В 1927 году в эмиграции вышла книга кадетского экономиста под громким на-званием: «К социализму или капитализму?». Анализируя успехи восстановительного периода, автор ее, С. О. Загорский, приходит к следующему выводу: «За последние пять лет вновь восстановлены все старые общественные классы, составляющие характерную черту и основу буржуазно – капиталистического строя, под прикрытием планового хозяйства происходит усиление и укрепление частно – капиталистических форм хозяйства». Во всем бурном процессе первого периода новой экономической политики кадетский экономист видел только один результат — абсолютный рост капиталистического сектора нашего хозяйства. В каком отношении находится этот рост к общему росту хозяйства, как развивается «плановое хозяйство», каковы перспективы борьбы этих двух начал, — все эти вопросы не существовали для белогвардейского экономиста. «В России все есть по-старому, только чуть похуже», — так сформулировал его вывод известный белогвардеец Шульгин, попавший в СССР и успевший пару раз пообедать в киевской харчевне. Но вот прошло три года. Восстановительный период, в котором рост капиталистических элементов являлся хоть и неизбежным, но побочным продуктом, подвел к необходимости коренной реконструкции всего хозяйства: страна вступила в новый период, когда в качестве главного лозунга, главной задачи, выдвигается задача ликвидации самой почвы, рождающей капитализм, т. е. задача ликвидации кулака, как класса. Бурный рост социалистических элементов сразу показал, куда идет развитие страны под руко-водством советской власти. Исчезли всякие разговоры о капиталистическом развитии России и растаяли, как тает снег на, солнце, все надежды на «усиление и укрепление частно-капиталистических форм хозяйства под прикрытием планового начала». «Ростки капитализма,—уныло подводит итог анализу нового этапа хозяйственного строительства экономист Б. Бруцкус («Народно* хозяйство Советской России, его природа и его судьбы». «Современные записки», XXXVIII, 1929 г.,’ Париж), — появившиеся в период НЭП’а, не развились. Они не могли развиться, ибо капитализм совсем не есть бурьян, который растет в каждом грязном углу. Это очень сложная и нежная организация, и необходимой ее предпосылкой является правовое государство. Только западно – европейская цивилизация создала правовое государство, и потому только в ее рамках мог развиться капитализм. Но последний не имеет почвы под диктатурой коммуни-стической партии, как он не имел почвы под режимом турецких султанов. Пришел момент, власть выполола все ростки капитализма, — «своя рука владыка». Совсем недавно тот же Бруцкус дока-зывал, что советская власть собственны-ми рухами восстанавливает капиталисти-ческие элементы, что капитализм быстро развивается под покровом «диктатуры коммунистической партии», в данном случае об’ективно выполняющей те зада-чи, какие не могла выполнить буржуазия. А сейчас все эти рассуждения об’ясняют- »ся каким-то странным навождением, ибо при режиме диктатуры вообще невозможно произрастание нежного капиталистического растения. Что же происходит в СССР? «В своем стремлении, — пишет Бруц-кус, — быстрым темпом индустриали-зировать страну и значительно улучшить положение рабочего класса, советская власть довела развитие «планового хозяйства» до конца и опять уничтожила те автоматические регуляторы народного хозяйства, которыми оно еще располагало в частном хозяйстве… С победой Сталина на последней партконференции Россия опять вступила в катастрофический период своего развития. Выход из создавшегося положения без серьезного политического сдвига становится невозможным». Короче. Россия опять возвращается на путь военного коммунизма, — такова ха-рактеристика момента, переживаемого нашей страной. И это — лейтмотив, который наигрывают буквально все группы русской эмигра-ции, начиная с монархистов, кончая меньшевиками. «… Вновь, как в 1918-19 годах, — пишет меньшевистский теоретик А. Югов («Экономические последствия от-мены НЭП’а», «Социалистический Ве-стник» № 21), — советская власть пы-тается «перехитрить историю», «обмануть классы» и осуществить в России немедленный