РЕЧЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБВИНИТЕЛЯ ТОВ. . КРЫЛЕНКО

- Десять коротких дней, — на­чинает тов. Крыленко,- прошед­ших с начала этого процесса, про­текли, как и самый процесс, в ис­ключительной, я бы сказал, в не­обычайной обстановке.

Начало процесса было ознамено­вано выступлением миллионных масс рабочего класса нашего Сою­за на улицах столиц и главнейших городов с протестом против действий лиц, сидящих на скамье подсудимых. Рабочий класс, в день открытия процесса, выражал свое негодование и вместе с тем свою готовность продолжать борьбу и, если будет нужно, защищать свое социалистическое отечество с ору­жием в руках, как он уже защи­щал его в годы гражданской вой­ны.

— - Но не только трудящиеся Со­ветского союза с напряженным вни­манием следят за настоящим про­цессом, — продолжает тов. Кры­ленко, — с не меньшим напряже­нием следили и следят за каждым словом, раздающимся в этом зале, миллионные массы Западной Евро­пы и все слои буржуазии Западной Европы, начиная от правящих вер­хов и кончая последним обывате­лем. Буржуазная пресса наполнена в эти дни чудовищными инсинуа­циями, измышлениями и клеветой, утверждая, что в СССР происхо­дят восстания, бунты и проч., стре­мясь таким путем отвлечь внима­ние масс от того, что вскрывается «а процессе. Тов. Крыленко указы­вает, что напряженное внимание к процессу со стороны мировой бур­жуазии обусловливается боязнью, как бы процесс не вскрыл закулис­ных пружин враждебных выступле­ний против Советского союза, не разоблачил тех, кто тайно готовит войну против Советского союза.

Советское правительство и государственное обвинение, — гово­рит тов. Крыленко, - не побоялись здесь перед лицом миллионов вскрыть болячки, имеющиеся в на­шем государстве, показать вреди­тельские организации многочислен­ных отраслей народного хозяйства и государственного аппарата. Мы не боимся того, — говорит тов. Крыленко, — что процесс раскры­вает врагам наши слабости и недо­статки. Лучшим средством изжить эти недостатки является творче­ский энтузиазм рабочего класса — верный залог победоносного развития социалистического строитель­ства.

Проводя параллели между шахтинским делом и делом промышлен­ной партии, тов. Крыленко расце­нивает процесс промышленной партии, как «воспроизводство шах­тинского процесса на расширенной базе».

- Шахтинский процесс, — ука­зывает он, — был процессом о вре­дительстве в одной лишь угольной промышленности; здесь же перед судом развернулась картина вре­дительства почти во всех наиболее важных отраслях промышленности и в других отраслях народного хо­зяйства. Шахтинские вредители лишь в отдельных случаях имели связи с бывшими владельцами угольных предприятий; здесь же перед судом вскрылись не индивидуальные связи вредителей с бывшими собственниками пред­приятий, а организованные связи вредительского центра с организо­ванным же центром промышленни­ков — торгпромом, представляю­щим собой уже объединение про­мышленников как класса, и опре­деленную политическую группи­ровку.

Во время шахтинского процесса фигурировали имена отдельных промышленников - иностранцев; здесь же на суде подсудимые ука­зывали в качестве своих загранич­ных инспираторов не только тор­гово-промышленную центральную организацию, но и иностранные правительственные круги. Назва­ны ими Пуанкаре и другие пред­ставители французского империа­лизма. На шахтинском процессе шли разговоры об идеи интервен­ции; здесь же на суде развернулся уже целый план интервенции, орга­низуемой извне, и подготовки к ней внутри СССР. Шахтинский процесс был делом, в котором об­винялись инженеры и отдельные специалисты, работающие в уголь­ной промышленности, процесс же промышленной партии показал уже наличие политического блока контрреволюционных организации — промышленной партии и ТКП, организации верхушки контррево­люционного кулачества. Нынешний процесс вскрыл полную консолида­цию отечественных и зарубежных контрреволюционных сил от пром­партии и ТКП до врангелевских офицеров, Милюкова и меньшеви­ков включительно.

— Характер процесса промпартии, как воспроизводство шахтинского процесса на расширенной базе, подтверждается, — говорит тов. Крыленко, — и фактом применения вредителями новых методов в сво­ей предательской работе. Вреди­тельство охватило собой работу в области планирования. Вредители прибегли к методу диверсий — не разрозненных диверсий, известных и по шахтинскому делу, а дивер­сий, сведенных в определенную си­стему, производящихся по опреде­ленному плану и в точно указанных рамках и местах. Если шпионаж мы встречали и в шахтинском деле, то в деле промпартии перед судом, предстали шпионаж, плюс выпол­нение оперативных заданий. Шах­тинские вредители ограничивались сообщением за границу сведений военного характера; промпартия же перешла к созданию специаль­ных контрреволюционных военных организаций и, наконец, промпар­тия проводила техническую подго­товку к интервенции.

