В „Красной Татарии” указывалось, что в Казани широко развита проституция. Только по официальным данным занимающихся проституцией насчитывается 614 несчастных женщин с отчаянным настоящим, с трагическим прошлым, с безнадежным будущим.
 С сумерками они выходят на продажу себя, не задумываясь, что ждет их сегодня: — больной ли купит ее, сама-ли загубит цветущую жизнь юноши, попадет-ли на бандита, или сама, в поисках выхода из проклятого положения, не отдавая себе отчета в действиях, пойдет на преступление.
 Улица тянет в тину, улица всем дает свое место. Всмотритесь в Проломную. Там в темноте, у Георгиевской церкви платки, сарафаны, потертые кофточки. Покорность судьбе, отчаяние в обносках бедного платья.
 А у блистающих „чистой” публикой окон „Адама”, „Руссторга” — шляпки, манто, порой золотые серьги — под размалеванными лицами грязь души, хищность.
 Много мер для борьбы с социальном злом предлагает доктор Голосовкер, к ним надо прибавить еще одну:
 Пригвождать к столбу общественного порицания покупателей женского тела.
 Ведь, за один вечер можно собрать целую пачку „имен” в золотых пенснэ, в галифе, часто низкопробных человеков с большими мандатами.
 Ведь нет же проституции в рабочих районах, ибо там нет ни покупателей, ни посредников гнусного торга.
 На-днях был случай.
 В номерах „Восток” днем выселили с помощью милиции „жилицу”.
 А вечером в тот же день господин „с весом” зычно рыкал на управляющего нумерами:
 — Как выехала… Лжете… Не имели права выселять… Я вас… Нумера закрою.
 Имеющий право закрыть нумера, конечно, принимает участие и в выработке мер для борьбы с проституцией в гостиницах. Плохая это борьба.
 На жаргоне проституток есть позорное слово „фланер” — посетитель. Надо наиболее „важных” из этих „фланеров” выводить на свежую воду — на суд пролетарского общественного мнения.
 Га-й