Творческое становление Казанского музыкального училища, столетие которого отмечается в этом году, неразрывно связано с именем Ильяса Ваккасовича Аухадеева - талантливого музыканта, педагога и умелого организатора творческого процесса. Воспитанник Ленинградской консерватории, он возглавлял училище без малого тридцать лет, а также являлся одним из инициаторов создания в Казани оперного театра, директором и дирижером которого Аухадеев был в трудные военные и первые послевоенные годы.
Он родился 25 ноября 1904 года в селе Новые Шаши Казанской губернии. Большая трудолюбивая семья вела крепкое хозяйство. Мать Ильяса неплохо играла на гармони и любила петь. Эту любовь к музыке она передала сыну: молодой Ильяс поступил в музыкальное училище в Чимкенте, куда семья в поисках лучшей жизни переехала в 1908 году. Двадцатые годы также прошли под знаком студенчества, учебы сначала в музыкальном училище им. Рубинштейна в Москве, а затем в Ленинградской консерватории.
Ленинградская консерватория в те годы была лидером музыкального образования молодой советской России. Здесь сложился замечательный педагогический коллектив, возглавляемый прославленным русским композитором А.К.Глазуновым. Аухадеев обучался в скрипичном классе профессора М.Н.Гомовецкой и одновременно посещал оркестровый класс, который вел сам Глазунов. Александр Константинович с одобрением относился к стремлению молодого скрипача приобрести навыки дирижера и иногда позволял ему становиться за дирижерский пульт на репетициях студенческого оркестра.
Творческая деятельность Ильяса Аухадеева началась в Казани в 1931 году. После успешного окончания Ленинградской консерватории его направляют в Татарский академический театр концертмейстером оркестра, которым руководил Салих Сайдашев. Между ними сразу возникает взаимная симпатия, вскоре переросшая в творческую и личную дружбу.
В 1936 году Аухадеева назначают директором Казанского музыкального училища. Стиль работы Ильяса Ваккасовича во многом напоминал стиль А.К. Глазунова: он тоже буквально пестовал своих учеников. В училище сформировался профессиональный педагогический коллектив. Сам Аухадеев преподавал скрипку и вел оркестровый класс. Много сил он отдавал воспитанию национальных кадров, всячески стремясь передать и развить у музыкальной молодежи умение сочетать профессионализм с высокой гражданственностью и преданностью искусству. Благодаря музыкально-педагогическому таланту и человеческой прозорливости И.В. Аухадеева многие из воспитанников Казанского музыкального училища, которое теперь носит его имя, стали мастерами искусств и видными деятелями культуры России и Татарстана. Среди них - известный виолончелист, заслуженный деятель искусств России и Татарстана, профессор Казанской государственной консерватории Авзал Хайрутдинов. Сегодня он делится своими воспоминаниями о годах учебы в Казанском музыкальном училище и его директоре Ильясе Ваккасовиче Аухадееве.
Мое знакомство и общение с Ильясом Ваккасовичем началось в 1937 году, сразу после моего поступления в музыкальное училище. К тому времени я окончил семь классов Дрожжановской средней школы и не имел даже начального музыкального образования. Ведь детских музыкальных школ тогда не было. Мои товарищи по классу виолончели тоже были из сельской глубинки и не блистали музыкальными познаниями. И надо отдать должное терпению Ильяса Ваккасовича, который всячески старался пробудить у нас, деревенских подростков, интерес к музыкальным инструментам, многие из которых мы раньше в глаза не видели.
Кстати говоря, вначале я был зачислен в класс флейты и, узнав об этом, пошел к директору и заявил, что мой отец якобы запретил мне учиться на духовых инструментах. Тогда Ильяс Ваккасович вежливо поинтересовался, на чем же я хотел бы играть. Я с готовностью ответил: на баяне. Немного поразмыслив, он сказал: "Скоро мы откроем отделение баяна, а пока, временно, ты будешь учиться играть на большой скрипке. Кто-то из них сказал: "Загляни в соседнюю комнату, там как раз играют на этой штуке". Я побежал туда и увидел парня, который сидя извлекал из огромного инструмента, по форме и вправду напоминавшего скрипку, какие-то громоподобные звуки. Это произвело на меня удручающее впечатление. Я опять пришел к Ильясу Ваккасовичу. Он терпеливо меня выслушал и велел секретарю кого-то позвать. Вскоре в кабинет вошел стройный молодой человек. Ильяс Ваккасович сказал, что это мой педагог Валентин Петрович Варшавский, который мне все объяснит и покажет.
