Из дневника Пушкина сохранилась только одна тетрадь за N° 2, относящаяся к 1833 1835 гг. Пушкин имел своей целью собрать материал о внутренней жизни русского двора и правящих кругов, чтобы впоследствии как-нибудь обработать их для потомства. Ему это не удалось, но сохранившиеся страницы дневника представляют большое значение для биографии поэта и для характеристики его общественно - политических взглядов.
П. Е. Щеголев вполне основательно замечает в своей статье „Пушкин о Николае I", что „не было политической группы, которая в тех или иных работах своих представителей не присвоила бы себе Пушкина. Консерваторы готовы были считать его своим вождем, а либералы и радикалы вступали с ними в борьбу и отвоевывали Пушкина”.
Отношения Пушкина в его молодости к декабристам известны. И, после известной беседы Николая с поэтом, вызванным из Михайловского уединения, тень подозрения оставалась на Пушкине. Царь сам обещался быть цензором поэта, И он неусыпно следил за ним глазами всесильного шефа жандармов Бенкендорфа. Самая связь с двором через камерюнкерское звание, оскорбительное для Пушкина в 35 лет, есть ничто иное, как новая ниточка, новый способ для того чтобы чаще проверять, иметь у себя на виду поэта, известного в молодости своим вольнодумством. Ведь недаром царь запретил торжественные похороны поэта в Петербурге, недаром тело его ночью в сопровождении жандарма отправили в Псковскую губернию Ведь недаром один из тайных агентов Меттерниха доносил своему шефу 28 февраля 1837 года: „Имею честь сообщить вам о несчастной дуэли г. Дантеса с поэтом Пушкиным; он стоял во главе русской молодежи и возбуждал к революционному движению которое дает себя чувствовать во всех концах мира".
Обратившись к дневнику Пушкина, проверим, поскольку это возможно, основательность этих взглядов и характеристик. Вместе с тем дневник должен оправдать или опровергнуть и тот отзыв о полной политической благонадежности Пушкина, который дали царю по смерти поэта П. А. Вя земский и В. Л. Жуковский, стремясь всячески выгородить покойного в глазах царя.
Ряд отзывов А. С. о Николае I, как человеке и правителе, рисуют царя недалеким, не рыцарем, не глубоким политиком.
12 мая 1834 года поэт заносит в свой дневник осторожную запись:
«Кто-то сказало государе: „В нем много от прапорщика и немного от Петра Великого. В письме Пушкина к жене, где он описывает церемонию присяги наследника, поэт дает царю такую характеристику: „Он хоть и упек меня в камер - пажи под старость лет, но променять его на нового не желаю", письмо попало в руки цензуры и было представлено Николаю. Николай был очень рассержен, и его успокоил лишь привычный царедворец Жуковский. А Пушкин с горечью и злостью заносит в свой дневник следующие строки: „Я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного. О, дивно, какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства. Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному) - (отзыв для публики. Н), и царь не стыдится в том признаться - и давать ход интриге, достойной Видона и Булгарина! Что ни говори, мудрено быть самодержавным». В другом месте по поводу участившихся грабежей Пушкин ядовито замечает, что полиция занимается вместо дела политикой. Эпоха всеобщих доносов и сыска заклеймена в этой короткой фразе. С отвращением говорит Пушкин, что опять Голицын во время пребывания в Москве Николая I, когда были пойманы „зажигатели”, „взял на себя должность полицейского сыщика”... „В каком веке мы живем!” восклицает поэт. И чувствуется сразу, как отличен его внутренний мир от всей той среды, которая окружает поэта. Воспоминания об эпохе «дней Александровых прекрасного начала» не оставляют поэта. Об этом беседует он со Сперанским. „Вы и Аракчеев, вы стоите в дверях противоположных этого царствования, как гений зла и блага —Он отвечал мне комплиментами и советовал мне писать историю моего времени”.
Казнь декабристов, как известно, произвела очень сильное впечатление на поэта и отразилась в известной эпиграмме на Николая 1-„Едва царем он стал, так разом начудесил, сто двадцать человек в Сибирь послал да пятерых повесил”. В дневнике от 6 марта 1831 г. мы находим характерную заметку Пушкина о том, как реагировал сам Николай I на эту казнь—дело его же рук. „13 июля 1826 г —в полдень государь находился в Царском селе. Он стоял над прудом, что за Кагульским памятником, и бросал платок в воду, заставляя собаку свою носить его на берег. В эту минуту слуга прибежал сказать ему что то на ухо Царь бросил и собаку и платок и побежал во дворец”--Эго было известие палача о том, что казнь совершилась. Николай I вырисовался здесь как на ладони.
Но Пушкин в эти годы, конечно, не революционер. Он сторонник монархии в старом стиле, когда царю можно говорить всю правду, поклонник дворянских традиций, ненавистник выскочек из новой аристократии. Однако, для него возможно-ли наступление новой революции? Обиженное старое дворянство, имения которого бесконечно дробятся, которое унижено новой аристократией, может дать штя этого кадры. Эдакой страшной стихии мятежей нет и в Европе. Кто были на площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько же их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а кажется много. Так говорил Пушкин с великим князем Михаилом Павловичем. Политическая мысль его здесь, конечно, наивна. Пушкин испуганно и сердито открещивается от заметки франкфуртской газеты по поводу банкета польских эмигрантов, где имя Пушкина сопоставляется с революционной русской молодежью. 06‘ятия автора заметки Лелевеля. польского историка и революционера, для Пушкина „страшнее Сибири”. Мы думаем, что об'ятия были страшны Пушкину вдвойне и потому, что он был патриотом и противником польского восстания - и потому еще, что от подозрительности. царя недалеко было до Сибири любому, кого могли заподозрить в сочувствии полякам или европейским революционерам вообще. А Пушкин дорожит своим положением, чтобы отдаваться любимой литературной работе.
Очень важен отзыв Пушкина о голоде 1833 года: „Кочубей и Нессельроде получили по 200.000 на прокормление своих крестьян. Эти четыреста тысяч останутся в их карманах. В голодный год должно стараться о снискании работ и об уменьшении цен на хлеб, если же крестьяне узнают, что правительство или помещики намерены их кормить, то они не станут работать, и никто не в состоянии будет отвратить от них голода... В обществе ропщут—а у Нессельроде и Кочубея будут балы (что также есть способ льстить двору)”. Балы вместо прокормления голодных крестьян! Пушкин этим возмущен. Но в нем говорит и добрый помещик, который боится, что крестьяне перестанут работать. Мечты юности отлетели.
В другом месте, говоря о смерти Кочубея и о растерянности в кругах правительства, и о тревоге самого царя, Пушкин иронизирует над тем, что такой ничтожный человек играл огромную государственную роль и что без него трудно обойтись правителям России.
Интересен отзыв поэта о Екатерине II и ряд коротких, в двух-трех словах, характеристик современников николаевской эпохи.
Каков же наш окончательный отзыв о поэте в этом периоде его жизни?
Перед нами не революционер, отнюдь не якобинец и карбонарий, перед нами либерал начала александровского царствования в новой обстановке, во многом разочарованный, не идущий дальше мысли о том, что надо царю говорить правду, сторонник честного управления и выдвижения старого дворянства, защитник крупных политических дел в стиле Петра I,. историей которого как раз в эти годы увлекался автор „Медного всадника”. Но, имя Пушкина было символом тогдашней передовой общественной мысли в силу старой связи его с декабристами и в силу того, что сама поэзия его выделялась на фоне николаевской реакции светлым и зовущим к иной жизни диссонансом.
Н. П.