Морозной январской ночью по Старой дамбе медленно движется длинный крестьянский обоз.
Лошади, окруженные белыми облаками пара, поседевшие от густо покрывавшего их инея, тяжело переступая, тихо тащат до-верху нагруженные сани.
Тихо на Старой дамбе ночью.
В крепкий предутренний сон погружен огромный, широко-раскинувшийся город. Только ветер иногда рванет, загулит, обожжет ледяным дыханием и мгновенно умчится куда-то вдаль, в далекие снежные просторы…
Медленно движется длинный крестьянский обоз.
И совершенно неожиданно где-то над обозом раздаются два резких выстрела, звучащих особенно явственно в морозной ночной тишине.
Лошади испуганно шарахаются в стороны, напрягаясь изо всех сил, мчатся по дамбе.
Пробудившиеся от легкой дремы крестьяне, не зная что случилось, с испугу беспощадно хлещут лошадей.
Только промчавшись бешеным карьером весь конец дамбы, осмелились крестьяне оглянуться назад и тогда они увидели легкового извозчика, быстро увозящего к городу двух запоздалых седоков.
- Ишь, черти. Выбрали место где стрелять, на проезжей дороге.
- Лошадей как напугали – ругались крестьяне.
И никто не мог им об`яснить, почему стреляли с умчавшихся к городу легковых саней.
Ибо пусто, тихо на Старой дамбе ночью...
*
*
Милиционер Хабибуллин Сафиулла, стоявший на посту на Старой дамбе, тоже не знал, почему стреляли с легкового извозчика, ибо пост его находился в большом отдалении от места происшествия.
Но как только милиционер услыхал выстрелы, он побежал выяснять, в чем дело.
Вскоре он увидел такую картину. По дамбе во все лопатки удирал к Адмиралтейской слободе крестьянский обоз. А по направлению к городу быстро мчался легковой извозчик с двумя седоками.
Хабибуллин Сафиулла бывал уже не в одной переделке.
Он бросился следом за легковым извозчиком.
Два раза кричал он извозчику, чтобы тот остановился.
В третий раз Хабибуллин Сафиулла выстрелил из револьвера в воздух. Но и это не помогло. Извозчик все более отдалялся от Хабибуллина и, наконец, совершенно исчез из виду.
Хабибуллин Сафиулла бывал уже не в одной переделке.
Хабибуллин Сафиулла продолжает преследовать извозчика. Он добегает до Рама, берет с собой постового милиционера из второго отделения и на встретившихся по дороге порожних крестьянских санях, по свежим следам, едет за исчезнувшим извозчиком.
Следы доводят Хабибуллина до домзака и здесь он узнает, что с час тому назад в домзак возвратились начальник домзака Кадриков и комендант домзака Ганиатуллин.
Когда стали выяснять все обстоятельства дела, оказалось, что 27 января, в 9 часов вечера комендант домзака Ганиатуллин распорядился заложить лошадь и вместе с начальником домзака Кадриковым поехали в Адмиралтейскую слободу.
„Дела” начальника и коменданта домзака оказались весьма своеобразными. Они просто поехали в гости.
По словам кучера, в квартире, куда приехали Кадриков и Ганиатуллии, он видел двух молодых женщин, старуху, мужчину и детей.
Здесь Кадриков и Ганиатуллин справляли свои дела до двух часов ночи, а затем поехали домой.
Были они совершенно „трезвыми” и, как рассказывают Кадриков и Ганиатуллин, захотели испробовать свои новые браунинги.
Ну, что в этом плохого. Почему не пострелять, не испробовать новое оружие? С точки зрения военизации это даже полезно.
И Кадриков, и Ганиатуллии по военизировали. У Кадрикова только револьвер дал осечку. У Ганиатуллина же произвел два чистых, хороших выстрела.
Вот и вся история.
А то, что мишенью при этой военизации мог стать случайно проезжавший по дамбе крестьянский обоз, это ни Кадрикову, ни Ганиатуллину и в голову не приходило, совершенно их не интересовало.
*
Пока все дело для Кадрикова н Ганиатуллина кончилось снятием их с работы в домзаке и преданием суду.
Кадриков и Ганиатуллин—коммунисты и поэтому они должны будут понести двойное наказание за безобразие, учиненное ими на Старой дамбе.
Совершенно недопустимо уже одно то, что они пользовались казенной лошадью для поездки ночью по своим личным надобностям, заставляли кучера ждать 3—4 часа, пока они не покончат со всеми своими делами.
Что же касается злополучной „пробы” браунингов, которая могла кончиться весьма плачевно для крестьянского обоза, то это такое безобразие, за которое Кадриков и Ганиатуллин должны быть самым строгим образом наказаны.
Такие действия подрывают авторитет нашей партии и советской власти.
Такие действия плодят лишние разговоры, слухи, услужливо подхватываемые и распространяемые кулачьем.
Звание коммуниста—звание самое почетное, но вместе с тем и самое ответственное. Ронять это знание, пускаться на дикие выходки, как это сделали Кадриков и Ганиатуллии, никому не позволено.
Н. Крейкович