социализм, и вновь воз-рождаются методы, формы и быт «во- ? енного коммунизма», — в одних отраслях народного хозяйства быстрее, в других медленнее, но повсюду с изумительной закономерностью… То, что страна сейчас переживает, что так волнующе напоминает 1918-20 года,—лишь неизбежное следствие этой политики, первые симптомы распада». Общий ход рассуждений всех белых авторов, независимо от их партийной принадлежности, настолько одинаков, что нам нет надобности приводить все их доводы. Достаточно остановиться на одном авторе, чтобы тем самым дать представление о взглядах всей эмиграции. Мы выберем для этого наиболее «левую» группу (до сих пор пытающуюся провести водораздел между собой и остальными эмигрантами), чтобы показать, насколько единодушен теперь белый хор не только в отношении к диктатуре пролетариата, — тут белаДфэмиграция всегда была единой, но и в оценке современного характера и перспектив развития сельского хозяйства. «Советские историки,—так рассуждают меньшевики, — всегда утверждали, что «военный коммунизм» был вызван интер-венцией и гражданской тонной. Но сейчас нет ни империалистической, ни войны гражданской, а Россия между тем не-удержимо катится по рельсам «военного коммунизма». Вследствие увеличения перевозок, хле-бозаготовок, введения непрерывки и т. п. дезорганизуется транспорт, а попытка со-ветской власти расстрелом специалистов приостановить дезорганизацию, как и в 1919 г., только усилит распад транспорта. Дровозаготовки из-за преследования частных хлебозаготовителей, ухудшения продовольствия и уменьшения в силу этого рабочих рук, — срываются». «Транспорт и лесозаготовки, — пишет автор, — уже явно лихорадят из- за политики «левого курса». В других отраслях промышленности так же немало ненормальностей и прямо болезненных явлений, но их причинная связь с политикой «левого крыла» еще не может быть достаточно отчетливо доказана, хотя и часто несомненна». «Но наиболее полно отменен НЭП, — продолжает автор вслед за всей белой прессой,—и в наиболее чистом виде вос-становлены методы «военного коммунизма» в деревне. Сдача всех излишков, принудительная коллективизация, кон-трактация, все это уже привело к тому, что посевная площадь расте”т’ только за счет совхозов и колхозов, что товарного хлеба становится все меньше, резко пало животноводство и производство сельско-хозяйственного сырья». . «Явления хозяйственного кризиса, связанные с «левым курсом», — так подводит итог своим рассуждениям автор, — не менее отчетливо проявляются в области финансовой и в торговле продовольственными и промышленными товарами…». Такова в оценке белых теоретиков схема катастрофы, к которой идет Советская Россия. В этой связи любопытно то, опять-та- ки, единодушие, с Которым эмиграция оценивает правую оппозицию в партии. «Боязнь катастрофы, — пишет меньшевик («Социалистический Вестник» № 21), — и есть та причина, которая вызвала к жизни правую оппозицию в ВКП, и которая все обостряет ее борьбу против современной политики советской власти». А С. Н. Прокопович, выпускающий специальные бюллетени о состоянии советского хозяйства, в свою очередь, оценивает правых: «Эту опасность видит нынешняя «пра-вая оппозиция», или «правый уклон» в коммунистической партии, и относится крайне отрицательно к «пятилетнему плану»… Советская печать презрительно характеризует позицию правых формулой «по одежке протягивай ножки»… Они действительно считают, что вместо того, чтобы проявлять «безумство храбрых» в экономическом строительстве и затевать по существу авантюристический план индустриализации в одно пятилетие, лучше итти к индустриализации страны более медленным, но более верными и менее опасными шагами. Они считают также довольно иллюзорными планы превращения мужика в коллективиста при посредстве тракторных станций и находят нужным, прежде всего, создать условия для более нормального развития индивиду-ального крестьянского хозяйства, для прекращения того процесса деградации деревни, который ныне происходит. Едва ли голос «правых» в данном случае не есть голос разума». (Бюллетень экономического кабинета проф. С. Н. Прокоповича. Год 6. № 70, 1929 г., Стр. 1й) Вернемся, однако, к схеме белых. «Россия неудержимо становится на путь «военного коммунизма», но «военный коммунизм» был ошибкой, привел поэтому страну к гибели, избежать которую удалось лишь благодаря возврату к ка-питалистическому способу ведения хозяй-ства, и к такой же гибели, на сей раз бесповоротно, приведет страну новое повторение старой ошибочной системы «военного коммунизма», — таков логиче-ский ход рассуждения белой прессы.