В Италии я не был, но в Риме побывал. И даже встретился с сыном его основателя, капитаном 3-го ранга Константином Томиловым, штурманом-электриком знаменитой советской подводной лодки С-13.

Правда, Рим – это всего лишь тезка Вечного города, и расположен он не на семи холмах, а в чистом поле близ Йошкар-Олы. И основали его не мифические братья Рем и Ромул, а вполне реальный «Папа римский».

Будучи собкором «Труда» и обнаружив на карте Марий Эл столь экзотическое для здешних мест название, я тотчас отправился туда. И был разочарован видом современного дачного поселка с кирпичными коттеджами в полтора-два этажа. О первозданном поселении напоминали лишь несколько ветхих деревянных изб с заколоченными крест-накрест окошками.

По улицам старого Рима мы бродили с местной жительницей Риммой (невольный каламбур) и ее овчаркой Реей. До замужества Римма жила в селе Спартак (!), что по Казанскому тракту. Десять лет назад муж взял здесь участок земли, построил дом. На вопрос «Почему же именно Рим?» мой случайный экскурсовод ответила, что человека, срубившего здесь в начале ХХ века первую избу, почему-то называли «Папой римским». Отсюда и название, закрепившееся сначала за отделением совхоза «Светлый путь», впоследствии переименованного в «Большевик». А погубили советский Рим не варвары-готы, а хрущевская, тоже, по сути, варварская, «бесперспективная революция», жертвами которой стали малолюдные, вымирающие населенные пункты.

Но, как говорится, свято место пусто не бывает – от окончательного исчезновения с лица земли Рим спасли дачники, активно осваивающие пригородную территорию. И хотя у нового поселка есть официальное название, они предпочитают в общении употреблять старое.

– А для подростков это повод для приколов, – смеется Римма. – Лето они называют не иначе как «Римскими каникулами», а себя – «рабами Рима», потому что «пятую четверть» им приходится отрабатывать на родительских огородах. Местный стадион для них – «Колизей», сельсовет – «сенат».

Она указала мне на одну из сохранившихся изб многодетной семьи Капелькиных – последних из здешних могикан. Похоронив родителей, старший сын Михаил перебрался в поселок Знаменский, а сюда приезжает на велосипеде за помидорами и огурцами.

В Йошкар-Оле я раскрыл телефонную книгу, нашел фамилию Томиловых (их оказалось больше десятка). Набрав номер Томилова К.А., услышал в трубке глухой, надтреснутый голос пожилого мужчины. На вопрос, имеет ли он отношение к деревне Рим, абонент ответил утвердительно. И за минуту общения расшифровал мучившую меня топонимическую загадку

Михаила, моториста коммунхоза, я застал за очередной починкой лопнувшего водопровода, судя по ветхости труб, «сработанного еще рабами Рима». О «Папе римском» он знает лишь то, что фамилия его была Томилов: «Может, баба Нина чего вспомнит? Ее свекор жил у него в соседях». И проводил к дому с разлапистой елью в палисаднике.

…76-летняя Нина Васильевна Чекулаева, подобно пушкинской старухе, сидела за старинной крестьянской прялкой, навивая на веретено нить из козьего пуха. Для нее это неплохой приварок к «пензии» (есть еще заказчики на оренбургские платки), которой со всей «компенсацией» хватает лишь на отопление дома.

За «римлянина» Василия она вышла замуж из деревни Гражданка, родила ему шестерых детей. Сейчас у вдовы девять внуков и две внучки. О «Папе римском» она знает только, что звали его Алексеем, фамилия – Томилов, обосновался здесь с семью сыновьями. Шестеро из них не вернулись с войны, уцелел только средний – Константин, моряк-подводник.

В Йошкар-Оле я раскрыл телефонную книгу, нашел фамилию Томиловых (их оказалось больше десятка). Набрав номер Томилова К.А., услышал в трубке глухой, надтреснутый голос пожилого мужчины. На вопрос, имеет ли он отношение к деревне Рим, абонент ответил утвердительно. И за минуту общения расшифровал мучившую меня топонимическую загадку.