Тов. Крыленко в своей речи при­водит цитату из доклада тов. Ста­лина на XVI съезде ВКП, в кото­рой тов. Сталин характеризует вре­мя, отделяющее XV съезд партии от XVI с’езда, как период перелома. Тов. Сталин тогда указывал, — го­ворит тов. Крыленко, что важней­шими результатами мирового эко­номического кризиса является обо­стрение противоречий капитализма и нарастание опасности войны. Тов. Сталин также тогда указывал, что капиталисты выход из противоре­чий попытаются найти за счет Со­ветского союза. Процесс промышленной партии, — указывает тов. Крыленко, — представляет собой яркое свидетельство правильности предсказаний, сделанных тов. Ста­линым на основе большевистского марксистского анализа событий.

Затем тов. Крыленко останавли­вается на причинах того шума, ко­торый подняла вокруг обвинитель ного заключения буржуазная прес­са. «Поймали с поличным! Пойма­ли с поличным накануне реализа­ции плана!» — вот причина шума, — объясняет тов. Крыленко, — при­чина лжи и измышлений, которые распространяются сейчас мировой буржуазией, утверждающей, что все показания подсудимых на про­цессе промпартии о подготовке к интервенции и связях с кругами заграничных империалистов вырва­ны пытками и истязаниями.

Тов. Крыленко указывает, что в задачи суда входит точно оценить степень реальной опасности, кото­рой подвергали нашу страну под­судимые и реально определить степень ответственности за это каждого из них. Переходя к вопро­су о международном политическом значении процесса промпартии, тов. Крыленко вносит в него исчерпывающую ясность, подробно останавливаясь на сложном пере­плете интересов международной буржуазии. Факт существования СССР — говорит тов. Крыленко,— неизбежно должен был нарушить былое равновесие буржуазии, как класса, как мирового гегемона. Это первый узел, завязанный в процес­се. Интересы буржуазии, как клас­са, ограниченного в национальном разрезе, — второй узел, завязан­ный в этом процессе. Об этом свидетельствует отношение к СССР французской, польской и румын­ской буржуазии, видящей в по­следнем угрозу для своих захватни­ческих стремлений. Разве не пока­зательна в этом отношении Румы­ния, захватившая Бессарабию. Третьим узлом являются группо­вые интересы буржуазии, ее инте­ресы, связанные с отдельными от­раслями промышленности. Есть нефтяная группа, возглавляемая Детердингом, есть объединения бывших русских собственников, выгнанных из нашей страны. И они, разумеется, не могут прими­риться с фактом существования СССР. Еще есть и другие узлы, которые завязаны в процессе. Ин­тересы части инженерства, зани­мавшей до Октябрьской революции командное положение, державшей в своих руках основные должно­сти в госаппарате, должны были разойтись с интересами пролетар­ской страны. Сказались и личные интересы. Разве в этом нас не убеждают, например, Федотов, Куприянов и Ситнин, имевшие крупную собственность и в то же время руководившие крупными предприятиями? Наконец, факт су­ществования диктатуры пролета­риата должен был ударить по ча­стным интересам лиц, не имевших непосредственной связи с управле­нием промышленностью и постав­ленных в обстоятельства, нарушав­шие их прежние привычные усло­вия жизни и перспективы.

Тов. Крыленко далее подчерки­вает, что основной угол зрения, под которым должен рассматри­ваться настоящий процесс, опреде­ляется борьбой за внешнюю безо­пасность нашей страны, борьбой за возможность спокойно продолжать социалистическое строительство, борьбой за возможность рабочему классу, хозяину в нашей стране, строить свое государство так, как он хочет и понимает. Эта работа со стороны вредительской органи­зации была поставлена под прямую угрозу. Этого мы не должны забы­вать даже тогда, когда мы рассмат­риваем роль каждого из обвиняе­мых в этом деле.

Тов. Крыленко переходит затем к определению удельного веса под­судимых в процессе развития вре­дительской работы. Вредительство, — говорит он, — является методом классовой борьбы. Этим объясняется тот факт, что оно одновременно появилось на различных участках нашего народного хозяйства и получило потом свой единый руко­водящий центр. Со слов свидетеля Красовского, — говорит тов. Кры­ленко, — мы знаем, что на тран­спорте вредительская работа нача­лась не в 1928 году, а раньше. Она зародилась самостоятельно в среде путейского инженерства, а в начале 1928 года слилась с центральной вредительской организацией. Это,— замечает тов. Крыленко, — как буд­то говорит в пользу подсудимых. Я не буду этой доли объективной правды ни в малой степени снимать со счетов и учту при определении степени социальной опасности обвиняемых.

Тов. Крыленко приводит ряд дан­ных, которые показывают, что вре­дительство в военной промышлен­ности, в текстильной, нефтяной, угольной, а также в водном хо­зяйстве возникло точно так же, как на транспорте, т. е. самостоятельно и еще до того, как появилась цент­ральная вредительская организация. С этой стороны подсудимые не являются основоположниками вре­дительства. Но несомненно являются собирателями, конденсаторами вредительства. Они, так сказать, увязали, согласовали деятельность вредителей, работавших в различ­ных отраслях промышленности. Из этого факта вытекает ряд выводов. Этим фактом прежде всего объясняется строение вредительской ор­ганизации, главным образом, по вертикали, по цепочному принципу. Вредители одной отрасли не знали о работе вредителей в другой от­расли.