* Схема довольно стройная, но как и всякая схема, построенная лишь на логических ухищрениях и сомнительных исторических аналогиях,—эта схема возведена на песке. Прежде всего, ни один большевистский писатель не утверждал, что «военный коммунизм» был ошибкой. Вовсе нет. «Во-енный коммунизм» был совершенно пра-вильной, конечно, не считая перегибов, и единственно возможной экономической политикой в тех условиях, в которых на-ходилась тогда Советская республика. Он был, несомненно, ответом на граж-данскую войну; и интервенцию, но отве-том класса, строящего социализм; отби-ваться от врагов, при этом, не отказыва-ясь от политики продвижения к социализ-му, можно было только на рельсах «воен- но – коммунистической» системы. Но ошибкой было бы считать, что «военный коммунизм» и есть, вообще, единственно правильный путь к социализму. «Военный коммунизм» был совершенно правильной системой, ошибочными же были иллюзии, согласно которым это и есть единственно возможный путь к социализму вообще. Это раз. А во-вторых, и это основное, — в., со-временной политике советской власти нет, кроме поверхностного сходства некоторых явлений, ни одного основного элемента, характеризовавшего «военный коммунизм». Непонимание этого обстоятельства составляет как раз одну из решающих ошибок правой оппозиции. Современная политика развертывается на фоне несравненно более высокого уровня производительных сил, чем это было в 1918-20 годах, после трех лет им-периалистической войны и хозяйничания капиталистов, после разрухи, голода, в обстановке напряженнейшей гражданской войны. Наше хозяйство не только далеко вышло за довоенный уровень, но внутри его произошли резкие качественные измене-ния, выдвинувшие вперед мощную со-циалистическую индустрию, ведущую за собой всю нашу хозяйственную систему. С другой стороны, характерным признаком «военного коммунизма» была потребительная уравнительность. Мы раскулачивали кулака, отбирали у него средства производства и пускали их в раздел между беднотой и низшими слоями середнячества. Современное же раскулачивание, имеющее целью уничтожение кулака, как класса, предполагает обобществление его средств производства, а не дележку, не распыление его между мелкими единоличными производителями. «Военный коммунизм», наконец, оставлял в основном нетронутым распыленное, мелкое и мельчайшее хозяйство, сохраняя миллионы, десятки миллионов инди-видуальных хозяйств, и, хоть и затрудняя капиталистическое развитие, но, по существу, оставляя тем самым широчайшую базу для развития капитализма. В настоящий момент мы вплотную присту-пили к ликвидации самой почвы, ежечасно в массовом масштабе рождающей ка-питализм, мы принялись за коренную со-циалистическую переделку деревни, за обобществление и превращение в крупное социалистическое земледелие мелких и мельчайших хозяйств. Только люди, принимающие формальное сходство и при том только на первый поверхностный взгляд, за сходство по су-ществу, могут говорить о «военно-комму-нистическом» характере нашей Современ-ной политики, как это делали правые. Но если у последних это — результат неправильной, не-ленинской оценки, не-диалектического подхода к современному конкретному ходу вещей и сползание по-этому на чужие классовые позиции, то у белой эмиграции это — сознательный расчет, определяющий и новые сдвиги в их тактике. Эти новые сдвиги характеризуют как раз мелкобуржуазные слои контр-революции и раньше всего меньшевиков и эсеров. Раз Россия стала на путь «военного коммунизма», а путь этот кончился катастрофой, то и сейчас следует готовиться к грядущей неминуемой гибели советской власти. «Нельзя, — говорит передовица меньшевистского «Социалистического