Е. ГРАЧЕВ
Татарское отделение о-ва историков-марксистов и историческая секция кабинета, марксизма докладами тов. Королева поставили давно назревшую задачу решительного разоблачения и разгрома велико-державнической, буржуазно-народнической и эклектической мешанины проф. Н. Н. Фирсова и его последыша доц. Е. И. Чернышева, в течение ряда лет засорявших историографию местного края. Эта мешанина, за последнее время лживо рядившаяся под марксизм, избрав своей областью революционное крестьянское движение XVII и ХУШ столетий в России (разинщина, пугачевщина и т. д.) захлестывала учебные пособия и хрестоматии по история классовой борьбы наших школ Соцвоса, ШКМ, ФЗС и т. д. и до последних дней продолжала отравлять пролетарскую молодежь наших общественно-экономических и педагогических вузов и техникумов. Творения Н. Н. Фирсова не только читались, но и переиздавались (в Казани в 1930 году вышла в издании Дома Тат. Культуры книжка Н. Н. Фирсова «Разин и разинщина. Пугачев и пугачевщина», целиком почти пережевывающая старую народническую жвачку).
Все это могло происходить только вследствие недостатка внимания нашей партийно-советской общественности к фронту местной исторической науки и нашего неумения дать своевременный отпор вылазкам классового врага на этом участке, идеологического фронта.
Не будучи никогда историком- исследователем (даже в самом архибуржуазном смысле), Н. Н. Фирсов являлся по существу лишь популяризатором всякого рода «концепций» и «теорий» русской буржуазной (Ключевский) и буржуазно- крепостнической (Платонов и Чичерин) исторической науки. Исповедуя в вопросах исторической методологии принцип «курочка по зёрнышку клюет и сыта бывает», от них Фирсов берет идею надклассового государства, закрепощающего крестьян и творящего над ними «административно-финансовый» (а не дворянско-крепостнический, тов. марксист) произвол. От них же великодержавные теории колонизаторства, прославляющие храбрых и благородных великорусских богатырей-завоевателей «насаждающих культуру» в Башкирии и в Сибири среди «алчных» и «жестоких» монголо-татарских «степных хищников».
От народников и народничествующих (Щапов, Костомаров, Лавров и Михайловский) у него идеи извечного бунтарства и «природной социалистичности» российского «трудового народа», понимаемого им в образе некоего сплошного крестьянского моря.
Стоит вспомнить здесь эсэровскую «социологию» с их рабочим классом города и деревни, сливающую пролетариат и крестьянство в одно целое.
От славянофилов и народников у него «глубокая вера» в «особенную стать» путей исторического развития России и противопоставление России и Востока с их «цельными» народами гнилой культуре буржуазного Запада.
Понимания сущности классов и классовой борьбы и тем паче общественно-экономических формаций у Н. Н. Фирсова решительно никакого нет. Достаточно сказать, что Октябрь 1917 года понимается им, по существу дела, как прямое продолжение крестьянских революций XVII и XVII столетий. (См. об этом конец его статьи «Крестьянская революция 1917 года и врем. правительство» в № 1 журнала «Пути революции» за 1922 год). Мужицкая «сермяжная Русь» у него одинаково поднимается на мятежи и в «смуту» (этот крепостнический термин у него сохранялся вплоть до наших дней) и при Разине, и при Пугачеве, и в Октябре 1917 года. Никакой качественной разницы в революционных движениях крестьянства при феодализме и при капитализме для него нет.
В этой же статье и в ряде других у Н. Н. Фирсова проводится мысль, что Октябрь наш потому именно и победил, что в основном он был именно крестьянской революцией пугачевско-разинского типа... И революция эта по Н. Н. Фирсову двигалась самостоятельно и от городского революционного пролетариата и его партии независимо.
Пролетарская природу Октябрьской революции, руководящая роль пролетариата в ней, роли большевистской партии и т. д., все это для
Него лишь «идейный наклон к социализму», по видимости весьма легковесного свойства. А наше пролетарское государство-СССР для него «крестьянская республика с пролетарской властью», да и то, относительно пролетарской власти здесь, скорее словесный придаток. Все-таки ведь в СССР писано.
