Сейчас каждый день—историческая памятка. Десять лет назад каждый день 1918 г был полон событий, делавших эпоху и начинавших новую страницу истории. Десять лет назад с романовского трона с валилась корона вместе с головой последнего царя. А на-днях вышел в альманахе „Минувшие Дни" дневник свитской фрейлины Вырубовой. Между этими двумя фактами оказалась та связь, что по дневнику Вырубовой мы получаем возможность судить о содержимом свалившейся головы царя-последыша.
То, что дает дневник, как картину жизни каждого дня царской семьи, может быть названо без прикрас полнозвучным именем:
- „Сумасшедший дом".
Наперсница царицы, любовница царя, самый близкий друг их семьи, Вырубова сама говорит о царе:
„Он не жесток, он скорее сумасшедший",
Но Вырубова несомненно неправду писала, утверждая, что Н. Романов не был жесток. Жуткие факты ее же записей рисуют черты мрачной кровожадности, порой навевающие на читателя воспоминания о временах Ивана Грозного. Николай мог побледнеть при виде ушибленного ногой котенка. Но о лицах неприятных ему или враждебных он мог с упоением и сладострастием, как то по-особенному исступленно повторять: „Рас с-стрелять... Рас с-стрелять!"...
„Записки из „сумасшедшего дома", как можно по справедливости назвать дневник Вырубовой, рассыпают на каждой странице черты психопатологического состояния царя, страдавшего, кстати, и манией преследования. Николай и жена боялись всех и всего: собственной охраны, левых, правых, даже полицейских барбосов Курлова и Комиссарова.
Страхом на него только и могли воздействовать и мать, и жена, и министры.
„И тогда—пишет летописец в юбке— он слушается и все исполняет. Потом начинает пить и снова все приводит в беспорядок, и тут начинается та неразбериха, от которой все министры теряют голову".
Религиозную истерию в семью царя внесла его жена, и это нашло свой отклик в поврежденной психике Николая. Он послушно участвует в нелепых самодельных мистериях царицы, ездит к Серафиму в пустынь, верит в странниц и старцев, вникает в чудесные сновидения Александры:
„ — Она - поведал он своей фаворитке Вырубовой -ночью начинает говорить о чудесном, и тогда тело ее горит, подушка горит. Если бы она не была царицей, она была бы пророчицей".
Эта „пророчица”—тоже психически больной человек — играла жизнью своих детей, рабски исполняя все шарлатанские предписания юродивых. Бадмаев шлет больному Алексею какое-то „колдовское средствие”, освященное „молитвой" Распутина и царица пичкает им наследника. Митя слюнявый, зловонный юродивый, помолившись, дает всем, в том числе и княжнам, изо рта своего „причастие”. Одну княжну стошнило. Она выплюнула, будучи не в силах перенести смрадный запах Митиной жвачки. У княжны позже появилась сыпь. Возникли опасения о заражении.
Записки Вырубовой приобретают особый интерес, когда всю мистическую чепуху, извращенную фантазию, половую и религиозную истерию царской семьи приложить к политике. Двор Людовика XVI—это детский сад, по сравнению с романовским гнездом интриг, подкупов, фаворитизма, тайных убийств, разврата, самодурства, трусости, мести, и бедлама, и чехарды, вместо управления империей!
Злоязычный Эдуард VII весьма нелестно, но метко отозвался о брачном выборе Николая: “Дармштадт всегда был гнездом нищих и шарлатанов",
Судьбе угодно было смешать кровь дармштадтских шарлатанов и нищих с больной сифилитической кровью Романовских самодуров и тиранов.
Пролетариат, казнивший в 1918 г. семью коронованных психопатов, только ускорил слишком затянувшийся процесс их самоистребления и вырождения.
Ал. Самойлов.