Образование объединённой цент­ральной вредительской организации вызвало необходимость обеспечить возможность вредительства в орга­нах планирования народным хозяй­ством. В связи с этим следует рас­сматривать тот факт, что особенно атакованным местом явился Гос­план. На борьбу за него и напра­вили свои усилия вредители. Вот почему завоевание Осадчего явля­лось крупнейшим вопросом для организации.

- Характерной особенностью дан­ной вредительской подпольной ор­ганизации, — указывает тов. Кры­ленко, — является то, что эта орга­низация проникла в государствен­ный механизм. Отчасти этому со­действовали объективные условия. В стране, где широко развивается крупная машинная индустрия, где руководящим лозунгом является «догнать и перегнать» капиталисти­ческие страны в технико-экономическом отношении, там инженерст­во, естественно, должно было иг­рать важнейшую роль в техниче­ском руководстве производством. Но из этого, однако, не следует, что объективно невозможно обой­тись без этого слоя инженерства, без инженерства в старом понима­нии, как особого слоя технической интеллигенции. Наши новые инже­неры, красные инженеры, выходя­щие из рабочей среды — вот та си­ла, при которой мы построим но­вую жизнь. Но, пока проблема кад­ров не разрешена до конца, прихо­дится еще иметь дело с инженер­ством, проникнутым старыми воз­зрениями и навыками.

— Я не хочу ни в малой степени утверждать, — оговаривается тов. Крыленко, — что инженерство в целом — это люди вроде Рамзина, но в то же время я не могу пре­уменьшить значение тех, которые были с ним и вредили в производ­стве. Но можно определенно ска­зать, что те 2.000, о которых он упоминал, было все, на что в инже­нерной среде Рамзины могли рас­читывать — Тов. Крыленко при этом зло высмеивает «теорию» Рамзина об инженерном правительстве. Он считает эту теорию болтовней, мыльным пузырем.

Полагать, что, если бы в нашей стране произошла интервенция, царские генералы Лукомский, Мил­лер, Богаевский, бывшие русские промышленники и руководящая группа иностранной буржуазии, заинтересованные в интервенции, поставят в качестве руководителей страны гражданина Рамзина, граж­данина Федотова, или еще лучше — гражданина Чарновского, верить в это — либо политическая глупость, либо политическое лицемерие.

Тов. Крыленко приводит из бело­гвардейской газеты описание суво­ровских торжеств в Париже, на ко­торых присутствовала свора белобандитов во главе с какими-то «великими князьями» Лукомским, Башмаковым, митрополитом Евлогием и др. Рядом с ними на торже­ствах присутствовали их друзья — французские генералы.

Неужели вот эти мастера военной диктатуры — иронически восклицает т. Крыленко, — передали бы Рамзи­ну право владеть и княжить? Ведь они тоже понимают смысл столы­пинского лозунга — «сначала успокоение, потом реформы». Они сначала бы организовали всеобщую резню, карательные экспедиции, а потом сказали бы Рамзину: «Пошел вон, холоп»!

Столь же зло высмеивает тов. Крыленко своеобразное толкование Рамзиным значения государствен­ного капитализма. Разве Рябушинские пошли бы на сохранение фаб­рик и основных отраслей промыш­ленности в руках государства? Единственная, реальная цель, кото­рую себе ставили промышленники, —это реставрация капитализма. Ка­саясь дальше политической про­граммы промпартии, тов. Крыленко характеризует ее как агентуру крупного промышленного капитала. Затем тов. Крыленко переходит к уликовой стороне процесса.

- Одним из методов опорачивания данного процесса, — говорит тов. Кры­ленко, — является вопрос: что это за процесс, на котором все подсуди­мые сознаются... Какие могут быть улики в таком процессе?

Одной из основных улик, харак­теризующих настоящий процесс, не может не явиться именно сознание обвиняемых.

- Можно-ли, — спрашивает тов. Крыленко, — хоть на одну секунду допустить объективную возможность какого - то гигантского сговора всех лиц, и сидящих здесь в качестве подсудимых, и дававших показания в качестве свидетелей, арестован­ных разновременно, каждый по своему делу, по своей отрасли, ко­торые показывают одно и то же о формах, о структуре организации, о методах ее работы и показания которых отличаются, может быть, лишь в технических деталях. Есте­ственно — такой возможности пред­положить нельзя. А, следовательно, признание подсудимых яв­ляется полноценной, веской ули­кой.

- Было бы смешно, — продолжает дальше тов. Крыленко, — чтобы вредители хранили целые архивы документов о своей деятельности, на которые можно было бы ссы­латься во время судебного следст­вия. Однако, некоторые документы попали нам в руки. Они не приоб­щены к делу лишь только потому, что относятся к более отдаленным временам вредительской деятель­ности. Это — письма Третьякова (член торгпрома) к Лопатину и об­ратно. Анализируя более детально показания обвиняемых и ряда сви­детелей, прошедших перед судом, тов. Крыленко останавливается на показаниях инженера Красовского, как наиболее характерных.

Когда Красовский рассказывал о своей вредительской деятельности в НКПС, то он сам просил о при­общении к делу официального до­кумента, доклада правительственной комиссии о снижении мобили­зационного запаса паровозов, до­кумента, который объективно под­тверждает показания Красовского.

- Если бы мы не верили в при­знания Красовского, то официаль­ному документу не верить нельзя, —говорит тов. Крыленко.