Итак, по Фирсову, Октябрь— прямое продолжение пугачевско-разинской «извечно-народной стихии». Большевизм и есть «разинщина» извечно присущая русскому народу. Потому то он так «молниеносно» и распространился в русском народе в 1917 году, что был ему свойственен «искони». А т.т. большевики этого никак уразуметь не могут.
По тем выводам, которые приходится делать из фирсовских «трудов», большевизм нисколько не международное, а национально-русское явление и кроме России он может распространяться только в родственных ей по социально-экономическому строю странах Востока.
Гнет самодержавный в России и гнет империалистический в колониальных странах Востока сделали эти «крестьянские в основном» страны готовыми к глубокой и социалистической именно революции (природные — бунтарство и социалистичность крестьянства, которое обычно у него берется «сплошняком» без всякой классовой дифференциации — марксистские, мол, выдумки!..). А социалистическая, иначе большевистская, революция, по Н. Н. Фирсову и есть «разинщина». Запад на революции большевистского типа не способен, ибо в пролетариате Запада «нет того» разбойного и «разинского духа», который «искони присущ» русскому народу, свойственен его «душе» и его «природной стихии».
Здесь у Н. Н. Фирсова получается идейный стык с установкой российских меньшевиков (Либер, Далин и К-о) и апостолов II интернационала (Каутский, Бауэр и др.) трактующих до сих пор наш Октябрь, как «мужицко-дезертирскую» пугачевщину, а не как проле- тарскую революцию. По Каутскому, как известно, пролетарская революция должна произойти 6езкровно и путем чисто парламентским, в форме простой передачи власти из рук одного класса в руки другого. А русский Октябрь по Каутскому- кровавая пугачевщина и ничего более.
Кстати о «восточном вопросе». Здесь Н, Н. Фирсов прямо и непосредственно протягивает руку султангалиевцам.
Классового расслоения в среде колониальных народностей для него всерьез не существует. Некое упоминание о туземной буржуазии идет у него исключительно вскользь. А крестьянство, так вовсе «сплошная» масса.
Колониальные народы у него борются «в целом» против западноевропейского империализма. Руководящей роли пролетариата в национально-освободительных движениях колониальных стран он попросту... не знает. Великодержавничество и национал-шовинизм, как известно, вполне могут совместно выступать против пролетарской революции. Блестящим подтверждением этому является «блок» фирсовщины и султангалиевщины.
Таков Н. Н. Фирсов в его «трудах». Реакционным народником, эклектиком он был и остался. Попытки его (отнюдь не решительные) эволюционировать в сторону марксизма, кроме введения им в свою эклектическую мешанину некоторой марксистской номенклатуры (термины о классах и классовой борьбе, коих он не понимает) и внесения еще большей путаницы (изобретение «казацкого пролетари- ата» для XVII столетия) решительно ничего не дали.
«Однажды заимствованные им зады правого народничества на всю жизнь застряли в его памяти»,— справедливо замечает т. Томсинский в своей заметке о Н. Н. Фирсове («Проблемы марксизма» — орган Ленинград. отдел. Комакадемии, № 5-6 за 1930 год, стр. 204).
В той же заметке тов. Томсинский указывает, приводя мнение тов. Тихомирова, что «о работах Фирсова не стоило бы и толковать, если бы не их распространенность». В самом деле — ведь его «Исторические характеристики и эскизы», «Народные движения в России до XIX- р.», «Крестьянские революции XVII в.», переполненные указанной народнической дребеденью и т.д. издавались и в Казани, и в Москве и буквально заливали все наши общественные и педагогические вузы расходясь по всему СССР. Изучение XVII и XVIII столетий в истории народов СССР, проводимое по М. Н. Покровскому в основном, постоянно в порядке добровольного, а где и обязательного чтения, «сдабривалось» творениями «уважаемого» Н. Н. Фирсова.
***
В годы царизма Н. Н. Фирсов в среде мелкобуржуазного студенчества слыл великим либералом и «потрясателем основ». Хотя общеизвестно, что дальше критики личностей монархов XVIII века (а не крепостнической системы, их породившей) Н.Н. Фирсов обычно не шел, ограничиваясь сообщением анекдотов о Екатерине II и ее любовниках, да утверждая такую «радикальную истину», что «великий» Петр 1 погиб от пьянства и люэса, а не от чего другого. Радикальная и эффектная его фраза (в этом деле он был артист) пленяла именно мелкобуржуазные и обывательские слои тогдашнего студенчества. Действительно же революционное студенчество (подпольщики, большевики в первую голову) обычно третировали его, как легковесного либерала.
