и тоже в Ленинградской области. Впрочем, можно было допустить, что один из экипажей, сбитых на Балтике истребителями противника в 1942 году, мог дотянуть до Тосненского района. Однако принадлежность найденного самолета к морской пехоте, судя по его снаряжению, все равно была сомнительной.
В первый день исследований была сделана еще одна интересная находка, которая окончательно отметала первоначальную версию гибели самолета. Поисковики обнаружили оторванную от планки и сильно помятую медаль "За оборону Ленинграда". Медаль была утверждена лишь в декабре 1942 года, а в войсках стала появляться не ранее мая 1943 года. Значит, поиски имен летчиков нужно было вести в другом направлении.
Ошибка в учебниках
Через три дня поисков были обнаружены останки одного из членов экипажа - воздушного стрелка. Члены экспедиции осторожно освободили их от лямок парашюта. Одет был погибший в комбинезон светло-коричневого цвета, на ногах - яловые сапоги. Из-под комбинезона была видна суконная гимнастерка со стоечкой на воротнике образца 1943 года. На плечах - погоны рядового с большой пуговицей со звездочкой.
А вот очень важная находка - документы! Руководитель экспедиции осторожно вынимает пропитанные болотной водой личные вещи неизвестного солдата великой войны. Юные участники экспедиции тихо переговариваются. Среди них есть те, кто впервые приехал в поисковую экспедицию, и происходящее для них - настоящее потрясение.
В накладном кармане комбинезона бойца обнаружены солдатская пилотка, за ней - свернутая в трубку газета. Авиационный керосин сыграл роль консерванта, и газета отлично сохранилась! Ее название - "Ленинградская правда", дата выпуска - 23 июля 1943 года. Участники экспедиции живо обсуждают открытие: экипаж самолета погиб летом 1943 года, то есть в ходе знаменитой Синявинской наступательной операции.
Присутствующие продолжают исследовать личные вещи погибшего воздушного стрелка. Вот небольшой наборный мунд-штук, два коробка спичек, запасная красная звездочка для головного убора. Среди бумаг - два конверта, в них видны вложенные письма. На одном конверте виден почтовый штемпель и штамп: "Проверено военной цензурой". Два небольших блокнота оказываются незаполненными.
Внимание: какая-то справка! Ее бланк напечатан на пишущей машинке. Строчки для заполнения написаны специальными чернилами, поэтому текст вполне разборчив: "...Предписание. Кому: красноармейцу Чупрову К.А. Предлагаю вам 13 июня 1943 года убыть в распоряжение командира 281-й штурмовой авиадивизии для прохождения дальнейшей службы. Срок прибытия - 14 июня 1943 года. Основание: Распоряжение 5-го отделения УФ и БП ВВС. Командир учебно-тренировочной авиационной эскадрильи майор Рыбаков..."
Вот оно: перед нами имя погибшего воздушного стрелка. Но... было здесь некое несо-ответствие.
Дело в том, что рядовой Кузьма Чупров был воздушным стрелком в экипаже известного летчика Гурия Максимова, который направил свой горящий самолет на склад вражеских боеприпасов в районе Бородулина. Их подвиг считался одним из самых самоотверженных и громких. Он зафиксирован даже в школьных учебниках по истории.
Однако на месте падения самолета не было склада боеприпасов. Что же случилось здесь на самом деле?
"Бейте фашистов за нас!"
В 1986 году в "Лениздате" вышла книга воспоминаний ветеранов 14-й воздушной армии Волховского фронта. Она рассказывала о боевом прошлом в том числе 281-й штурмовой дивизии, в подчинении которой и был 872-й штурмовой авиаполк. В нем проходили службу летчик Гурий Максимов и воздушный стрелок Кузьма Чупров.
В мемуарах бывшего командующего 14-й воздушной армией, Героя Советского Союза генерала И.Журавлева находим описание Мгинской и Синявинской наступательных операций. В одном из фрагментов говорится: "...С каждым днем фашисты усиливали сопротивление, часто переходили в контратаки, но летчики-штурмовики оказывали помощь нашим войскам в их отражении. 25 июля (дата ошибочна. - Авт.) экипаж 872-го штурмового авиаполка в составе летчика Г.Н.Максимова и воздушного стрелка рядового В.Чупурнова (правильно: К.Чупрова. - Авт.) совершил мужественный подвиг, направив свой горящий самолет на склад боеприпасов противника. Было это в районе Бородулина. При штурмовке войск и техники противника, на выходе из атаки, от прямого попадания снаряда самолет загорелся. Летчик резко развернул горящий самолет и направил его на склад, последовал сильнейший взрыв. Летчик Г.Н.Максимов был награжден орденом Красного Знамени, а воздушный стрелок В.Чупурнов - орденом Красной Звезды, оба посмертно..."