Его отец, участник Первой мировой войны Алексей Осипович Томилов оказался в австрийском плену, бежал, после нескольких месяцев скитаний по Европе судьба забросила его в Италию. Там во время рождественских праздников его и еще нескольких бывших русских пленников благословил сам понтифик.

Вернувшись на родину, Алексей срубил избу неподалеку от Краснококшайска. Следом потянулись другие переселенцы, и довольно скоро здесь появилась целая деревня, которую он в память об Италии назвал Римом. Односельчане и дали ее основателю это экстравагантное прозвище.

…На следующий день я сидел у изголовья лежавшего на диване тяжелобольного человека, мало напоминавшего бравого морского волка на настенной фотографии: белый китель с «иконостасом» орденов и медалей, морская фуражка с крабом.

Таким – в парадном форменном мундире, при кортике – Константин Алексеевич сидел в президиумах городских и республиканских торжественных мероприятий, стоял на трибуне праздничных парадов. В последнее время капитан позволял себе лишь путешествия с внуком по Волге на туристическом пароходе. А с недавних пор и вовсе «бросил якорь» в своей скромной квартирке на Ленинском проспекте.

По телевизору как раз транслировали кадры подъема со дна подводной лодки «Курск», похожей на растерзанную корабельным винтом китовую тушу. Глядя в экран, ветеран во всех жутких деталях переживал картину мучительной гибели 120 моряков. Он еще не знал, что среди них были двое его земляков: мичманы Василий Иванов и Владимир Шаблатов. Другой век, другой класс субмарин, а подводная служба все так же опасна, трудна и непредсказуема, как и человеческая судьба.

Вспоминает: «После одной из торпедных атак эсминцы сопровождения устроили за нашей лодкой настоящую охоту, забросав ее глубинными бомбами. Чтобы не выдать себя, легли на грунт. Больше суток «уснувшая» лодка лежала на дне, не подавая признаков жизни. Моряки бредили от удушья и коченели от холода (дизели были отключены). Все грязные, заросшие (в походе никто не бреется и не моется, вода только для питья). Не смыкавшие глаз акустики от напряжения теряли сознание. По боевому расписанию матросы, если терпеть невмочь, справляют нужду на вахте. А мы для этого использовали пустые консервные банки. Когда шумы винтов наверху и разрывы бомб наконец стихли, осторожно всплыли, надышались и снова под воду».

О флоте он мечтал с детства. Окончил Горьковский речной техникум, срочную службу прошел на Тихоокеанском военном флоте в бригаде подводного плавания, где готовили диверсантов-подводников. Учения были максимально приближены к боевым: курсантов выбрасывали через торпедные аппараты в полном боевом снаряжении – ошибиться каждый мог лишь, как сапер, один раз, любая оплошность – гибель. Но когда в начале войны лейтенанта перебросили на Балтику, те тренировочные операции показались ему игрой в бирюльки.

Вспоминает: «Однажды, выпустив по немецкому танкеру четыре торпеды, командир «нырнул» под киль горящего судна, чтобы переждать обрушившийся на подлодку шквал ствольного огня с кораблей сопровождения. Тогда многие из нас простились с жизнью, посчитав, что это последний смертельный маневр капитана. Однако у немцев и мысли не возникло, что лодка станет прятаться под судном, которое вот-вот пойдет ко дну. Мы благополучно вернулись на базу».

Самый незабываемый эпизод в его флотской биографии – «атака века», состоявшаяся в январе 1945-го. В конце войны он ходил на лодке С-13 под командованием капитана 3-го ранга Александра Маринеско, которая 30 января пересеклась курсом с плавбазой «Вильгельм Густлофф».

Вспоминает: «Командир засек гигантское судно в перископ, но торпедировать из надводного положения не рискнул. Мы погрузились и вышли на линию атаки со стороны береговой кромки. Прозвучала команда: «Носовые торпедные аппараты, товсь!» Три торпеды попали в цель, и за считаные минуты исполинское судно превратилось в братскую могилу. Чтобы немецкие гидроакустики не смогли запеленговать лодку, командир решил поднырнуть под корабли сопровождения, но противник забросал нас глубинными бомбами – акустики зафиксировали около двух сотен взрывов. С трудом удалось оторваться от преследования. На обратном пути мы двумя оставшимися торпедами потопили еще и вспомогательный крейсер «Генерал Штайбен» с 3600 солдатами и офицерами, которых перебрасывали с Курляндского плацдарма на защиту Берлина».