В октябре 1917 года Н. Н. Фирсов вместе с остальной реакционной профессурой кликушествовал со своей кафедры» «Скажите им (т.-е. большевикам, В. Г.), этим черезчур реальным политикам, что проснется великий русский народ, очнется от гипноза и пойдет своей исконной (буржуазно-помещичьей? Е. Г.), а не их дорогой».
При захвате чехословаками Казани в августе 1918 г. Н. Н. Фирсов пишет в специально-выпущенной казан. профессурой газетке «Народная армия» громоносную статью «Армия победительница», призывающую к очищению «земли русской» от большевиков.
В сентябре 1918 г., после прихода красных войск в Казань, в нашей газете «Знамя революции» он пишет приветственную статью «Красной армии освободительнице». И все это не от «прозрения», конечно!
А потом пошла полоса приспособления и использования нашей доверчивости и близорукости. Ведь мог же идейный наследник Фирсова доц. Е. И. Чернышев в статье «К 40-летию научной деятельности Н. Н. Фирсова (вышла в «Известиях» О-ва изучения Татарстана № 3-4 в 1930 году в Казани) квалифицировать своего «патрона», как «историка угнетенного царским режимом рабоче-крестьянского большинства», тщательно замазывая всю реакционную сущность его писаний. И может быть в течение ряда лет автор великодержавных творений Н. Н. Фирсов председателем Научного о-ва татароведения. Мог же сам Н. Н. Фирсов в своей брошюре «Прошлое Татарстана» (Казань 1926 г.) писать о том, что «торгашеский дух свойственен коренному населению г. Казани» (т.-е. Татарии Е. Г.) и посвящать эту великодержавническую дребедень — Совету Народных Комиссаров Татарии (см. титульный лист сей брошюры).
***
Тов. Королевым был разоблачен и скрытый апологет фирсовщины доцент Е. И. Чернышев. Чернышев много опасней Н. Н. Фирсова. Это враг маскирующийся и хитрый. Он клянется марксизмом и ленинизмом, изображает из себя советского активиста. Но, в то же время, в своих писаниях («Из истории крестьянского движения в Казанском крае в 1917 году») под покровом изучения особенностей местного крестьянского движения он настойчиво и умело протаскивает эсэровские идейки о самостоятельности крестьянского движения и независимости его от руководящей роли пролетариата. Умелым подбором фактов он постарается посеять в неискушенной голове сомнения:— «Пожалуй, мол, в 1917 году деревня могла обойтись и без большевиков»,—сумеет смазать значение Октября в деревне и пролетарского влияния на нее.
Разоблаченный тов. Королевым Е. И. Чернышев наивно уверял слушателей, что никакой эсэровской методологии у него нет, что все дело «в зсэровской терминологии... архивных документах и в их некритическом использовании».... (его речь на докладе тов. Королева). Тут же он клятвенно уверял, что он никак не фирсовец, фирсовцем быть не хочет и даже борется с фирсовщиной в аудиториях вузов.
Лгать и увиливать Е. И. Чернышеву, очевидно, не привыкать. На днях, кстати, (15 января), на общем собрании студенчества и научных работников ВПИ Чернышев получил должную сценку не только как реакционер в исторической науке, но и как ярый великодержавник и активный саботажник соцсоревнования и ударничества (см. статью «Реакционная сущность доцента Чернышева» в органе ТОБПС и Варнитсо ТР «За пролетарски. кадры» от 17 января сего года) и снят с общественной и научной работы.
Теория и практика у Чернышева оказались хорошо увязанными. Ученик оказался достоин и во многом (уменье маскироваться) превзо- шел своего учителя.
***
Нужно действенно мобилизовать марксистские силы в борьбе на историческом участке идеологического фронта. Разоблачение многоликих буржуазных, эклектических и механистических теорий и концепций на историческом фронте должно лечь в основу работы Татарского отделения общества историков-марксистов и исторической секции кабинета марксизма.