Бывший главный тренер волейбольной сборной России и «Зенита-Казани» Владимир Алекно выбран собеседником нашей газеты не случайно. Самый именитый клубный наставник сумел достичь олимпа и со сборной страны. Ему всего 56 лет, но возвращаться на волейбольную площадку он не намерен. И на то есть веские причины.

– Владимир Романович, есть предложение начать нашу беседу с олимпийской тематики. Сейчас очень много разговоров о том, стоит ли ехать российским спортсменам на Игры в Париж. Полемика захватила все слои общества. Предложения самые разнообразные, вплоть до того, что можно стать участником Олимпиады в качестве нелегала или даже эмигранта. Некоторые предлагают России вообще выйти из состава Международного олимпийского движения. Как вы считаете, стоит российским спортсменам стремиться попасть на Олимпийские игры 2024 года?

– Выскажу свое личное мнение: без Родины, без флага я бы не поехал. И не потому, что был на нескольких Олимпиадах и даже выиграл на одной из них. А вот Сергей Тетюхин, например, у которого в активе шесть Олимпиад, считает, что ехать надо, потому что в мире нас знают и понимают, какую страну мы представляем. И пока у спортсменов есть мечта выступить на Олимпийских играх, отказываться от этого не надо, считает он. Но в Токио сборная уже выступала без гимна и флага. А когда тебе еще предлагают поставить подпись под какой-то бумажкой, что ты не согласен с политикой твоей страны, то это, на мой взгляд, абсолютно неприемлемо.

– У вас в жизни было четыре Олимпиады. А могло быть пять. Еще на одной вы могли быть в качестве игрока в 1988 году в Сеуле.

– А… Да, была у меня такая история.

– Что помешало?

– Был практически в составе, уже определили двенадцать игроков сборной для поездки, и мне главный тренер Геннадий Паршин сказал, что я в команде. Но случилось непредвиденное. Сейчас не помню точно, но за несколько дней до отъезда Валера Лосев на тренировке подворачивает сильно ногу, и тренерский штаб принимает решение включить в состав Славу Зайцева. Меня как двенадцатого игрока «отцепляют», а сборная отправляется в Сеул с тремя связующими.

– Была обида?

– Ух! Не то слово. Не поехал я и на чемпионат мира – тогда объяснили, что мне не дали американскую визу. Не знаю, отговорки это были или действительно так, но было состояние, как будто тебя обокрали. Олимпийскую мечту отобрали. В то время это был удар. Ведь я пахал на сборах больше многих, понимая, что в конкуренции с опытными игроками, которым место в сборной гарантировано, я только так мог доказать свое право на участие в Олимпийских играх. Тогда я и «завелся» – на тренировках вместо штанги в 200 килограммов приседал с грузом на 50 больше. нас ведь никто не контролировал на занятиях, вот и рвали жилы. Это и сказалось на здоровье, но по молодости лет не обращаешь на подобные вещи серьезного внимания, а зря.

– На Олимпиадах в Пекине, Лондоне и Рио-де-Жанейро вы были наставником сборной России, в Токио уже руководили командой Ирана, но наверняка, несмотря на загруженность, делали какие-то сравнения по организации Игр, отношению хозяев соревнований к участникам, конкретно к российским олимпийцам.

– На Олимпиаде в Токио совершенно не ощущалось спортивного праздника. Мало того что пандемия внес­ла свои коррективы, хозяева Игр, на мой взгляд, перегнули палку, создавая условия безопасности в Олимпийской деревне, где жили сборные, и на объектах, где проходили соревнования. В Токио я нередко ощущал себя инопланетянином. Отсутствие зрителей напрочь отбивало желание показывать все, на что ты способен. А когда приходил в столовую, было такое состояние, словно ты в американской тюрьме.

Но мне бы хотелось отметить другое. Олимпийские объекты возводятся к Играм, и многие имеют временный характер, как это было в Пекине и Лондоне – соревнования завершились, и часть из них была разобрана. А вот в Рио-де-Жанейро они остались, но большая часть совершенно не используется и элементарно разрушается. И никому нет до этого дела. У нас такого отношения я просто не представляю.

– На Олимпийские игры в Лондон вы отправились после операции. При всей важности выступления сборной страны на этих Играх, вы могли избежать хирургического вмешательства и ограничиться исключительно терапевтическими процедурами?

– Один из моих позвонков сместился на полсантиметра. Была бы подвижка чуть больше, стал бы инвалидом. Если в клубе я мог проводить тренировки, сидя на стуле, то в сборной такого позволить себе было нельзя.

– Мне довелось быть в Лондоне на Играх нашей сборной и воочию видеть ваш триумф…

– На самой Олимпиаде находишься в таком состоянии, что совершенно не думаешь о всякого рода болячках. Потом, когда все закончится, начинаешь ощущать и повышенное сердцебиение, и прочие проблемы. Этим и было продиктовано мое заявление об уходе из сборной. Правда, нашлись люди, которые стали бросать камешки в мой адрес: мол, Алекно, выиграв Олимпиаду, в лаврах славы купается, зазвездил.

