Как дотла гореть, спроси у пепла

Основная камаловская публика не очень жалует переводные пьесы, а потому новый спектакль Айдара Заббарова «Пепел» предсказуемо пополнил репертуар малой сцены театра им. Г.Камала.

Автор статьи: Ольга КРУЧИНА

Фото: kamalteatr.ru

 

 

Так уж повелось, что малая сцена в театре – это поле экспериментов. «Кассу» они не делают, а для режиссёров, особенно молодых, это настоящая лаборатория. Например, не секрет, что основная камаловская публика не очень жалует переводные пьесы, а потому новый спектакль Айдара Заббарова «Пепел» предсказуемо пополнил репертуар малой сцены театра им. Г.Камала.

 

Пьеса японская, жанр сразу и не определишь: что-то среднее между ситкомом, позднесоветским рок-н-роллом и документальным театром. Но язык исполнения, в том числе песен Виктора Цоя, разумеется, татарский. А ещё в спектакле Заббарова много кинореминисценций – от дзеффиреллевских «Ромео и Джульетты» с музыкой Нино Роты до скандального «Джокера» Тодда Филлипса, который в свою очередь вдохновлялся фильмами Мартина Скорсезе, в частности «Королём комедии» с Робертом де Ниро. А вот чем или кем была навеяна пьеса ныне здравствующего японского автора Коки Митани «Академия смеха», из которой вышел заббаровский «Пепел», «Википедия» умалчивает…

К слову, Коки Митани не ограничивается лишь написанием­ пьес и сценариев. Им поставлено около семидесяти театральных спектаклей и снято восемь художественных фильмов, а кроме того, он известен как комедийный актёр. Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что пьеса «Академия смеха» во многом автобиографична, несмотря на то что её действие происходит в 1940 году во время японо-китайской войны. Коки Митани тогда ещё даже не родился.

«Академия смеха» – это название труппы, у которой есть постоянный комедиограф, то есть драматург, пишущий комедии. И каждый раз он должен получить разрешение цензуры на постановку новой пьесы (кто помнит, в советских театрах были такие же правила, это называлось «залитовать пьесу»). Цензор – как водится, человек, далёкий от искусства и к тому же напрочь лишённый чувства юмора. Его воля, он запретил бы комедии и, вообще, театры в тяжёлое для страны военное время. На деле же формальная вроде бы процедура оборачивается бесконечными придирками и советами цензора, как переделать пьесу. И каждый раз автор выражает готовность переписать комедию заново в соответствии с абсурдными рекомендациями. И чем он услужливее, тем уморительнее становится пьеса.

Что на самом деле происходит в душе Автора (Эмиль Талипов), и какие планы возмездия за свои унижения он вынашивает – это уже область чисто режиссёрской фантазии. И бушующий виртуальный огонь, пожирающий и самого Цензора (Алмаз Бурганов), и его офис, заваленный бумажной стружкой (всё, что осталось от чьих-то писательских амбиций), – это ещё не самое зловещее, что проносится в голове обмякшего на стуле, морально раздавленного драматурга. А живой и невредимый Цензор тем временем недрогнувшей рукой пускает «под нож» его очередной опус.

 

 

В спектакле они даже внешне принадлежат к разным весовым категориям. Цензор похож на борца сумо, которого лишь суровая необходимость  заставила облачиться в белый костюм – столь же бесформенный, как и скрытая под ним избыточная плоть. Драматург же – типичный свободный художник: худой, нервный… И если бы не природная харизматичность Эмиля Талипова, которую он мужественно прячет за длинными сальными волосами и бесцветными интонациями, то эти двое смот­релись бы как идеальный комик-дуэт, где один понарошку бьёт, а второй размазывает по лицу клюквенный сок, один убегает – второй догоняет и так далее по одному и тому же кругу. Чёрная комедия, клоунада, одним словом. И до определённого момента так оно и воспринимается, но потом спектакль начинает явно дрейфовать в сторону драмы.

В предлагаемых обстоятельствах конформизм Автора – это единственная доступная ему форма протеста. Всё, что он может противопоставить системе запретов и ограничений, – это талант. И, по крайней мере, в данном случае это работает. Даже пародийный в своём твердолобом рвении Цензор, пережив новый и неожиданный для себя опыт «сотворчества», начинает что-то понимать про искусство…

Больше того, диалоги-скетчи Автора и Цензора перемежаются голосами реальных писателей, на себе испытавших превратности цензуры. Среди них – Тукай, Гаяз Исхаки, Карим Тинчурин, Хасан Туфан, Амирхан Еники… Мало кто из великих избежал этой участи. Поэтому прежде всего у них и вместе с ними театр пытается найти ответы на, казалось бы, риторические вопросы: возможно ли «мирное сосуществование» Искусства и Циркуляра, свободы и рамок дозволенного? «Стоит ли зажигать сигнальные костры или пора посыпать голову пеп­лом?..»

Все создатели спектакля «Пепел» ещё достаточно молоды. Это поколение, выросшее на песнях Виктора Цоя, поэзии Бродского и Туфана, на лучших образцах мирового кино и театра. И приятно, что их собственный голос сегодня тоже различим.

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще