ДЕЛО ПРОМЫШЛЕННОЙ ПАРТИИ

МОСКВА, 2. (Т). На вечернем за­седании процесса 1 декабря закон­чился допрос Чарновского.

Тов. Крыленко интересуется, знал ли Чарновский о вредительстве в области вагоно-и паровозостроения, в области выработки норм средне­суточной погрузки и строительства железнодорожных мостов. Чарнов­ский не отрицает, что он об этом знал. Однако, отвечая на вопросы, он ограничивается объяснениями, касающимися только одного из многих методов вредительства на транспорте. Нарочито, по его сло­вам, строились' паровозы тяжелой конструкции, чтобы таким образом поставить транспорт перед необхо­димостью перестроить старые мо­сты. Это, разумеется, требовало вложения гигантских средств.

Член суда тов. Львов просит Чар­новского рассказать о вредительст­ве в тракторостроении. Подсуди­мый много говорит о типах трак­торов и других деталях тракторо­строения, но прямого ответа не дает. Тогда т. т. Вышинский и Крыленко ставят вопрос об участии вредителей в планировании тракторостроительства. Чарновский вы­нужден признать, что оно действи­тельно имело место. Из объяснений Чарновского совершенно опреде­ленно выясняется, что в области тракторостроения вредители приме­няли задержку проектирования, за­держку уже намеченных заданий и т. д.

Из дальнейших ответов Чарнов­ского на вопросы суда и обвинения выясняется, что вредителями созна­тельно задерживалось производст­во осей и бандажей на Днепров­ском и Луганском заводах, а так­же на заводе имени Дзержинского.

Далее допрашивается Калинников. Он орудовал в производственном секторе Госплана и, следовательно, через его руки проходили планы всей нашей промышленности. Из его объяснений видно, что особое внимание он и его сподручные об­ратили на химическую промышлен­ность, главным образов, на ту часть ее, которая имела прямую связь с обороной страны. Основная установка у подсудимого и других вредителей была в том, чтобы за­держать развитие химпромышленности, особенно кислотной.

Тов. Крыленко привел ряд выра­зительных выдержек из докладов Калинникова, свидетельствующих о том, что подсудимый настойчиво с вредительскими целями добивался замедления темпов развития метал­лургии.

Подсудимого Федотова допраши­вает представитель обвинения тов. Фридберг. Подсудимый пробовал доказать, что, поддерживая строи­тельство фабрик-дворцов с эта­жами каждый в 6 метров, в то время как нормально было бы строить 4 метра и строя фабрики при отсут­ствии нужды в них, он в сущности не вредил. Но потом, когда Федото­ву были поставлены новые вопросы, выяснилось, что это было далеко не невинное занятие. Отвечая на эти вопросы, подсудимый должен был признать, что вредители в текстиль­ной промышленности сознательно не сортировали наш хлопок, кото­рый по качеству стоит выше аме­риканского. Не сортируя хлопок, они тем самым нерационально его использовали. Вредители, — пока­зывает Федотов, — ничего не хо­тели предпринять, чтобы использо­вать новые методы обработки льна и шерсти. Они строили и тек стильные фабрики в Белоруссии из расчета, что эти фабрики попадут в руки интервентов при захвате БССР, они тормозили развитие у нас текстильного машиностроения и отказывались использовать более усовершенствованное американское оборудование.

Далее вызывается в качестве свидетеля вредитель инженер Кирпо­тенко, работавший в текстильной промышленности и в области тек­стильного машиностроения. Свое участие во вредительской организа­ции Кирпотенко начал еще в 1925 г. при чем эта организация по линии текстильного машиностроения была образована впервые в недрах ВСНХ в лице распорядительного бюро по текстильному машиностроению. В этом бюро председательствовал Шейн, заместителем председателя был Куцкий, членом бюро Кирпо­тенко; все трое вредители. Естест­венно, их работа выразилась в тор­можении развития советского ма­шиностроения с целью закрепления зависимости текстильной промыш­ленности от иностранного производ­ства машин.

- От кого шла директива в этом от­ношении? — спрашивает тов. Кры­ленко.

Кирпотенко называет Федотова и Куприянова и подтверждает, что вопрос о выборе машин и введении новых методов производства об­суждался определенно во вреди­тельском духе. Тип фабрик и стои­мость постройки их ставились так, что получалось значительное удоро­жание их стоимости.

По окончании допроса свидетеля Кирпотенко, суд приступает к до­просу свидетеля Нольде. Нольде «старый» вредитель. По его собст­венным словам, он состоит во вре­дительской организации с 1925 го­да. Он примыкал к той группе вре- дителей-текстильщиков, во главе которой стоял Лопатин. Нольде ри­сует методы вредительства в льня­ной промышленности, заключавшее­ся в задержке ее развития, удоро­жании и замедлении строительства. В дальнейшем вредительство ве­лось в направлении развития хлоп­чато-бумажной и камвольной отра­слей за счет пеньковой и льняной. Задержка последних отраслей име­ла целью создать для страны по­стоянную зависимость в этих отра­слях от иностранного сырья. Вреди­тельство также сказалось при вы­работке проектов пятилетки, в ко­торые были внесены такие вреди­тельские установки, при которых неизбежно должна была бы соз­даться диспропорция между мощ­ностью фабрик и наличной сырье­вой базой текстильной промышлен­ности. Нольде называет главных ру­ководителей вредительства в тек­стильной группе: Федотова, Ситни­на, Куприянова и ряд других имен. Он также указывает, сколько было получено его группой от Торгпро­ма. В 1928 году ими получено было 40.000 рублей. В ответ на вопросы тов. Крыленко, Нольде признает знакомство с «известным» г. К., че­рез которого он получил письмо из заграницы от другого вредителя Лизаркевича.

На этом кончается вечернее засе­дание суда 1 декабря.

УТРЕННЕЕ ЗАСЕДАНИЕ 2 ДЕКАБРЯ

МОСКВА, 2. (Т). Для уточнения некоторых моментов вновь допра­шивается подсудимый Куприянов. Он категорически устанавливает,что новые текстильные фабрики строи­лись на окраинах, главным образом, в Белоруссии, с таким расчетом, чтобы в случае интервенции, они сейчас же выбыли из строя, как снабжающие базы. Но этого мало: как в текстильной, так и лесной, нефтяной промышленности (об этом Куприянов знал от руководителей соответствующих отраслевых вреди- тельских организаций) новые соору­жения строились таким образом, чтобы они легко могли попасть в руки интервентов.

Красочные детали сообщает под­судимый и о других сторонах дея­тельности вредителей. Со всех сде­лок по продаже экспортного льна а границей один процент отчислялся иностранными фирмами торгпрому для поддержания вредительских ор­ганизаций. Суммы этих отчислений по текстильной промышленности по­ступали к Нольде и распределялись между членами организаций: по льняной группе — самим Нольде, а по хлопчато-бумажной — Федото­вым. Вообще взяточничество среди вредителей распустилось махровым цветом.

Тов. Крыленко перечисляет длин­ный ряд имен, и подсудимый в от­ношении каждого из них должен признать, что и он не безгрешен.

— Таким образом, — говорит тов. Крыленко, — кого ни возьми везде взятка. Что это, бытовое яв­ление в инженерной среде?

-— Я бы сказал: в последнее вре­мя, — да, это так.

Из дальнейших показаний Куприя­нова выясняется, что в создании разрыва и диспропорции межу про­изводственной программой и требо­ваниям рынка вредителям-текстильщикам посильно помогали вре­дители - товароведы и экономисты из Центросоюза и Наркомторга. Для виду между друзьями велись споры об ассортименте, который в конеч­ном итоге не получался такой, какой им был нужен для достижения сво­их вредительских целей.

Ввиду того, что вопросы конкрет­ного вредительства в достаточной степени выяснились, обвинение счи­тает возможным отказаться от до­проса в этой части остальных под­судимых.

Суд переходит к рассмотрению вредительских действий обвиняе­мых, непосредственно связанных с осуществлением интервенции.

Тов. Крыленко предлагает под­судимому Рамзину подробно озна­комить суд с тем, что сделано им для «реализации четырех выданных торгпрому векселей». По этим ве­кселям промпартия приняла на себя следующие обязательства: шпио­наж, диверсию, изменническую ра­боту в Красной армии и подготов­ку кризиса к 1930 году.

Рамзин в своем ответе суду за­являет, что промпартия по всем принятым на себя обязательствам делала все, что могла. В области топливоснабжения задание было в значительной степени выполнено. В случае военных действий, топлив­ная катастрофа была бы совершен­но неизбежна. В таком же положе­нии находилось дело и с металлом, которого уже не хватало и для по­крытия растущих хозяйственных потребностей. Глубокий кризис под­готовлялся и в основных пунктах энергетики.

Тов. Крыленко: — Чем же было вызвано резкое недовольство пром­партией со стороны председателя Торгпрома Денисова во время его свидания в Берлине с Осадчим ле­том 1930 года?

Рамзин: — Неподготовленностью диверсионной организации и отсут­ствием работы в Красной армии.

Подсудимый далее пространно рассказывает о тех новых настрое­ниях, какие весьма ясно обнаружи­лись среди членов ЦК промпартии в 1930 году. К этому моменту впол­не определились аппетиты интервентов, та компенсация, какую они требовали себе в качестве платы за свержение советской власти. Цена, говоря словами Рамзина, за перево­рот, признавалась слишком вели­кой. К этому примешивалось созна­ние предстоящих больших экономи­ческих потерь и потери политиче­ской самостоятельности. Все это вместе взятое и вызывало в рядах промпартии определенную реакцию. Начались сомнения и колебания. Стали высказываться мысли о том, нельзя ли обойтись без интервен­ции, а подготовить свержение со­ветской власти внутренними сила­ми. Для выяснения имеющихся на этот счет шансов в начале 1930 го­да и было созванно объединённое совещание членов ЦК промпартии и ЦК так называемой крестьян­ской трудовой партии. Совещание, как удостоверяет Рамзин, единоглас­но пришло к выводу, что полити­ческое и экономическое положение страны далеко не соответствует то­му, чего ожидали к этому моменту обе контрреволюционные партии. Все их расчеты на недовольство ши­роких масс населения, на возмож­ность волнений и восстаний не име­ют под собой, — констатировало совещание, — никакой реальной ба­зы.

— Совещание установило, — ре­зюмирует эту часть своих показа­ний Рамзин, — что возможность (свержения советской власти вну­тренними силами исключается. Если

(можно говорить реально о перево­роте, то только путем интервенции.

—Но к 1930 году неготовность к интервенции была с обеих сторон, — и с нашей, — говорит Рамзин, — и со стороны Торгпрома и француз­ского генерального штаба.

Подсудимые Федотов и Ларичев полностью подтверждают правиль­ность и соответствие действитель­ности показаний Рамзина.

По словам Федотова, колебания и сомнения среди членов ЦК пром­партии были гораздо сильнее ,чем их обрисовал Рамзин. Ларичев лее цифрами доказывает, что в 1930 го­ду со всей очевидностью выявилась полная безнадежность усилий и ме­роприятий, предпринимавшихся вре­дителями по подготовке интервен­ции изнутри.

— Мы ясно увидели, — говорит Ларичев, — что наша ставка на соз­дание экономического кризиса, как мы его себе представляли, бита бурным под`емом хозяйственного строительства и успешным преодолением трудностей.­

Надежды промпартии на созда­ние кризиса в металлопромышлен­ности в полной мере не оправда­лись... — вынужден признать Чар­новский. Именно к этому моменту, когда выяснилась неподготовлен­ность к интервенции изнутри, в ЦК промпартии возникли «пессимисти- ческие настроения».

— Но, — подчеркивает Чарнов­ский, — если бы даже техническая подготовка была на высоте, то очень плохо обстояло дело с подго­товкой населения, и в первую оче­редь крестьянства. Надежды на провал коллективизации рухнули.

«Такого кризиса, какого мы ожи­дали, не случилось, — говорит Чар­новский.

Крыленко: «Но ставка на интер­венцию осталась»?

Чарновский: «Да, ведь других на­дежд уже не оставалось».

Крыленко обращается к подсу­димому Калинникову, устанавливаю­щему, что дефицит металла имел место не только вследствие быстро­го роста потребностей в ме­талле народного хозяйства, но и в результате подрывной работы вредителей.

Следовательно, доля вашей ра­боты в создании металлодефицита была?

- Несомненно.

У судейского стола снова Рам­зин. Обвиняемый рассказывает о ситуации, создавшейся в конце 1929 года.

— Осенью 1929 года уже стало яс­но, что ни внешняя, ни внутренняя подготовка к интервенции совер­шенно не обеспечивает успехов во­енных действий в 1930 году.

— Однако, мы неоднократно за­являли торгпрому, — говорит Рам­зин, — что в 1931 году, на который переносился срок интервенции, вну- треннее положение страны будет еще более неблагоприятным для

войны. ,

— А вывод? — спрашивает т. Вы­шинский.

— Вывод ясный, — отвечает Рам­зин, — на нас нажимали из-за гра­ницы, а мы указывали им, что ус­пешность интервенции в 1931 году будет зависеть от того, на сколь­ко будут увеличены военные силы по сравнению с планами на 1930 год.