«Восемнадцатого ноября в бою под Далайнором бело-китайцами убит член ВЛКСМ т. Болин. Он горел на работе, рвался на фронт и в бою был в первых рядах с красноармейцами. Тов. Болин — первая жертва работников пролетарской красноармейской печати в новом периоде героической борьбы Красной армии. Он кровью своей засвидетельствовал близость пролетарской красноармейской печати к массам и показал, каким должен быть работник печати в схватках с классовым врагом».
ПИСЬМО.-КРЯСНОФЛОТСКОЕ Севастополь, 201X11 29 г.
Дорогой Сергеич!
Наконец я узнал, где ты прозябаешь— сообщил мне твой адрес один парень, которого я встретил здесь по приезде. Но, может быть, ты не догадываешься, кто тебе пишет? Если помнишь— Илюшка Афанасьев, тот самый, ко-торый так давно тебя не видел и в доску хочет видеть.
Теперь скажу несколько слов о себе. Я теперь засел в Севастополе и уверен, что надолго. Служу в подводном флоте. Я поступил добровольцем во флот две недели тому назад, а до этого жил в Симеизе, около Ялты, работал в механической мастерской при обсерватории. И тек как сволочи—желторотые генералы затеяли волынку на Дальнем Востоке и еще разные обстоятельства, то я и решил идти во флот.
Я теперь прохожу строевые занятия, с января будем проходить специальные занятия и строя будет мало. Служить мне не трудно, здесь главное - это опрятность, расторопность, исполнительность и чистота. Всегда должен быть одет по форме. Конечно, часто приходится быть в наряде и времени мало. Очень редко сидишь сложа руки, вот целые две недели не был на берегу. Не под строем гулять пока никуда не пускают, но, наверное, числа с пятого будут пускать.
Так вот, Сергеич, я одно время чуть не дошел до того, что хотел пустить себе пулю в лоб, так меня загнала жизнь, как попа грамота. Сам не знаю, почему со мной такое робилось, так что я решил уже. Но кончилось все благополучно—я бросился в море с высокой скалы, но меня, без сознания, вытащили. Я ужасно разбил себе голову, долго лежал в Алупской больнице, но отходили меня. Теперь на башке ужасный шрам на лбу, ты меня, неверное, не узнаешь. Знаешь, Сергеич, стыдно тебе писать об этом, но больше некому, мать об этом не знает. Шурке писать нельзя — будет ругаться. Рудольфа нет уже в живых, а тебе я пишу открыто, все равно это есть.
—Знаешь, нет—такого: Рудольфа Боли¬на ? Он тебя знает. Я с ним вместе работал в 1927—28 г. в газете «Молодой Ленинец». Репортерами. Его 13 ноября убили на Дальнем Востоке. Он мне говорил, что ты его друг, а я с ним тоже очень сдружился...
(Продолжение письма следует на последней странице этого рассказа).
СПРАВКА АДРЕСАТА
Рудольфа Волина я припоминаю лишь с очень большим трудом, но Илюшку я не забыл.
Б 1922 году бригада скорого поезда Свердловск—Москва передала милиционеру на вокзале в Москве беспризорника, задержанного за безбилетный проезд от самого Свердловска. Милиционер доставил беспризорника в ко-миссию по делам несовершеннолетних, а из комиссии его препроводили в детский распределитель, откуда он б тот же вечер сбежал. Через два дня он появился в Центральном Комитете Комсомола. Принципиально мы должны были помогать рабочей и крестьянской молодежи. Принципиально в нашей стране не должно было быть беспризорных и голодных детей. Но практически — это был 1922 год, т. е. год сокращения штатов, перехода всех предприятий на хозрасчет, урезки смет, поволжского голода, незакончившейся демобилизации. Практически—мы не в силах были, поэтому, никому помогать.
И несомненно, что этот беспризор¬ник принужден был бы вернуться на ночёвку в облюбованный им чан для варки асфальта, если бы его не надоумило вытянуть из своего кармана исписанный листик бумаги и показать его нашему управделу. Управдел Шурка, первый год носивший очки, снял их и прочел:
МОСКВА