В литературном очерке М.Ялыгина, который увидел свет в другом популярном сборнике "За чистое небо" (Лениздат, 1978) и был посвящен летчику 872-го штурмового авиаполка Василию Томарову, впоследствии Герою Советского Союза, описывается встреча Томарова в полку с командиром эскадрильи Николаем Платоновым. Вот воссозданный диалог между ними.
"...По дороге летчики разговорились. Василий рассказывал, как вырвался из аэроклуба на фронт, почему оказался в пехоте. Николай Платонов говорил о фронтовых делах эскадрильи.
- На днях при штурмовке Синявинских высот погиб наш летчик Гурий Максимов, - сказал он и посмотрел в глаза новичка.
- Понимаю! - сказал Василий. - Значит, я на его место?
- Да! - без обиняков ответил комэск. - Гурий был не только настоящим летчиком, но и надежным товарищем. Его самолет подбили над целью вражеские зенитки. Но Гурий и стрелок Чупров на горящем самолете, оба раненные, продолжали штурмовать фашистов. - Платонов умолк и задумался...
Василий терпеливо ждал продолжения рассказа.
- Мы все видели своими глазами и слышали по радио их последние слова: "Прощайте, ребята! Бейте фашистов и за нас!" - Они направили свой пылающий "Ил" на фашистский склад боеприпасов и разнесли его вдребезги. - Комэск снова умолк и долго ничего не говорил.
Молчал и Томаров... Оба они в эти минуты думали об одном - о подвиге товарищей..."
А теперь обратимся к документам, хранящимся в Центральном архиве Минобороны России. В книге учета потерь личного состава 281-й штурмовой авиадивизии за 27 июля 1943 года погибшим значится еще один экипаж 872-го штурмового авиаполка, который состоял из летчика, младшего лейтенанта Ивана Ляпина, и воздушного стрелка, старшего сержанта Михаила Кузьмина. Напротив фамилий обоих экипажей вписана одинаковая формулировка: "Не вернулись с боевого задания".
Как выяснилось, у экипажей Максимова-Чупрова и Ляпина-Кузьмина было одно и то же боевое задание - "свободная охота" по дорогам, где передвигались немецкие части. С задания оба экипажа не вернулись. Некоторое время спустя стало известно, что экипаж Максимова-Чупрова направил свой подбитый зенитным огнем самолет на склад вражеских боеприпасов, причем в этих документах не указывается место, где был взорван склад, и не указывается источник информации, откуда стало известно о подвиге экипажа.
Так имел ли место подвиг?
Да. Этот факт в беседе с поисковиками подтвердили житель города Любани Леонид Семенов и его брат, которые еще мальчишками жили в годы войны с родителями в деревне Бородулино.
Еще в предвоенные годы возле этой деревни, которая расположена на ставшей стратегической в годы войны дороге Любань - Шапки, был расположен небольшой аэродром. С захватом немцами данной территории он стал одним из крупных центров скопления вражеской авиации под Ленинградом. Понятно, что сам аэродром и его окрестности были надежно защищены средствами ПВО. До января 1944 года бородулинский аэродром на картах советского Генштаба был отмечен как первоочередная цель для уничтожения. Сколько советских самолетов погибли при нанесении бомбоштурмовых ударов по этому объекту, сегодня точно не скажет уже никто.
Познакомившись с братьями Семеновыми, поисковики поинтересовались, слышали ли они о том, как советский штурмовик в июле 1943 года врезался в склад боеприпасов немцев.
- Конечно! Так шандарахнуло, что два дня немцы обгаженными ходили! - эмоционально сообщил Леонид Александрович.
К сожалению, он не смог привести подробностей, так как население при бомбардировках пряталось в вырытых землянках на своих огородах.
Но тот случай кардинально изменил жизнь Бородулина. После уничтожения склада боеприпасов аэродрому был нанесен колоссальный ущерб. Вскоре немцы покинули его.
Последний и решительный бой
Так чей же все-таки самолет уничтожил фашистский склад боеприпасов?