- Кстати, о документах, — про­должает государственный обвини­тель, — необходимо проанализиро­вать любопытнейшее письмо в бе­логвардейской газете пресловутого М. Яковлева относительно «тех документов», как там сказано, «ко­торыми оперирует Крыленко». Это письмо опубликовано за день до начала процесса. Так вот в этом письме называются подложные до­кументы, которыми якобы поль­зуется советская прокуратура. Это: протокол заседания Торгпрома в Париже, отчет о собрании там же, в котором упомянуты лица, сидя­щие здесь на скамье подсудимых; секретная переписка генерала Лу- комского с высшими чинами фран­цузского генерального штаба; пе­реписка известных деятелей с Пу­анкаре; копия соглашения великого князя Николая Николаевича с японским генеральным штабом и проч. Одно из двух: или такие документы существуют в природе, или они не существуют. Но и в том и в другом случае вывод один и тот же. Если эти или аналогич­ные им документы существуют, то письмо этого Яковлева (я не знаю, между прочим, существует ли в природе такой Яковлев) характери­зует боязнь Торгпрома, как бы секреты, устанавливаемые в этих документах, не всплыли здесь на суде. Если же таких документов не существует, то утверждения, со­держащиеся в этом письме, явно направлены к дискредитации всех вообще документов, которыми мог бы пользоваться советский суд. Да­лее, в своей речи тов Крыленко ставит вопрос о сознании обвиняе­мых в такой плоскости: для того, чтобы запереться, нужно либо иметь действительно внутреннюю убежденность в своей правоте, ли­бо надеяться, что кто-то извне при­дет и выручит. Ни того, ни другого в арсенале Рамзина и компании не было.

- Вот последняя сцена сегодня, -говорит тов. Крыленко по поводу сегодняшнего его опроса обвиняе­мых о факте получения рядом под­судимых денег за вредительскую работу, - вскрыла, что система оплаты была средством, при помо­щи которого вертелось все вреди­тельское колесо. И поэтому заяв­лениям Рамзина, Ларичева и Чар­новского, что они «не брали денег», - грош цена. «Героев идеи» среди вредителей ждать не приходится...

- Но если мы констатируем, что все обвиняемые признались в со­вершенных ими преступлениях, - продолжает тов. Крыленко, - то еще далеко нельзя сказать, что их признания были действительно чи­стосердечными. Из допросов свиде­телей Красовского, профессора Сироцинского, выяснилось, что Рам­зин в своих показаниях ничего не сказал нам, во-первых, о вредитель­стве в мелиоративных работах, во вторых, о вредительских работах при постройках фабрик и, в треть­их, о том же на пограничных железных дорогах. О всех этих вре­дительских работах, непосредствен­но связанных с ослаблением оборо­носпособности нашей страны, под­готовкой и расчистской плацдарма для интервенции, Рамзин не упомя­нул — «из-за недостатка времени», как он выразился. Об этом же не рассказали ни Чарновский, ни Ка­линников.

- А сам Красовский? Он «чисто­сердечно» признался еще в 1928 го­ду во всем, во всем... кроме того, что он был членом ЦК промпартии.

- В пределах того, в чем уже действительно невозможно не соз­наться, все обвиняемые сознавались, - говорит тов. Крыленко, — не больше того...

На этом тов. Крыленко заканчи­вает анализ юридического значения сознания обвиняемых и переходит в своей обвинительной речи к во­просам оценки улик, связанных с деятельностью Торгпрома, приемом у Пуанкаре и т. д.

Заграничные факторы контрре­волюции слагались из Торгпрома, военных Франции и французских политических деятелей, близко стоящих к правящим сферам, — го­ворит тов Крыленко. — Для харак­теристики основной политической установки Торгпрома тов. Крылен­ко приводит цитату из декларации Торгпрома в связи с делом пром­партии: «Торгово-промышленный

финансовый союз, — говорится в этой декларации, — будет продол­жать неустанную борьбу против советской власти, разъяснять обще­ственному мнению культурных стран истинный смысл происходя­щих в России событий и подготов­лять будущее восстановление роди­ны на началах свободы и права». Еще более откровенно о своей ра­боте в области подготовки контр­революционного переворота в СССР, в области борьбы против советской власти высказывались руководители Торгпрома на банке­те, созванном по случаю 10-летнего юбилея этой организации. В част­ности, выступавший на банкете Карташев характеризовал Торгпром, как неофициальное посольство рус­ской эмиграции. Заявление Карта­шева интересно в том смысле, что оно косвенным образом подтверждает сношения Торгпрома с иност­ранными правящими кругами, ибо какой смысл иначе говорить о Торгпроме, как о посольстве, если в действительности иностранные круги этого посольства не при­знают, гонят его, не вступая в пере­говоры?

Таким образом освещение роли Торгпрома и его связей с загранич­ными, в частности, с французски­ми правящими кругами, изложенное в показаниях подсудимых и свиде­телей, вполне правдоподобно. В качестве подтверждения производи­мой торгпромом подготовки к ин­тервенции в СССР служит сооб­щение печати о происходящих во Франции парадах русских бело­гвардейцев. Военные парады бело­гвардейцев представляют собой на практике собирание реальных во­оруженных сил, подготовку выступ­ления этих сил против .СССР.

