Одним из украшений нашей кафедры был (и, надеюсь, есть, дай ему бог здоровья) профессор Степан Андреевич Штольц, чистокровнейший баварец, внезапно на фестивале 1957 года влюбившийся в Москву – вернее, чего уж там, в москвичку – с таким треском и энергией, что в 1960-м он уже вел на ломаном русском теорию машин и механизмов в нашем прославленном вузе. Нерастворимый немецкий акцент, вкупе с царственной осанкой и огненным взором и поныне придает его лекциям особенный аристократический шарм.
Защита диплома. Комиссия. Две студентки на группу. По традиции дамы вперед. Первая, синий чулочек в свитере и хвостике, отбомбилась предсказуемо без сучка и задоринки, и после перерыва на сцене появилась вторая. Льняная грива на полметра ниже юбки, каблучищи, макияж – ну, в общем вы поняли. Создание, постреливая глазками, порхает у досок с указкой и достаточно толково излагает сопроводительную.
В тишине звонко раздается щелчок языком и возглас:
– Нефертити!
Польщенная красавица удваивает шарм и неспешно, виляя талией, движется по теме.
– Ах, Нефертити!
Мне показалось, дипломантка даже смутилась и заколебалась на секунду, не сделать ли книксен? Но длина юбки... В общем заминки, считай, не было.
– Никитина!!! – вскочил наконец герр Штольц. – Я фас нижайше умоляю! Пошалуйста, не фертите бедрами! Фы радикально отвлекаете нас всех (орлиный взор поверх академических лысин) от того, зачем мы сдесь фсе собрались.
Отер свою сверкающую маковку белоснежным платком и чинно уселся на место.