Мы уже определенно знаем, что при нанесении бомбоштурмового удара по Бородулину один штурмовик был подбит и рукой летчика направлен на склады с боеприпасами противника. Второй самолет, о характере повреждений которого ничего не говорится, ушел в северном направлении от аэродрома в сторону Ладожского озера. По докладу пилотов истребителей сопровождения, которые прикрывали наших штурмовиков, указывается, что именно самолет Максимова-Чупрова был направлен на склад боеприпасов и взорвался вместе с ним, а самолет Ляпина-Кузьмина ушел от цели, и о судьбе его экипажа сведений нет. Но почему пилоты истребителей не проследили за вторым самолетом, ведь это было их непосредственной задачей?
Изучение документов показало: они в этот момент вели тяжелый воздушный бой. Наши самолеты были атакованы шестью истребителями немцев. Неудивительно, что они, скорее всего, упустили из виду подбитый фашистами штурмовик.
После посадки на родном аэродроме наши летчики доложили, как прошла операция, не называя конкретно тех, кто направил самолет на склад. Решение сообщить о том, что это был именно самолет Максимова-Чупрова, было принято в штабе 872-го штурмового авиаполка при составлении оперативной сводки командованию.
Почему предпочтение отдано Максимову-Чупрову?
"Просто так свою жизнь не отдаст"
В середине прошлого года поисковики разыскали в Санкт-Петербурге двух ветеранов - летчиков 872-го штурмового авиаполка. Оба - Герои Советского Союза. Это Владимир Титович и Сергей Федяков. Для поисковиков это было настоящим подарком судьбы.
В 872-ой штурмовой авиаполк Владимир Васильевич Титович попал в конце июля 1943 года, спустя день-другой после описанных выше событий, и потому рассказать подробности не мог. Но Ивана Ляпина Титович вспомнил сразу, так как тот ранее был его инструктором в запасном авиаполку. После продолжительной беседы Владимир Васильевич произнес потрясающую фразу:
- Я знал, что Иван Ляпин просто так свою жизнь не отдаст. Очень лихой был летчик, мужественный... Он рвался на фронт из запаса, где проходил службу инструктором...
Разговор с Сергеем Федяковым был тяжелее из-за его плохого самочувствия, но не менее запоминающимся.
Сергей Михайлович Федяков в состав авиаполка попал в декабре 1942-го, а значит, был свидетелем интересующих поисковиков событий.
Сергей Михайлович сообщил, что в штабе полка долго спорили, кто же из летчиков совершил подвиг. Командир полка вместе с замполитом и начальником штаба, закрывшись в кабинете, приняли свое решение: самолет на склад боеприпасов направил летчик их родного полка - Гурий Максимов.
И это, по словам Федякова, объяснялось банальным и по-человечески понятным обстоятельством. Ведь Иван Ляпин был летчиком-инструктором из состава запасного авиаполка, он прибыл в 872-й штурмовой авиаполк на войсковую стажировку и через несколько дней должен был вернуться обратно в запасной - учебный полк. А вот Гурий Максимов был пилотом штатного состава полка. Поэтому предпочтение и было отдано ему.
***
Конечно, все это не умаляет заслуг Гурия Максимова и Кузьмы Чупрова. Одно только участие в том страшном бою - уже, согласитесь, подвиг.
Это горькая и трагическая правда, и она еще больше заставляет задуматься о жестокости и превратностях минувшей войны.
P.S. По информации Тосненского районного военкомата, в начале 1950-х годов был осуществлен перенос захоронений из деревни Бородулино на кладбище соседнего города Любани. Теперь очевидно, что на самом деле там хранятся останки уроженца Воронежской области летчика Ивана Ляпина и нашего земляка, воздушного стрелка Михаила Кузьмина.
Ровно год назад, в мае 2008-го, останки Максимова и Чупрова были с почестями захоронены на их малой родине - во Владимире и Новосибирской области.
"На фронт Миша ушел добровольцем"
Ивану Ляпину в момент гибели было 25 лет, а Михаилу Кузьмину - 28. Воздушный стрелок старший сержант Михаил Михайлович Кузьмин родился в лаишевском селе Среднее Девятово. Его жена Александра Быринова родом из поселка Гребеневский Стеклозавод в Теньковском (ныне Верхнеуслонском) районе.
Кем был в довоенной жизни Михаил Кузьмин? Была ли у него семья? Может быть, сегодня живы его родственники?