Тов. Крыленко подвергает анали­зу правдоподобность и достовер­ность сообщения подсудимых от­носительно срока интервенции. В частности, тов. Крыленко ссылается на речь нефтяного короля Детер­динга, произнесенную 11 июня те­кущего года на торжествах по слу­чаю 10-летия русской средней шко­лы в Париже. В этой речи Детер­динг говорит о надеждах «на ско­рое освобождение России», при чем указывает, что это «освобожде­ние» России может произойти «да­же через несколько месяцев». 15 июня в одной из газет публикует­ся ответ Детердинга на письмо русского студента-эмигранта, бла­годарившего Детердинга за предо­ставление возможности продол­жать образование. В этом письме Детердинг снова говорит об осво­бождении России через несколько месяцев. «Постарайтесь, — предла- гает в своем письме Детердинг — в новой России, которая восстанет через несколько месяцев, стать лучшим из ее сынов». Таким обра­зом называемый подсудимыми и свидетелями предполагаемый срок интервенции — 1930 или 1931 г., — очевидно, совпадает с соответст­вующими утверждениями Торгпрома и его отдельных деятелей.

О близости интервенции свиде­тельствует и статья Рябушинско- го В. «Необходимая война», на- днях опубликованная в печати. В этой статье Рябушинский заявляет, что всякая отсрочка интервенции, коммерчески невыгодна. Рябу­шинский считает, что отсрочка ин­тервенции позволит в будущем осуществить ее с меньшими сила- ми и меньшими затратами, но так­же от факта существования совет­ской власти за это время капита­листический мир потерпит убыток, исчисляемый многими миллиардами.

Разговоры об интервенции в СССР ведутся и в правящих сфе­рах Франции. В этом отношении чрезвычайно интересна статья де­путата Фужера, появившаяся в органе г. Густава Эрвэ. Фужер с своей статье требует хирургиче­ской операции для изгнания СССР из среды цивилизованных госу­дарств. Фужер — депутат, принад­лежащий к правительственной группе Тардье, заявляет, что «толь­ко двух фактов, а именно — про­паганды Коминтерна и советского демпинга достаточно для того, что­бы Лига Наций держала СССР на расстоянии от себя». Выступление Фужера доказывает, — говорит тов. Крыленко, — что «в опреде­ленной среде правящих кругов мысль и идея о хирургической опе­рации, независимо от Торгпрома к от деятельности ЦК промпартии, имеют место».

Далее тов. Крыленко делает ссыл­ку на выступление коммунистиче­ского депутата Берона во француз­ской палате депутатов, свидетель­ствующего, что с 1928 года фран­цузское правительство начало осу­ществлять план окружения Совет­ского союза. Разоблачая военные планы французского правительства, тов. Берон в своей речи отмечал, что по указанию французского правительства заключено военное соглашение между Польшей и Ру­мынией, с прибалтийскими страна­ми и Чехо-Словакией. Разоблаче­ния тов. Берона полностью совпа­дают с показаниями подсудимых членов ПК промпартии о роли Польши, Румынии и лимитрофных стран в интервенции.

Далее тов. Крыленко переходит к оценке опровержений г. Пуанка­ре, сделанных им в связи с про­цессом промпартии. Пуанкаре в своей статье опровергает сообще­ние о встречах и беседах его с представителями Торгпрома*. Одна­ко, сообщения о свиданиях Пуан­каре с представителями Торгпро­ма исходят из различных источни­ков. Об этих свиданиях Ситнин по­лучил сообщение через Коновало­ва, Федотов через Карпова, Лари­чев и Рамзин из третьего источни­ка. Характерно, что и декларация Торгпрома, объявляющая измышле­ниями показания подсудимых, по существу не отвергает факта сви­дания представителей Торгпрома с Пуанкаре. Статьи же самого Пуан- каре, помещенные в газете «Эк- сцельсиор», косвенно подтвержда­ют, что план интервенции им пол­ностью разделяется. В статье от 28 февраля 1930 года Пуанкаре призывает скорее закончить бес­конечную лондонскую конферен­цию, заявляя при этом, что имеют­ся дела поважнее — вроде по­граничных инцидентов с Румынией и инцидентов на польской границе. Я позволю себе, — говорит тов. Крыленко, — эту часть своего ана­лиза закончить цитатой из послед­ней статьи Пуанкаре. Пуанкаре пи­шет: «Но довольно шуток. Хватит. Оставим мир безумия и возвратим­ся на землю, на которой мы жи­вем». Довольно шуток. Шутка, ког­да готовятся взрывать наши воен­ные заводы. Шутка, когда идет во­прос о невозможности социалисти­ческого строительства в той мир­ной обстановке, в которой мы хо­тели строить, строили и хотим продолжать строить.

В утреннем заседании 5 декабря тов. Крыленко продолжал свою об­винительную речь.

При переходе к характеристике внутренней работы вредителей тов. Крыленко напоминает суду, что ос­новные установки работы промпар­тии за последние два года вытекали именно из директив, полученных Рамзиным и Ларичевым в Париже в октябре 1928 года. Именно тог­да промпартией были выданы два векселя — торгпрому и француз­скими военными кругами.

— Шел вопрос о совершенно но­вой постановке вредительской рабо­ты, которая направлялась бы к соз­данию кризисов в различных ве­дущим отраслях промышленности с приурочением главного удара на 1930 год, говорит тов. Крыленко. — Все внимание вредительской мысли было сосредоточено на топ­ливе, металле, энергетике, текстиле, железнодорожном транспорте. Этим задачам была починена даже и организационая структура ЦК пром­партии: состав ЦК включал в себе не только лиц, наиболее способных к конспиративной контрреволюционной работе, но и всех представи­телей центров, руководящих важ­нейшими промышленными отрасля­ми.

Касаясь вредительской работы в области топлива и частности угля, тов Крыленко говорит:

— Основной упор вредительской работы в Донбассе делался на же­лезнодорожную связь. Достаточно вспомнить длительные споры о стро­ительстве сверхмагистрали Донбасс-Москва, споры, которые бы­ли затеяны по указке вредителей для того, чтобы возможно оттянуть приступ к практической работе по сооружению этой магистрали.

— Если бы во время интервен­ции удалось перерезать сообщение между Донбассом и Москвой ,на­ступила бы буквально топливная катастрофа, —• продолжает т. Кры­ленко, — при отсутствии соответ­ствующей постановки дела по орга­низации и мобилизации других источников топлива — Кузбасса, Подмосковского бассейна и ряда источников топлива местного зна­чения. Помимо этого, имело ме­сто установление минималистских темпов развития угольных бассей­нов. По вредительской пятилетке в Кузбассе была запроектирована добыча в 6.000.000 тонн угля к кон­цу пятилетки ,в то время как по нынешней наметке добыча в Куз­бассе в 1932-33 году достигнет 19.000.000 тонн. В Подмосковском бассейне соответствующие цифры - 4.000.000 тонн и 10.000.000 тонн. По Донбассу — 50.000.000 тонн и 75.000.000... Вот реальная работа вредителей, направленная на под­готовку топливной катастрофы во время интервенции. — Именно за эту работу вредители и получили 1.500.000 — добавляет тов. Кры­ленко.

Далее тов. Крыленко отмечает вредительскую задержку развития электроснабжения Донбасса. За­тем тов Крыленко переходит к вредительству на транспорте и в текстильной промышленности и приступает к рассмотрению винов­ности каждого подсудимого. Преж­де чем перейти к обрисовке уча­стия каждого из обвиняемых в подготовке к интервенции и во вре­дительстве, тов. Крыленко в немно­гих словах устанавливает, из каких слагаемых состоял конкретный план интервенции против СССР. Факты, которые суд имел возможность установить, и ряд других свиде­тельствуют о теснейшей связи французских военных кругов с контрреволюционными группиров­ками вышвырнутых из нашей стра­ны царской челяди и капиталистов. Между этими двумя лагерями была полная спайка.

- Разве не показательна в этом отношении статья Пуанкаре, в ко­торой он пишет, что положение на румынской границе ему внушает подозрение? Достаточно сопоста­вить это выступление Пуанкаре с тем, что уже говорилось и обви­няемыми, и свидетелями о намечав­шейся организации провокационно­го инцидента на румынской гра­нице, чтобы уяснить себе полную договоренность насчет реализации плана интервенции между француз­скими правящими кругами и бело­эмигрантскими кругами. Не случай­но, что местом для начала интервенции была избрана румынская граница. Ведь через нее должны были вторгнуться в СССР вранге­левские войска.

Тов. Крыленко путем сопоставлений устанавливает неоспоримость остальных слагаемых конкретного плана интервенции. Так, совершен­но очевидно, зачем понадобилось в спешном порядке приступить к производству мелиоративных ра­бот на западной границе. Свидетель Михаленко определенно подтвер­дил, что эти работы должны были обеспечить условия, необходимые для двойного комбинированного удара интервентов на Москву и Ле­нинград. Столь же очевидным яв­ляется также и то, что были выра­ботаны мероприятия по превраще­нию лесопильных заводов в ангары для воздушных сил интервентов и по организации в Ленинградском районе бензиновых баз. Об этом свидетель Сироцинский достаточно красноречиво поведал суду. Слага­емыми плана интервенции являются и подготовка десантной базы на юге и расчеты на «земляков», как выразился свидетель Михаленко. Эти «земляки» должны были свя­заться с кулацкой верхушкой ста­рого казачества.

Вот конкретные военно-стратеги­ческие установки, которые были да­ны интервентам.

Заканчивая эту часть своей ре­чи ,тов. Крыленко говорит:

- Мы смело смотрим вперед. Об этом свидетельствует отношение трудящихся масс СССР к настоя­щему процессу. Эти массы могут сказать, что в случае необходимо­сти, в случае, если такая година на­станет, мы будем защищать СССР все от мала до велика: рабочие, крестьяне, женщины и мужчины.

