Итак, мы дождались постановки на казанской сцене „Разлома”, который по праву признан в Москве одной из лучших пьес Октябрьского репертуара. Если говорить о пьесе, далеко оставляющей позади штампованную агитку если говорить о пьесе, действительно „созвучной эпохе" и насыщенной пафосом революции, то „Разлом“ имеет для этого все необходимые данные.
В Москве эта пьеса пользуется исключительным успехом, благодаря талантливой игре коллектива театра имени Вахтангова и оригинальной постановке. Можно с уверенностью сказать, что именно игра вахтанговцев и оригинальность постановки заставили пьесу звучать со сцены так, как она звучит у вахтанговцев.
Естественно поэтому, что постановка пьесы на провинциальной сцене таит две опасности: выявить недостатки пьесы, которые вахтанговцы сумели затушевать, и не дать сверх пьесы того „своего", которое вахтанговцы сумели найти.
Октябрь внес разлом в старый мир Автор показывает, как разламывается семья капитана Берсеньева, командира крейсера „Заря".
Он показывает тут же, как кипит и волнуется матросское море, как стихийно нарастает большевизация матросов.
Два акта в семье капитана, два акта на корабле. Сюжет переплетен интригой заговора, связывающего эти две линии: квартирную и корабельную. Бурливая матросская масса на корабле. Стихийный рост революционных настроений, льющихся через край. Превращение „стихийного" большевизма в большевизм сознательный, организованный. И, наконец, финал: поход на Петроград («Заря» это псевдоним «Авроры»), на помощь восставшему петроградскому пролетариату на разлом старого мира.
А с другой стороны: интимная «комнатная» драма в семье капитана Берсеньева, куда революция внесла разлад.
Перекрещивание этих двух линий самое трудное в постановке пьесы. Под`ем, вызываемый в зрителе массовыми сценами на корабле, расхолаживается интимными сценами в доме капитана.
Вахтанговцы преодолели эту опасность тем, что комнатным сценам придали путем особой системы оформления кинематографическую живость.
Нашему театру это, к сожалению, не удалось.
Добившись больших результатов в корабельных сценах, театр не сумел найти нужный язык для комнатных сцен.
Сцены на корабле определенно хороши. Можно без преувеличения сказать, что казанская сцена вряд ли видела когда-нибудь такие живые массы. Исполнение отдельных матросских ролей не заслуживает упрека. Надо отдать должное Емельянову, который в роли матроса-балагура сумел удержаться в нужных рамках и дать живой образ „одного из многих”, веселого, бодрого матроса. Особенно хорош 2-й акт. Когда занавес открывает громадину крейсера, раздаются восхищенные аплодисменты публики. Это, кажется, первый раз на казанской сцене, когда аплодисменты вызывают одно оформление. Не совсем доработан 4-й акт, особенно финал. Хочется еще большей четкости и силы, чтобы взвивающийся красный флаг был естественным завершением того под‘ема, который нарастает в зрителе.
Постановщику, добившемуся таких результатов в крейсерных сценах, надо поработать над комнатными сценами, которые явно лишены нужной динамики. Столовая Берсёньевых дана в вахтанговском плане, правда, при явно недостаточной наклонной плоскости, которая так свежа и оригинальна у вахтанговцев. Но, зато, кабинет Лео и комната Ксении вызывают раздражение: они явно «приклеены» к столовой и не вяжутся с общим планом. Постановщик остался здесь на полпути, дав весьма незатейливый компромисс между вахтанговским и „казанским" планом.
Мешает комнатным сценам и несколько вялое исполнение. Вообще, в исполнении было много неожиданного. Неожиданно хороши матросские фигуры. Неожиданно хорош Черноморский матрос Хваткин.
Но, неожиданно вял и бледен Колобов в роли Берсеньева. Это тем более досадно, что Колобов дал уже на казанской сцене ряд блестящих образов, принесших ему заслуженные симпатии публики. Это тем более досадно, что именно через Берсеньева идет основная мелодраматическая линия
Макавейский в роли Лео слишком, явно впадает в тон мелодраматического злодея. Производит впечатление, что действие происходит не на крейсере «Заря», а где-то «3а океаном».
Себастьянов еще ищет в себе Годуна, вождя матросской массы. Трудность этой роли в том, что Годун не вождь и не герой в общепринятом смысле слова. Это один из массы, один из многих. Масса выдвинула его председателем судового комитета, но героем остается сама масса.
Думается, что к следующим спектаклям Себастьянов вполне войдет в это понимание своей роли.
Определенно хорошо ведет роль Татьяны—Борегар. Вдумчиво, скупо, четко. Очень жаль только, что 3-й акт она заканчивает истерикой, которая ничего, кроме улыбки вызвать не может. Эту истерику надо во что бы то ни стало изменить.
Большие опасности внушает на провинциальной сцене роль Ксении. Нужно отдать должное Клавдиной, которая весьма удачно справилась с такой трудной задачей. Ее исполнение имеет вполне заслуженный успех.
В спектакле было много мелких „опечаток", легко устранимых, конечно: и нескладная игра с отсутствующим выключателем в передней, и «Русское Слово» через одно „с“, и демонстрация дворца на карте Европейской России, и много других мелких неисправностей.
Постановщик положил много труда, но хотелось бы, чтобы это было доведено до конца.
Еще немного работы, еще немного отделки, и мы будем иметь спектакль большой силы. Надо, чтоб этот спектакль просмотрели профсоюзы, надо, чтобы он взял необходимый художественный реванш за „Ваньку Ключника", которого так смакует наш театральный обыватель.
Новый зритель, зритель организованный, зритель, которого не может не волновать отражение великих страниц великой эпохи, не останется равнодушным к этому спектаклю.
Я. БОЯРСКИЙ