Государственный Казанский университет прожил несколько более 125 лет, но празднует он теперь, немного запоздало, свой стодвадцатипятилетний юбилей. Век с четвертью в условиях нашей культуры — солидный срок жизми научно - учебного учреждения. Он вполне заслуживает того, чтобы внимательно посмотреть на него, за этот продолжительный период времени, изучить и понять его всесторонне, как исторический процесс, и дать надлежащую научную оценку деятельности учреждения в разные эпохи его существования. Это — дело очень нелегкое. Не в газетной статье можно выполнить такую задачу. Здесь я хочу только подчеркнуть, что каждая эпоха стодвадцатипятилетней истории Казанского университета должна быть изучена в связи с историей всей страны и ее общественных классов. Лишь при этом условии можно будет правильно оценить жизнь и работу прежних поколений учащих и учащихся Казанского университета. Тогда многое, что в отдельных лицах кажется проявлением злой или порочной воли, а то и безволия, будет отнесено к исторической обстановке эпохи й не затемнит истинных заслуг этих деятелей на пользу науки и просвещения.
Это может быть пояснено на одном ярком примере. Кто не слышал об эпохе Магницкого в истории Казанского университета? Магницкий начал с того, что хотел совсем уничтожить Казанский университет, но ограничился изгнанием ряда профессоров, из которых иные были удалены исключительно за «вольнодумство». Но среди оставленных на службе был Ло- '■'чй: пн благополучно пережил в университете мракобесную эпоху Магницкого, да и в дальнейшем вообще ладил с капризным и взбалмошным начальством. Что из этого следует? Во всяком случае не то, что Лобачевский обладал слишком податливым .эластичным характером. Лобачевский, наоборот, был твердый, знающий себе цену и умезший вести себя с достоинством, человек, но он в то же время хорошо понимал, что плетью обуха не перешибешь, и предпочел работать в наличной обстановке, принося громадную пользу университету (при его содействии, главным образом, обстроившемуся), учащейся молодежи и даже более широким слоям общества. Та эпоха была крепостническо - дворянская, в в эту эпоху такие люди, как гениальный не только в качестве теоретика, но и в качестве практика Лобачевский сделал все, что было в его силах, и дал благородную широко - общественную тенденцию для работы следующим поколениям научных работников в Казанском университете.
Мало по малу, с развитием промышленного капитала, нарождается новая эпоха. Дворянское крепостничество еще не изжито, но оно сильно прорезывается буржуазными элементами, наступает дворянско . буржуазная эпоха. В университетах начинает преобладать буржуазнолиберальное направление, так как университеты наполняются разночинцами как на студенческих скамьях, Так и на профессорских кафедрах. Это 50-60-ые и 70-е годы. Буржуазная профессура, говоря вообще, имеет пред собой преимущественно мелкобуржуазную аудиторию, крайняя левая которой из интеллигентных разночинцев встает уже в известную оппозицию буржуазной профессуре и буржуазному же большинству своих товарищей. И в эту эпоху, в пределах наличной исторической и бытовой обстановки, профессура Казанского университета выдвигает многих деятелей, обогативших разные отрасли научного знания и внесших свою лепту в общую культуру страны. Физико - математический факультет продолжал высоко держать знамя науки, знамя Лобачевского, и в нем за указанный период насчитывается много крупных ученых, имевших европейское имя, как по математическому, так и по естественно-историческому отделению, из коих достаточно назвать имена математика Попова, астронома Ковальского, химиков Зинина, Бутлерова и Зайцева, зоологов Вагнера и Богданова, эмбриолога А. А. Ковалевского, геолога Головкинского и Штукенберга, и других.
В семидесятых годах особенно процветал медицинский факультет. Медицинский факультет с самого начала до 30-х годов XIX века имел в своем составе такого профессора . энциклопедиста, как Фукс, бывшего исключительно популярным и среди русского и особенно среди татарского населения Казани. Фукс много потрудился не только для лечения, но и для изучения татар в их прошлом и настоящем. Он в это время был едва-ли не лучшим медицинским факультетом во всей России. Здесь тогда подвизалась целая плеяда блестящих талантов: анатом Лесгафт, к сожалению, вскоре снятый навсегда с работы реакционным царским правительством, патолого - анатом Петров, физиолог Ковалевский, гистолог Арнштейн, офтальмолог Адамюк, терапевт Виноградов, венеролог Ге и другие. Адамюк был знаменит в европейском масштабе, и от Венского университета получил приглашение на кафедру, но не поехал туда, а остался навсегда в родном ему университете. Клиницист Виноградов гремел по всему востоку России и Западной Сибири, как исключительной проницательности диагност. Не следует также забывать, что именно тогда, в начале 70-х годов, из Казанского медицинского факультета вышла инициатива образования общества врачей, которое вскоре, по почину профессора А. В. Петрова, усвоило социальное направление своей деятельности, подавая, таким образом, из своего хронологического далека руку нашей эпохе.