Вестника» («Великий канун», в № 5 «Соц. Вестника»),—и не нужно пророчествовать о сроках. Но сомнения быть не может: большевистская диктатура катится к кризису… Нет, поэтому, сейчас для социал-демократии более важной задачи, чем будить революционную энергию и политическую активность рабочих масс: рабочие массы должны, выражаясь словами Энгельса, «знать, о чем идет речь! Они должны подать свой голос/». Меньшевики, которые охотно принимали участие в контр-революции, но сами активно не взывали к интервенции, сейчас выступают в роли зачинщиков интер-венции, активно призывают к восстанию, пытаются возглавить антисоветское дви-жение, и в этом, именно, и заключается весь интерес сдрига в эмиграции. Первыми отозвались на этот сдвиг эсеры, с которыми меньшевики, как с «братской партией», дружно сотрудничали в годы борьбы с советской властью. «Не предсказывая срока крушения большевиков, — говорил Керенский в своем докладе на тему: «После XVI кон-ференции ВКП», — мы обязаны в соот-ветствии с настроениями в России нашу политику выжидания заменить по-литикой действия, или, правильнее, со-действовать живым борющимся с диктатурой внутри страны силам…». «Мы, — писал этот же Керенский об веерах и меньшевиках после появления меньшевистской статьи: «Великий канун», — идем «в одном направлении» и могли бы поэтому быть «естественными союзниками». («Дни», от 15 декабря 1929 года). Но сдвиг в мелкобуржуазной контр-ре-волюции заметили и в другом лагере. Ка-детские «Последние Новости» отозвались на сдвиг особой статьей: «Ввйения великих канунов». Приведя недавнюю статью вождя мень-шевиков Ф( Дана, в австрийском органе «Дер Кампф», упорно проводившего во-дораздел между социал-демократией и буржуазной контр-революцией, и пожурив Дана за излишний «пафос всесторонней капиталистической реставрации» —< (картийа! Матерый буржуа упрекает «сон циалиста» в излишней буржуазности!), —> кадетский передовик продолжает: «Важно то, что на самом лезом кры- ле эмиграции формулируются тактиче– ские и программные задачи, могущие и в значительной мере уже являющиеся достоянием широкого республиканско- демократического и социалистического фронта. А если это так, если дни диктатуры дозами быстро сокращаются, то эта общность тактических воззрений и про-граммных задач ближайшего периода: обязывает к каким-то практическим вы-водам как в эмиграции, так и в России., Нужно какое-то сочетание сил всех до-стойных упоминания общественных группировок демократии и социализма». Даже монархисты, от которых так тщательно отгораживался Дан, протягивают свои об’ятия мелкобуржуазной контр-революции: «Ныне оказывается, — отмечает их 1 орган («Возрождение», от 18 декабря 1929 года), — что даже русские участники II Интернационала становятся на та* кую почву, на которой, сказавши первое слово, непременно придется ска-; зать и последнее». Если ко всему этому прибавить, что геч нерал Кутепов (тот самый!) отгоражин вается от излишеств зарубежного монархизма (не в этом ли следует искать разгадку таинственного исчезновения Куте- пова?), то социальный смысл сдвигов, происшедших в белой эмиграции, высту-пит в совершенно ясном свете: единый фронт лидеров II Интернационала до вождей монархизма, от мелкобуржуазной контр-революции до буржуазной реакции и крепостнической реставрации, — таков отзвук в русской эмиграции процессов, идущих в Советском Союзе. Нынешние успехи нашего строительства вызвали опять, как и три года тому, назад, призыв к активной интервенции. Но на этот раз самый характер успехов у не оставляющий надежд ‘на капиталистическую реставрацию, не раскалывает, а сплачивает все силы белой эмиграции. Консолидация всех контр-революционых сил, навстречу которым тянутся лик » видируемые нами кулацкие слои — таковы сдвиги в стане белой эмиграции, вы-званные годом великого перелома, такова та реальная опасно’сть, которая прямо угрожает нашим успехам. Но эта же консолидация всех контр-ре- волюционных сил — об’ективное свидетельство тому, что мы ведем действительно последний и решительный бой, что мы не только штурмуем, но ликвидируем и выкорчевываем самые корни капиталисти-ческих отношений.

 И. Минц,