К моменту нашей встречи я уже немало знал о самом результативном рейде советских подводников за всю историю этого рода войск. С-13 установила сразу несколько мировых рекордов. «Вильгельм Густлофф» оказался крупнейшим по тоннажу теплоходом (25484 тонны водоизмещения), потопленным советскими подводниками. А Маринеско стал еще и рекордсменом по суммарному тоннажу потопленных вражеских судов – 42557 брутто-регистровых тонн. Однако вознаграждение победителю оказалось неадекватным. Он был представлен к званию Героя Советского Союза, но командир бригады подводных лодок понизил статус награды до ордена Красного Знамени. А позднее приказом министра ВМФ герой-подводник был отстранен от занимаемой должности, понижен на две ступени в воинском звании. Основания: «систематическое пьянство и бытовая распущенность, халатное отношение к служебным обязанностям».

Уцелевший под шквалом глубинных бомб противника, отчаянный командир подводной лодки стал жертвой своих же «бумажно-политических генералов». После окончания войны он был демобилизован, жил практически без пенсии, был доведен до нищеты, тюрьмы и смертельной болезни. Приказ был отменен лишь в 1960 году, и он смог получать полную пенсию. А в 1990-м ему вручили звезду Героя.

И тут же последовал новый удар по экс-капитану и его команде. На этот раз, что называется, под дых! Теперь уже от так называемой свободной прессы. С ее подачи «атака века», в результате которой был потоплен вспомогательный корабль ВМФ нацистской Германии с десятками экипажей подводников, сотнями солдат, офицеров и тысячами беженцев, предстала терактом, затмившим трагедию «Титаника».

Впрочем, когда я попытался заговорить с Константином Алексеевичем на эту тему, он сразу дал понять, что не хочет говорить о причинах украденной у них победы. Уточнил только, что «Вильгельм Густлофф» был обычной военной целью. И хотя являлся гражданским судном, но с артиллерийским вооружением. Шел в сопровождении боевых кораблей и без какой-либо символики Красного Креста.

Конечно, Томилов знал, почему Краснознаменная лодка С-13 в свой пятый поход ушла в сомнительном статусе «плавучего штрафбата» – единственного в составе советского ВМФ. За свое новогоднее приключение, когда командир Александр Маринеско не явился вовремя на лодку, он чудом избежал трибунала. И только крупная морская «добыча» могла спасти его от строгого воинского наказания. Потому он и пошел ва-банк, на свой страх и риск изменил вопреки приказу курс лодки, продолжив «охоту» в другом квадрате.

Я понимал Томилова. Что толку обсуждать не делающую чести подвигу подоплеку, когда ему самому недолго оставалось жить?

Самый незабываемый эпизод во флотской биографии Константина Томилова – «атака века», состоявшаяся в январе 1945-го. В конце войны он ходил на лодке С-13, которая 30 января пересеклась курсом с плавбазой «Вильгельм Густлофф»

И все же был в его жизни свой звездный час! В 1996 году Константина Алексеевича, единственного из Приволжского военного округа, командировали на празднование 300-летия Российского флота в Санкт-Петербург. В посвященном этой дате главном морском параде на Неве участвовали 49 военных кораблей многих мировых держав. Томилов был персонально приглашен на борт итальянского фрегата «Уро». Когда почетный гость поднимался по парадному трапу, корабельный оркестр играл в его честь церемониальный встречный марш. Можно лишь предполагать, каким душевным и неформальным мог бы стать официальный прием советского ветерана-подводника, если бы капитан фрегата – уроженец Рима знал, что отец его гостя основал в российской глубинке село-побратим Вечного города.

Для Томилова же это был день, когда он в последний раз ступил на палубу военного надводного корабля. Он умер, не дожив нескольких месяцев до очередного Дня Победы. И находившиеся у его одра родственники смогли расслышать предсмертный шепот морского волка, напоминавший команду торпедистам: «Товсь…»