Мы пришли в класс. Валентин Петрович, взяв в руки виолончель, сел и заиграл... татарскую народную мелодию. Она звучала очень выразительно, совсем по-татарски, и я был поражен тем, как ему, русскому, это удается. В общем, я был совершенно покорен его игрой, виолончелью и решил остаться в классе Варшавского, чтобы научиться, как он, исполнять на виолончели родные татарские мелодии.
В те годы в Казани процветала детская преступность. Беспризорники промышляли на рынках, в других общественных местах. Их ловили. И тех, кто не достиг совершеннолетия, приводили в музыкальное училище - на перевоспитание. Они жили вместе с нами в общежитии. Незначительная их часть оставалась в училище, и впоследствии из бывших беспризорников вышли хорошие музыканты. Большинство же, улучив момент, вскоре исчезало, прихватив с собой наши пожитки. Мне памятен случай, когда однажды, проснувшись в нашей большой комнате на 25 коек, мы не досчитались пятерых учащихся-новичков, а также многих своих вещей. Исчезли и мои сапоги. На занятие мне пришлось идти в домашних тапочках, а дело было осенью... О случившемся было доложено директору училища, и он принял меры. Пока я сидел на лекции, мне купили и принесли новые ботинки и носки. Другие ребята, чьи вещи были похищены, тоже получили обновки.
В первое время в училище не хватало инструментов. К примеру, на троих учащихся приходилась одна виолончель. Причем все инструменты были полного размера, для взрослых. О детских или хотя бы подростковых инструментах приходилось только мечтать. Тот, кто с утра пораньше приходил в училище, хватал инструмент и исчезал. Обнаружив его где-нибудь на чердаке, двое других отбирали виолончель и тоже искали укромное место для занятий.
Были сложности и с языком. Почти все ребята были из татарских деревень и плохо понимали и говорили по-русски. Тогда Ильяс Ваккасович принял на работу переводчицу. Ее звали Бану Валеевна. Бывшая певица, она хорошо владела не только родным языком, но и музыкальной терминологией.
Однако самая большая трудность для нас заключалась в другом: как прожить на стипендию, которая составляла 60 рублей? Несколько раз, устав от полуголодной жизни, я был на грани того, чтобы бросить училище и вернуться домой, в деревню. Однажды, когда я пришел в кабинет директора, чтобы забрать свои документы, он достал свой кошелек, протянул мне три рубля и сказал: "Иди пока, сходи в столовую. Вернешься, тогда и поговорим". Утолив голод, я раздумал забирать документы. Когда я рассказал об этом случае ребятам, оказалось, что многим из них Ильяс Ваккасович в той или иной форме оказывал материальную поддержку. В другой раз он усадил меня за свой стол, и под его диктовку я написал заявление с просьбой о денежном пособии, на которое он тут же наложил резолюцию: выдать мне 20 рублей. Они пришлись как нельзя кстати.
В декабре 1937 года я получил письмо от матери, которая просила меня немедленно приехать домой. Я поехал поездом до Алатыря. Там встретил друга отца, начальника милиции, который и сообщил мне, что отец арестован. Причину он не знает. Утешил тем, что арестовано много людей, когда разберутся - невиновных отпустят. Добравшись до родной деревни, узнал от матери, что отца обвиняют в пособничестве врагам народа. В те годы отец работал товароведом райпотребсоюза. Мне разрешили единственное свидание с ним на 15 минут, без матери. Уже вернувшись в Казань, я получил письмо, где сообщалось о приговоре суда - отцу дали десять лет тюрьмы. Я пришел к Ильясу Ваккасовичу и рассказал обо всем. Он выслушал меня и сказал: "Учись старательно. Тебя никто не тронет. Будет трудно - приходи ко мне". Такое отеческое отношение глубоко тронуло меня.