В дальнейшем тов. Крыленко при­ступает к определению степени со­циальной опасности каждого из подсудимых в отдельности. Он на­чинает с характеристики личности главного из обвиняемых — Рамзи­на:

- Этот профессор Высшего тех­нического училища, интеллигент, ученик профессора Кирша, воспринявший от своего учителя большие знания в области того, в чем кров­но нуждается страна, был активным участником, собирателем и органи­затором контрреволюционной орга­низации, имел тесную связь с бе­логвардейской эмигрантщиной и деятелями французского генераль­ного штаба. Он активно руководил подготовкой вооружённого вторже­ния иностранных войск с целью свержения советской власти со все­ми последствиями этого для рабо­чего класса и трудящихся масс СССР. Он был и остался активным контрреволюционером, активным врагом советской власти. В лице Рамзина мы имеем яркий тип поли­тического авантюриста. Этим явно объясняется ряд действий Рамзина, когда он в 1928 году в Париже конкретно ставил вопрос о деловой проверке связей Торгпрома с фран­цузскими правительственными кру­гами. Он там не постеснялся пря­мо пойти на территориальные уступки в качестве платы за ин­тервенцию, считая возможным при этом скрыть уступки от своих со­ратников. Таков Рамзин. Активный вредитель, активный руководитель контрреволюционной организации, шпион, заговорщик, сознательно подготовляющий вторжение ино­странных войск в ССС с целью по­топить в крови массы трудящихся, изменник и предатель, в последний момент своего якобы «чистосердеч­ного раскаяния» утаивший ряд важнёйших данных о практической подготовке плацдармов для интер­вентов. Все это не может вызвать ни малейшего колебания в том, что социальная опасность Рамзина тре­бует безусловной, полной ликвидации этой опасности не в интересах мести, а исключительно по сообра­жениям политической целесообраз­ности.

Тов. Крыленко переходит далее к определению социальной опасности подсудимого Чарновского:

— Этот гражданин в возрасте 62 лет был не только информатором, но и практическим исполнителем, а также руководителем вредительства в важнейшей области советского хозяйства — в металлургии. В этой области, являеющейся основой обо­роноспособности страны, Чарнов­ский был достойным наследником вредителя и контрреволюционера Хренникова. Он организовал дивер­сионную работу на военных заво­дах, он определял, в какой после­довательности производить взры­вы этих заводов в момент интервен­ции. Одного этого факта достаточ­но, чтобы видеть, что представляет собой Чарновский. Цепляясь за ос­татки черносотенных воззрений, Чарновский работал как активный вредитель, шпион и диверсант. Ра­ботал он якобы бесплатно, но это совсем на него не похоже Против этого явного шпиона, диверсанта, черносотенца не может быть другой меры самообороны, как только та, которая избавит Советский союз от возможности вредительства с этой стороны в будущем.

Третья фигура — Калинников. Он работал на важнейшем посту — в центральном органе .планирую­щем все народное хозяйство СССР — в Госплане, и здесь советская власть оказала ему максимум дове­рия. Облеченный таким доверием, Калинников принялся за вредитель­скую работу и вел ее систематиче­ски. Он вместе с другими подсуди­мыми составляет сводки конъюнктурного характера для передачи в Торгпром, вместе с Рамзиным и другими участвует в комиссии, раз­рабатывает способы взрывов на за­водах, участвует также в любой ко­миссии, обсуждающей вопросы осу­ществления изменнических актов в от дельных частях Красной армии. Ка­линников, кроме того, брал на себя также непосредственное исполне­ние заданий, которые давали ему агенты французской службы К. и Р. Им он передавал шпионские све­дения, предоставив себя со всеми почетными званиями и титулами в распоряжение этих агентов. Его работа — шпионская, вредитель­ская и диверсионная, изменническая работа, лица, облеченного особым доверием правительства. Из степе­ни его виновности легко сделать логический вывод относительно ме­тода самозащиты, какой в отноше­нии к этому подсудимому должно избрать пролетарское государство.

Далее тов. Крыленко переходит к установлению виновности подсудимого Ларичева.

— Этот вредитель с 1925 года — выходец из группы профессора Кирша. Он инженер-техник, «а ко­торого после ликвидации Рабино­вича и Пальчинского пало руковод­ство вредительством в топливоснаб­жении. Пускай на вторых ролях, но Ларичев — соучастник и помощ­ник Рамзина по сношениям с загра­ницей. Он же взял на себя испол­нение заданий по шпионской и ди­версионной работе, устанавливая очередность диверсий на военных заводах, взял на себя установление военных связей с целью подготов­ки изменнических актов со сторо­ны начальников и отдельных частей Красной армии. Шпионаж, государ­ственная измена, диверсия — таков послужной список Ларичева По во­просу о выборе меры самозащи­ты пролетарского государства от человека, совершившего подобные преступления и не отказавшегося еще от такой надежды, ответ суда в данный момент, когда интервенция не снята еще с порядка дня, может быть только один.

Федотов, по словам тов. Крылен­ко, — типичная фигура российско­го интеллигента; профессор, посто­янный член кадетской партии с ее основания до самой ликвидации, имеющий за собой в прошлом неко­торые факты политической деятельности, правда, не требовавшие особого гражданского мужества. В дальнейшем Федотов входил в со­став редакции «Русских Ведомо­стей». Словом, типичный предста­витель академического империализ­ма. Ко всему этому надо добавить почти 60-тысячное жалованье, какое он получал, собственное имение, купленное на благоприобретенные средства и теснейшую связь с фа­брикантской средой. О Федотове в среде вредителей говорили: и стар и мало активен и чересчур чисто­плотен, что мешает практической работе. Но на деле Федотов был вредителем до самого конца, и его кандидатура даже обсуждалась для возглавления ЦК промпартии. На суде раскрылась еще одна сторо­на деятельности Федотова, которая его окончательно подкосила, от которой он, как политическая фигу­ра совершенно исчез. Речь идет о взяточничестве в самом обыкновен­ном значении этого слова, о взятках не для контрреволюционной рабо­ты, не для оплаты услуг вредите­лей, о взятках, которые пошли не­посредственно в карман Федотова. И цена Федотову определяется той суммой английских фунтов, за которые он продавал и свою науку и политическую и гражданскую честь.

