От берега в море идет длинный бетонный волнолом. Я стою на его маячной башне и смотрю на Туапсе- город, Туапсе-порт и за ними громадные горы, поросшие густым каштаном.
Рядом стоит маячный сторож— матрос дед Степан. У него вместо лица крутой узел морщин, омытый ветрами всех вод, и голос, как рвут прелое полотно.
Резко, рывками он мне рассказывает о трехлетней городской давности.
Говорит дед, что была над городом три года назад ясная солнечная тишина, путались в ней густыми пырей-травами улицы и на море, лицом к порту, стоял пышный травяной бульвар, и люди каждый вечер, благословляя родителей, входили в него подышать очень свежим и очень чистым воздухом и пошелушить семечки.
А еще выходили люди празднично наряженные в дни прихода пассажирских судов —два три раза в неделю и было тогда все очень хорошо и очень тихо. Три года назад.
Старик говорит и кивает на город. И в его тусклых глазах одновременно вспыхивают два огонька - сожаление о прошлой тишине и гордость за будущее строящегося города.
— Какой-то он будет через пять лет.
И видно нам с маячной башни южного мола, как на берегу задыхается город от густой цементной пыли, от грохота поездов, кукушек, грузовиков, мостовых, бетоньеров, рева гудков, сирен, свистков и лязга черпаков экскаваторов, стонет земля и, море давно потеряло свои голубые цвета.
Город Туапсе.
Подобно Риму, он щедро рассыпался улицами по семи холмам. Верен кавказскому происхождению, с утра и до поздней ночи сотнями духанов он жарит бараньи курдюки и шашлыки пахучим, лоснящимся от жира, угощает строителей, а его лик в порт —бульвар давно превратился в бледный и немощный, цвета проплеванного цемента, скверик.
Порт Туапсе—велик.
Его водная территория огорожена с моря мощными бетонными волноломами, измеряемыми тысячами метров. Его берега изрыты тесными береговыми ковшами, в коих ежечасно толпятся суда всех назначений— на отдыхе, ремонте, чистке.
Видеть город-порт, стройку- надо днями бродить по взрытым загородным землям, западному волнолому и, древним стенам старого порта, на шлюпке лавировать по коридорам судов, в мутной пене землечерпательных караванов и у медлительных плавучих кранов и у карьеров, где блестящим фонтаном осыпается в море взрываемая скала...
Тогда будет видна вся работа тяжелая, кропотливая, мощная по своим размахам, бессменная днем и ночью, работа колоссальной стройки города и порта.
Ее начало за городом.
Здесь, на месте целиком купленного за два миллиона рублей и снесенного села, на громадной площади в пять километров длиной, изуродованный киркой, динамитом и белой от цемента, сооружается первый в СССР по мощности нефтеперегонный завод.
Сюда с богатых грозненских источников по трубам польется черная кровь земли— нефть, сотнями миллионов пудов в громадных заводских корпусах, чанах, трубах, аппаратах— нефть будет превращена в десятки миллионов пудов керосина, бензина, бензола.. Им надо дать выход в море, за границу.
Завод первой очереди, опутанный сложной системой нефтяных и водопроводных, сетью железнодорожных путей будет готов в 1928 г.
А пока, в первую голову, в кудрявой зелени кипарисов вырос большой рабочий поселок из домиков типа английского коттеджа. И здесь в порту у южного мола сооружается литый железобетонный нефтяной пирс в 305 метров длиной в море.
Но до пирса еще далеко. Нефть—крепко лакомый товар для промышленных Европы и Америки. За ней в Туапсе будут приходить громадные океанские суда с глубокой осадкой. И потому, три землечерпательных каравана бессменно день и ночь выбирают здесь морское дно, углубляя будущие подходы к пирсу с 30 до 41 фута. Здесь же ближе к берегу (новинка техники) почти бесшумно с глухим урчаньем металлическими трубами сосет морское дно рефулер. Его обязанности те же, что и земкараванов. Но это почти изящное судно с блестящим машинным зданием наверху, опутанным металлическими трубами.
Еще большая работа, большее оживление и такая же спешка по расширению берега для хлебного порта.
Будущее порта—велико.
В будущем (через два года) с глухих степных станций на Кубани, где от сочных пшеничных зерен осенью распираются элеваторы— ежечасно пойдут на Туапсе груженные до отказа хлебом поезда. От них распухнут горные перевальные станции, распухнет туапсинский узел...
В будущем через Туапсинский порт предполагается ежегодный экспорт хлеба до 40 миллионов пудов, а места для них в порту нет.
Потому необходимо насыпать в море новую территорию порта в 120 000 кв метров, оковать ее железобетоном, опутать паутиной железнодорожных путей и в самом центре выстроить на ней мощный (первый в СССР с единовременной вмещаемостью в два миллиона пудов) элеватор и оборудовать все это десятками зерноперегружателей портальных и полупортальных кранов со скоростью перегрузки в 600.000 пудов в 4 часа.
Начало этой работы на горе за старым портом.
Здесь в хаосе тревожных свистков и сирен, в урагане динамитных взрывов и вихревых фейерверков из дикаря рвется гора, с шумом срываясь с высоты 800 метров на берег.
Отсюда сотни моторных фелюг, шаланд, магунов, баркасов, катеров, парусников и просто моторных шлюпок, нагружаясь до отказа этим рваным камнем, везут его через всю территорию порта к месту засыпки и здесь простыми, но удобными рычагами выбрасывают камень по одной линии в море.
Такая работа изо-дня в день, из часа в час, с утра и до поздней ночи, и из моря уже вышла черная мрачная гряда камней. За нее, чтобы высыпать грунт, уже с трудом заходит буксир с шаландой. И во многих местах моря появились подозрительные коричневые пятна— мели.
Так, изо дня в день живет Туапсе-город, Туапсе - порт спешной строительной жизнью. И ночью, когда порт загорается тысячами электрических солнц, манят к себе берега моря далекими огоньками земкараванов.
Ал. Озерский