Мы разыскали близких героя в Казани. Нина Парамоновна, жена брата Михаила Кузьмина, рассказала, что свекровь часто вспоминала сына Мишу, на которого похоронка так и не пришла. Его жена и сын уже умерли, трагически погиб внук, правнучка Светлана Кузьмина в этом году оканчивает школу. К сожалению, о своем прадедушке она практически ничего не знает. Зато сноха сообщила, что накануне войны Михаил с семьей переехал в Омск. В начале войны он работал там на военном заводе, имел бронь, но добровольно ушел на фронт.
Вот выдержки из рассказа Нины Кузьминой.
- Из старших Кузьминых, хранителей рода, я осталась единственная. Но даже у меня нет фотографий деверя Михаила. У бабушки (то есть матери Кузьмина. - Авт.), которую мы называли бабаней Верой, был небольшой его снимок, который она всегда держала у себя возле груди. Помню, часто смотрела на маленькую карточку сына. Я и говорю: "Бабань, что ты все смотришь, расстраиваешься только". А она в ответ: "А я посмотрю-посмотрю, и легче мне. И сплю лучше..."
Жалко, что так поздно пришла весточка о Мише, пусть и такая горькая. Бабушка так ждала ее. Какая была бы ей радость!
Умерла свекровь в 1970 году. Четверо ее детей прошли войну, двое погибли. А у этой женщины - ни льгот не было, ни другой государственной поддержки. Но она ни о чем и не просила.
Вообще же, Михаил - одно лицо с моим мужем, говорят, похожи они были удивительно. Сама я Мишу не знала, слишком большая разница была между нами - около пятнадцати лет. К тому же пришла я к ним в дом уже после войны.
Семья у Кузьминых была большая, детей много. Василий был самым старшим - 1912 года рождения, Михаил - 1915-го, Сергей - 1918-го, Александр - 1921-го, Тоня - 1925-го, Александра - 1927-го, Алексей, мой муж, - 1929-го. Кроме Михаила, на фронте побывали Сережа, Александр и красавица Тоня. Антонина вернулась с войны цела-здорова, после войны работала бухгалтером. Из братьев я близко знала только Сашу - он, вернувшись с войны, стал кадровым военным, служил в Иркутске, позднее погиб при исполнении служебных обязанностей. А вот Миша и Сережа пропали без вести, на них даже не было похоронок.
Моя семья и Кузьмины были родом из села Среднее Девятово. Когда-то я часто ездила туда. Там у меня оставались мачеха и сестра. Сейчас же никого из родни нет.
В Казань я приехала учиться. Мой крестный дядя был директором завода, его дочь - врачом, сын - инженером на 16-м заводе. Вышла замуж и пришла в дом, где жили семнадцать человек, восемь из них детей. Несмотря на это, семья была дружная. Жили в поселке Аметьево, под городом, в просторном доме. Помню, бабаня часто с детьми возилась, всегда вокруг нее пять-шесть детей, она с удовольствием приглядывала за ними, если родители были заняты.
Мой муж Алексей хорошо пел, на аккордеоне играл, перед нашей свадьбой в армии в Восточной Германии отслужил четыре года. Когда его призывали (а был это послевоенный призыв), наш старый дом еще в родном селе стоял, а через год мы по совету мужа переехали в Аметьево.
Кузьмины были трудолюбивые. Правда, по сравнению с другими сельчанами жили бедно. Наверное, потому что детей в их семьях было много. Деревенской работы никогда не чуждались.
Мать Миши была очень добрая (отец умер еще до войны), и дети все пошли в нее - веселые, способные, легкие на подъем. Вот мой Леша, например. Не было такого дела, с которым бы он ни сумел совладать. Даже одежду сам шил, да такую, что и в магазине не купишь.
Вот и Миша родное село покинул, значит, тоже очень способный был - ведь из деревни в то время не уезжали. Тягу к грамоте, учению имел.
Женился Михаил на девушке Шуре. Бабаня, бывало, смотрела на фотографию сына и приговаривала: "Миша, Миша, ты сам себя погубил". Его бы на фронт не взяли. Он работал на заводе начальником, на весь завод была бронь.
Шура же после войны вышла замуж. Жила она с семьей в Казани, потом в Шеланге. Сын Миши, Володя, как-то приходил к нам в гости перед призывом в армию. Знаю, что не ладил он с отчимом, поэтому месяца три до армии жил у бабушки в Аметьеве.
А в родном селе про Мишу сейчас никто, наверное, уже не помнит. Там сейчас и коренных-то жителей почти не осталось...
Фото из архива казанского поискового объединения "Отечество".