Подсудимого Куприянова т. Крыленко характеризует, как практика- вредителя. Верность хозяину — его отличительная черта. В течение 17 лет Куприянов хранил коноваловское добро. За хозяина он голосо­вал во время выборов в государст­венную думу. У него даже хватило решимости отказаться от денег, украденных у хозяина; но он не отказался опустить в карман 12.500 рублей, /как причитающуюся ему мзду за вредительские дела. Ку­приянов был не только руководите­лем отраслевой группы, но был также своим человеком в ЦК промпартии. Он фактический был в числе лиц, от которых не было ни­каких секретов о вредительской ра­боте. Его практическая работа вы­разилась в руководстве и в попыт­ках организации диверсионных и военных групп, т. е. это была ра­бота по непосредственной подго­товке к интервенции. Обвинение не видит никаких оснований для вы­деления Куприянова из общей груп­пы обвиняемых и полагает, что он должен разделить общую участь.

Подсудимый Очкин, по определе­нию тов. Крыленко, — это секре­тарь Рамзина по партийной и со­ветской линии. Он был непосред­ственным исполнителем директив и указаний вредителей и был осве­домлен во всех их замыслах. Он исполнял самые ответственные по­ручения, характер и содержание которых с достаточной полнотой выявлены в закрытом заседании су­да. Он принимал на себя поручения диверсионного и шпионского ха­рактера. При дележе денег, посту­павших из-за границы, этот «управ­делами» ЦК промпартии пе мог быть обойден.

С чувством пренебрежения и гад­ливости говорит тов. Крыленко о Ситнине. Этот вредитель принимал на себя ответственные поручения, какие давались ему обеими сторо­нами. Взятки он брал и в СССР и за границей при сношениях с различными фирмами. И этот субъект, получавший куртаж с аме­риканских фирм и взятки с част­ников за проданную им мануфак­туру, спекулировавший и превра­щавший на черной бирже советские деньги в золото, старается на су­де прикинуться простаком, не раз­бирающимся в элементарных поли­тических вопросах. Свою убийст­венную характеристику подсуди­мого тов. Крыленко заканчивает словами: ноль — его социальная по­лезность, «о за то достаточно до­казана его социальная опасность. Переходя к конкретным мерам ре­прессии т. Крыленко подчеркивает что в данном случае не может быть такой постановке вопроса: чья ви­на больше, тому воздать больше, чья вина меньше — тому воздать меньше. Мы должны в каждом дан­ном случае определять наиболее целесообразные меры, исходя из. об­щих задач самообороны пролетар­ского государства против контр­революционных посягательств. Мы можем и должны исходить из уче­та всей совокупности обстоятельств сегодняшнего дня и могущего наступить завтрашнего дня. Наш суд является орудием, диктатуры рабочего класса, чему противосто­ят остатки нашей разбитой бур­жуазии и господствующая бур­жуазия западных стран, а также кулацкие прослойки деревни и ос­татки и пережитки прежних про­слоек буржуазии в виде техниче­ской интеллигенции старого закала. Среди этих врагов советской вла­сти заняли свое место и подсуди­мые.

Тов. Крыленко вновь в общих чертах напоминает сущность того черного дела, какое при помо­щи интервенции собирались осуще­ствить подсудимые и продолжает: —Но когда дело переходит в пря­мую борьбу, когда вместо самого элементарного минимального ней­тралитета мы имеем прямую со­гласованность в деятельности с ин­тервентами, вопрос ясен: никаких снисхождений здесь быть не долж­но. Миллионные массы рабочего класса шлют свой привет органу, раскрывшему деятельность этой группы, часовому революции — ОГПУ. Миллионные массы выска­зывают свою готовность встать грудью на защиту СССР, сложить голову за право и возможность строить свое социалистическое отечеству так, как они хотят и умеют. Массы мирового пролета­риата тоже смотрят на СССР, как на путеводную звезду в борьбе за освобождение человечества.

Когда в борьбе против нас под­нимаются и консолидируются си­лы отживающей свой век бур­жуазии, когда международной буржуазии, предчувствующей свою гибель, конкретно ставится вопрос о сроках уничтожения СССР, — в этот момент, когда поднимает­ся волна новой борьбы, когда пред­видится, быть может, объективная неизбежность решительной схват­ки двух миров, в этот момент все то, что у нас в СССР может помогать и оказывать содействие враждеб­ному нам миру должно быть лише­но и уничтожено раз навсегда. Го­сударственное обвинение требует от специального присутствия Верховного суда расстрела всех до одного (Заключительные слова тов. Кры­ленко покрываются бурными апло­дисментами всего зала).