Другие два факультета — историко- филологический и юридический были слабее, но и они выдвинули несколько крупных научных и лекторских дарований. В первом факультете большую известность приобрел лингвист Бодуэн-де-Куртенэ, во втором — правовед Мейер. В числе гуманитарных специалистов наиболее ярко блестела звезда А. П. Щапова. Сверкающим метеором промелькнув в Казанском университете, Щапов успел кинуть в студенчество идею борьбы с государственной централизацией и политическим абсолютизмом — за конституцию и областное, федеративное устройство России, а. также наметил идею материалистического понимания истории. В дальнейшем, для студенческой массы в 70-х и в начале 80-х годов имел особенное значение профессор государственного права Н. К. Нелидов. Он специализировался на общем государственном праве и читал этот отдел науки великолепно. С ясностью, строгой логичностью и удивительной стройностью изложения соединился у Нелидова замечательный лекторский талант. Его обыкновенно слушала большая аудитория, и составлялась таковая не только потому, что профессор читал хорошо н интересно, но и потому, что он проповедывал правовой конституционный порядок. Надо на минутку перенестись в ту эпоху необузданной реакции, а когда героическая «Народная Воля» вела изумительное единоборство с многоголовым самодержавным чудовищем за политическую свободу, за конституцию, чтобы понять и по достоинству оценить, с ка. ким захватывающим вниманием мелкобуржуазная, по преобладающему большинству, аудитория слушала своего любимого и талантливого профессора государственного права.
Такие профессора, как Нелидов, несомненно, подкрепляли оппозиционное и даже революционное настроение, которое с 60-х годов нарастало в студенческой массе. Самодержавный политический режим с его всевозможными прессами стоял поперек дороги развивавшемуся промежуточному социальному слою, носящему название интеллигенции, левая группа которой формировалась преимущественно из студенчества. Находясь между крупной буржуазией, быстро сраставшейся с помещичьим классом, и трудовым населением — рабочими и крестьянскими массами, студенчество, в своем разночинном большинстве тяготевшее к трудовым классам, особенно чутко реагировало на все стеснения и ограничения, диктовавшиеся режимом, и особенно страстно стремилось к политической свободе. Вслед за его учителями из либеральной и радикальной литературы, главнейшего источника его мировоззрения, из таковой же профессуры—подсобного источника тех же либерально . радикальных идей—студенчеству представлялось, что политическая свобода откроет широкую дорогу для полного переустройства социальной жизни. Если завоевать свободу печати, сходок и т. п., то остальное все приложится: даже социалистические идеи можно будет пропагандировать в крестьянстве. И студенчество неустанно боролось именно с самодержавием, каков бы ни был ближайший повод студенческих протестов. Тут, в сущности, повторялось. то. что происходило в рабочем классе. Как там каждая забастовка даже по какому-либо мелкому экономическому поводу являлась политическим фактом, борьбой, в конце концов, с самодержавием, так и выступление студенчества против инспектора или отставшего от науки, но продолжавшего занимать кафедру, профессора, об’ективно было политическим явлением, ибо, подобно рабочей эко. номической забастовке, задевало главнейшие устои государственного режима. Так и шла из поколения в поколение борьба студенчества, в том числе студенчества нашего университета, под разными соусами, более или менее искусно отбивавшими настоящий запах выступления, — в сущности, с самодержавием за политическую свободу. На нигде еще не описанной сходке после первого марта 1881 года, на другой день после казни «Народной Волей» Александра II, — радикальной частью казанского студенчества было выдвинуто положение, что присягать новому государю допустимо только на конституционных основаниях.
В борьбе за политическую свободу казанское студенчество по временам проявляло много страсти и смелости. Не даром после декабрьских чрезвычайно бурных волнений 1887 года, в которых участвовал семнадцатилетний студент-юрист В. И. Ульянов-Ленин, действуя в первых рядах, — министр Делянов, посетив весной Казанский университет, заявил профессорам, что в «казанских студентах еще играет пугачевская кровь».
Она продолжала в них «играть» и дальше, в самом конце XIX в., когда тоже после бурной весенней сходки 1899 г., впервые постановившей провести забастовку, было исключено сразу 300 человек студентов, т. е. все участники сходки, — ив начале следующего XX столетия, когда студенческие беспорядки в Казанском университете, как и в остальных, стали хроническим явлением, наконец, в феврале 1905 года выразившись в громадной сходке в студенческом общежитии, постановившей бастовать до Учредительного собрания.
Это было как-бы венцом всей студен* ческой борьбы. Студенчество стойко вело ее во время первой революции, будучи ее передовым отрядом, также и после первой революции — вплоть до второй, когда, наконец, с избытком осуществились те «мечтания», которые последний монарх назвал «бессмысленными». Русское студенчество, в том числе и казанское, много сделало для разрешения чисто политической задачи; разрешить ее было необходимо, это был первый шаг, без него невозможно было бы сделать второго. — к социализму. Вечная память студенчеству за необходимый первый шаг. Но на втором оно споткнулось. В Казанском университете побывали будущие вожди пролетариата, как Ленин и некоторые другие (Рыков, Семашко); но историческая справделивость требует сказать, что в третью, Октябрьскую, пролетарскую, революцию казанское студенчество в своей массе не пошло. И не только «не пошло», но оказалось в своем большинстве в лагере контрреволюции. Это не могло быть иначе — студенчество в громадном большинстве являлось представителем мелкой буржуазии. Для того, чтобы проводить в жизнь новые, чисто социалистические, лозунги, выдвинутое пролетарской революцией, необходимо было создаться новому, пролетарскому студенчеству. При содействии советской власти оно и создалось не только из русских, но татарских- и нацменовских представителей рабочего класса и бедницко - середняцких элементов крестьянства. В последнее десятилетие оно высоко держало свое красное знамя и с энтузиазмом участвовало и участвует в социалистическом строительстве. За мелкобуржзным
студенчеством — прошлое, перед пролетарским студенчеством — будущее.
Проф. Н. Н. Фирсов.