– Но ведь одной операцией и последующей реабилитацией дело не обошлось – вам пришлось еще несколько раз попадать под хирургический нож.

– В клинике, где мне делали прижигание, занесли вирус, он начал поражать здоровую ткань. Перед очередной операцией врачи меня успокаивали, мол, все будет нормально, процедура займет два-три часа, а в итоге вышло девять. Когда они увидели, что у меня происходит, им пришлось вскрыть мне живот и через брюшную полость проводить операцию на позвоночнике. Чистили, заклеивали, лучше не вспоминать…

– Что стало главным в принятии решения о при­остановке тренерской дея­тельности: состояние здоровья, психологическая опустошенность или отсутствие мотивации?

– Все вместе. У меня было состояние эмоционального выгорания. Когда ты планируешь тренировочный микроцикл для команды и стараешься включить в него как можно больше выходных, значит, что-то идет не так. В этом случае ты уже поступаешь нечестно по отношению к своей профессии. Из-за проблем со спиной тяжелее стали даваться и перелеты.

– Думаю, что, если бы команда стала второй, никто бы вас с поста главного тренера снимать не стал.

– Никто меня и не снимал. Я объявил о своем решении в феврале, чтобы была возможность подобрать замену. Руководство меня не поняло и было крайне удивлено моим решением, а человек, благодаря которому профессиональный волейбол в Казани существует как вид спорта, даже грубо обругал. Мне повезло, что в своей карьере я работал так, что даже второе место рассматривалось как провал. Поэтому и к оценке своего труда подходил очень строго.

– Наша с вами первая встреча была в далеком 2008 году, еще до Олимпиа­ды в Китае, когда сборная России гостила в Казани. А через некоторое время вы стали главным тренером «Динамо-Таттрансгаза», вскоре сменившего название. Представляли ли вы тогда, что завоюете столько трофеев и станете одним из самых авторитетных волейбольных тренеров в мире?

– Стремление быть лучшим или первым, конечно, присутствовало, но, что столько выиграю, даже в самых волшебных снах тогда не привиделось.

– В апреле 2021 года вы оставили пост главного тренера «Зенита-Казани», а в мае ваш сын Лоран объявил о завершении карьеры игрока в составе казанского клуба. Не рано ли в 24 года заканчивать играть в профессиональной команде?

– Конечно рано, но это было его решение, и я это принял. Нередко говорят, мол, Лоран играл потому, что он сын Алекно. И при мне в команде Лоран не был основным игроком. Да, амбиции у него били через край, он хотел играть. И я ему давал возможность выходить на площадку. Но не потому, что у него моя фамилия. Лоран очень хорошо справлялся с ролью второго связующего, но хотел большего. Почему-то он решил, что с моим уходом вообще не будет выходить на площадку. У меня двойственные чувства по этому поводу. Конечно, Лоран мог бы умерить амбиции и еще поиграть, может быть, в другой команде, не в суперлиге. Но он решил, что пойдет со мной. И немаловажный момент: в отличие от меня за время своей карьеры игрока ему удалось практически избежать травм. Меня неред­ко спрашивают: а нельзя было переубедить его, уговорить продолжить карьеру игрока? Но я видел, что это бесполезно. Лоран принял взвешенное решение, и сейчас мы вместе движемся вперед.

– Волейбол смотрите?

– Стараюсь матчи «Зенита-Казани» смотреть все, особенно вызывающие приток адреналина, и делаю это с большим удовольствием. А те, где соперники не могут набрать более 15 очков, а игроки ходят по площадке и улыбаются, стараюсь не смотреть. Хоккей очень люб­лю. Этот вид спорта настоящий. Спорт должен быть борьбой характеров. Поражает то, как игроки реагируют на травмы. Порой смотришь в других видах спорта – чуть игрока задели, он уже качается и красиво падает. А в хоккее шайба в лицо попала или соперник хорошо встретил силовым приемом – и ничего: покатил в раздевалку, ему там швы наложили, дали обезболивающее, и он снова на площадке готов помочь команде. Вот такая спортивная борьба мне по душе. Хочу также признаться, что сейчас я получаю массу удовольствия от того, что живу не по расписанию, могу встречаться с друзьями, больше бывать с семьей.

– Знаю, что у вас были предложения вернуться к тренерской деятельности и даже возглавить сборные других стран.

– Да, были варианты как от клубов, так и от сборных. В определенной степени заинтересовал вариант от сборной Южной Кореи. Мы практически уже договорились, но представители корейской стороны затягивали переговоры, потом стали детально интересоваться состоянием моего здоровья и в итоге взяли другого тренера. Поверьте, я и в России не остался бы без работы, если бы дал соответствующий сигнал. Но я не хочу никого обманывать. Раз у меня нет ощущения, что я точно готов, значит, время еще не пришло…