ОТ НАШЕГО МОСКОВСКОГО КОРРЕСПОНДЕНТА В самом деле это было нелепо... В девяносто километрах от Москвы, на единственной в _Клину площади, где собирались рабочие митинги, куда съезжались с волостей красные обозы, мрачно высилась неуклюжая громада собора. Росли на окраинах города корпуса новых заводов, напирала на застоявшуюся уездную тишину шумная сегодняшняя новь, стихийно росли колхозы, а колокола и проповеди соборные изо-дня в день звали назад, твердили о греховности новшеств. Это было нелепо. И когда год тому назад на комсомольском собрании кто-то внес предложение: — Собор закрыть — открыть клуб! - этому не удивились. По инициативе комсомольской все собрания по перевыборам горсовета крепким стержнем пронизало требование: — Собор закрыть! Возражений не было. Только на одном собрании домохозяек дала плоды поповская агитация, но и там большинством 75 против 40 постановление о закрытии было принято. Ходатайство трудящихся Клина направилось в ЦИК.
** Говорят, что архиепископ Александр (снизошедший до пребывания в Клину, в силу «тяжелых времен», переживаемых церковью), узнав о комсомольском почине, стукнул об пол посохом и изрек решительно: — Не быть такому надругательству! Эту вспышку пастырского гнева и надо считать началом организованного сопротивления церковников. Прежде всего, был избран новый церковный совет, во главе которого стали архиепископ и член «святейшего» синода проф. Белоликов. Это был скорее не совет, а «комитет обороны», — настолько четки были его задачи по отстаиванию собора.
В состав совета вошло 17 торговцев. Но не на них надеялся архиепископ. С любовью и упованием был обращен его взор на рабочих стекольного завода Лазарева и Лытнева ,охотно согласившихся помочь церковникам. Рабочие были гордостью совета, ими козырял архиепископ. Составлена была петиция о сохранении собора и под ней начали энергично собирать подписи. Подписывались богомольные старушки, бывшие люди, приезжавшие на базар кулаки и сами церковники .Когда число подписей показалось внушительным, петиция поползла в ЦИК. Дальше совет позаботился о защитной окраске собора, который был объявлен «красной церковью». Во время службы возглашались многолетия советской власти, а в проповедях зазвучали «советские» мотивы. В одно из недавних воскресений архиепископ Александр очередную проповедь начал так: — Волей божией и неустанными молитвами верующих осуществлена полностью программа первого года пятилетки... Правда, дальше дело сводилось к тому, что в интересах социалистического строительства надо заботиться о процветании божьего храма, об умножении числа верующих и обращении безбожников в лоно церкви, но советское начало проповеди и возглашение многолетий казалось гарантией того, что социалистический характер клинской церкви будет учтен. Кроме проповедей гласных велись на всякий случай проповеди негласные. Распускались слухи о несчастиях, которые обрушатся на округу в случае выполнения безбожного решения. Торговцы открыто выражали уверенность в том, что закрыть собора «не посмеют». Отпор поповской агитации оказывала молодежь, широко влившаяся в союз безбожников. На собраниях, беседах с крестьянами, дома,—всюду разоблачали безбожники поповское лицемерие, срывали с церкви неуклюже пришпиленный красный ярлык.
Победило новое... На-днях состоялось постановление ЦИК’а о закрытии собора. Всколыхнулись церковники, зашныряли по базару, горячо уговаривая крестьян, жалуясь на насильников. Но отмахнулись крестьяне от нэисвсксг > шепота и в положение обиженных попов не вошли. Знамений никаких не было. «Чудо», правда, случилось, но, надо думать, что скоро выяснят следственные органы далеко не чудесную его сущность. Заключалось оно в том, что через день после закрытия, из собора таинственно исчезла часть ценной утвари и ковер. Этим «чудом» дело и ограничилось. Сейчас в Клину оживленная дискуссия. Тема дискуссии: как использовать завоеванный собор? — Оборудовать клуб! — Открыть столовую! — Кино! — Универсальный магазин Победят, кажется, сторонники общественного питания. Развернется в переоборудованном соборе обширная рабочая столовая с красным уголком, с читальней. И превратится в культурный очаг вчерашнее гнездо мракобесов, опрокинутое напором увлеченных комсомольцами ра-бочих. Немо. Москва, 4 января 1930 года.