Первый год в училище был самым трудным. Тем не менее я полюбил виолончель, усердно занимался и успешно сдал весенние экзамены. После этого Ильяс Ваккасович пригласил меня в свой кабинет, достал из сейфа виолончельную струну "соль" белого цвета и, протянув мне, сказал: "Ты показал очень хорошие результаты. Продолжай в том же духе. Желаю успехов". Моей радости не было предела.
В общежитии, когда я показал подарок, все пришли в восторг. Щупали, разглядывали новинку. Никто из нас раньше не видел таких струн. Мы всегда играли на струнах из медной канители коричневого цвета. А эту мы называли между собой "серебряной". Когда пришло время разъезжаться на летние каникулы, Ильяс Ваккасович разрешил мне взять инструмент с собой в деревню.
Второй год обучения ознаменовался тем, что наконец-то у каждого из нас появилась своя виолончель. И тогда же произошло событие, повлиявшее на всю мою дальнейшую жизнь.
Как-то к нам в общежитие пришел старик, грек по национальности, и представился скрипачом. Сказал, что ищет виолончелиста для небольшого ансамбля, который он организует в ресторане "Татарстан". В то время свои оркестры были почти во всех ресторанах и кинотеатрах. Благодаря этому многие студенты старших курсов имели возможность подрабатывать. И вот, желая помочь старику, мы пытались припомнить кого-нибудь, кто еще был не у дел. И тут кто-то из ребят указал на меня: "Вот он виолончелист". Старик уставился на меня. Я сказал, что учусь лишь на втором курсе и для оркестра еще не гожусь. Он попросил: "А ну-ка покажи, как играешь". Я сел, что-то сыграл. "Ты мне подходишь, - сказал пожилой скрипач. - Приходи завтра к шести часам вечера в ресторан с инструментом".
Так в 14 лет я стал "артистом" ресторанного оркестра. Оркестр был из пяти-шести человек. Все взрослые, опытные музыканты. Ко мне относились с терпением, благосклонно. Прошло несколько месяцев. Я приобретал опыт. Мое материальное положение значительно улучшилось. В один из вечеров среди входящих в зал я заметил двух моих кумиров - Ильяса Ваккасовича и Салиха Сайдашева. Я встрепенулся. Лишь бы не попасть на глаза директору училища! Они поужинали и вскоре ушли. Я был уверен, что мне удалось остаться незамеченным. Однако на следующий день меня вызвали к Ильясу Ваккасовичу. Шел туда как на эшафот. Конечно, будет ругать, стыдить... Однако он встретил меня приветливо, предложил сесть. "Мы вчера с Салихом-абы видели тебя, слушали твою игру. Эта работа для тебя не годится. Салих-абы приглашает тебя в свой оркестр, сейчас же иди в театр, найди его и скажи, что согласен".
Когда я впервые пришел на репетицию, то с удивлением обнаружил, что в оркестре уже есть опытный виолончелист и вроде бы особой нужды во мне не было. Только спустя годы я понял, что вся эта история с моим приглашением была придумана с единственной целью - оградить меня, подростка, от ресторанной обстановки.
Конечно же, два года работы в оркестре Сайдашева (перед началом войны оркестр был распущен) и постоянное общение с этим выдающимся мастером дали мне очень много для профессионального роста.
Теперь, на склоне лет, оглядываясь на пройденный путь, я не перестаю восхищаться Ильясом Ваккасовичем. Он был всесторонне одаренной творческой личностью - скрипачом, симфоническим дирижером, педагогом. И в каждой из этих областей он оставил нам богатое наследие.
Главной же его заслугой перед музыкальной культурой республики я считаю педагогическую деятельность Аухадеева, его многолетнее и мудрое руководство коллективом Казанского музыкального училища. Сотни профессиональных музыкантов - композиторов, дирижеров, певцов, оркестрантов и педагогов музыкальных учебных заведений - обязаны ему своим творческим становлением. К их числу принадлежу и я.
Авзал ХАЙРУТДИНОВ.
