БРЮССЕЛЬ, 29. (От собственного кор¬респондента «Правды»), Обстановка де¬ла, приведшая к оправданию на суде присяжных в Париже явных пройдох и мошенников Савелия Литвинова, Иоффе и Лабориуса, обвинявшихся в подлоге векселей и мошенничестве, в их исполь¬зовании против советских органов, рису¬ется в следующим виде:
Прокурор, явно враждебное отношение которого к СССР несомненно, вынужден был в своей речи определенно указать на безусловную виновность подсудимых. Он заявил, что «поддерживает обвинение, ос¬новываясь исключительно на материало- ных фактах и оставляя в стороне пока¬зания свидетелей, которые, по его сло¬вам, могли быть продиктованы боязнью». Прокурор назвал все версии подсудимых смехотворными.
По мнению прокурора, «подложность векселей доказана как их необычной формой, так и тем фактом, что советское правительство оплачивает пропаганду за границей не поддельными векселями, а наличной валютой». Прокурор призвал присяжных, «отбросив политические со¬ображения, сосредоточиться исключи¬тельно на уголовной стороне дела и вы¬нести подсудимым обвинительный при¬говор, который имел бы принципиальное значение и воспрепятствовал бы дове¬дению мошенничества до конца, потому что оправдательный приговор сделал бы мошенников миллионерами». Тем не ме¬нее суд присяжных, руководствуясь ис¬ключительно враждебностью по отноше¬нию к советской власти, вынес оправда¬тельный вердикт.
Крайне интересен внутренний механизм вынесения оправдательного вердикта. По достоверным сведениям, при обсуждении вопроса суд раскололся на две равных части: 6—6, при чем большинство стояв¬ших за оправдание не сомневалось в ви¬новности подсудимых. Если все же 6 из 12 присяжных голосовало за оправ¬дательный вердикт, то только потому, что они были вынуждены подчиниться давлению извне.
Чрезвычайно характерна физиономия защитников подсудимых Штрауса, Кам- пинки, Морро - Джиаффери. Все эти го¬спода, известные своей лютой ненави¬стью к советской власти (один из них именовал советскую власть, как «прави¬тельство воров, бандитов, интриганов»), как оказывается, являются платными агентами парижского центра русской бе- логвардейщины, субсидируемого Детер- дингом, Нобелем и прочими. При такой обстановке вполне понятно, что суд на¬шел возможным приложить печать к то¬му, что ему было продиктовано извне, как чудовищный вердикт, оправдываю¬щий явных мошенников и воров во гла¬ве с архи - жуликом Савелием Литвино¬вым.
**
*
Мелкий воришка и плут, укравший деньги в посольстве, прыгающий через забор и после этого открывающий, что у него имеются «политические» расхож¬дения с советской властью, пользуется нежнейшей опекой буржуазной респуб¬лики, становится героем дня, печатает свои грязные измышления в распростра- неннейших органах печати. О выдаче этого уголовного преступника власти республики, конечно, и не думают. На¬оборот, они его пригрели, как родного сына. Он неожиданно обрел себе новое отечество.
Три мошенника — Савелий Литвинов, Иоффе и Лабориус, сфабриковавшие на миллионы векселя советских заграничных учреждений и промышлявшие ими, полу¬чают поддержку прессы, становятся то¬же по-своему героями дня, обеспечива¬ют себе защиту лучших адвокатов с громкими, европейскими именами и, вы-слушав оправдательный приговор, поки¬дают с гордо поднятою головою здание суда.
Живущее крупным, организованным разбоем, нещадной повседневной эксплу¬атацией миллионов, буржуазное общество не может ощущать непроходимой грани между собой и мелкими партизанами мо¬шеннического ремесла, диллетантами уго¬ловщины. Эта люмпенская шпана есть плоть от плоти и кровь от крови буржу¬азного общества, которое защищается от нее только тогда, когда эта шпана ста-новится для него опасной. Но если шпа¬на ворует советское добро? Своей коло¬ритностью подвиги шпаны вызывают да¬же живой интерес любого мещанского филистера. Они его приятно развлека¬ют и занимают. Недаром же уголовная хроника — излюбленнейшее, повседнев-
ное блюдо всех самых распространенных парижских газет. Портреты воров и бан¬дитов каждый день красуются на стра¬ницах всех «Матэн’ов» и «Журнал’ей» рядом с портретами министров и марша-лов. Словом, повторяем, парижскому оп¬равдательному приговору и гостеприим¬ству, которое оказано Беседовскому, Са¬велию Литвинову и компании, удивлять¬ся решительно нечего. Все в полном по¬рядке. И если господин Морро-Джиаф- фери, знаменитый парижский адвокат и вдобавок «радикал» и почти социалист, получил возможность в виде гонорара поделиться с своими клиентами выруч¬кой от тех или иных плутней, то и это опять в порядке вещей. Ибо уже таково амплуа почтенных господ - адвокатов и вдобавок радикалов и почти социали¬стов...
Пусть все эти господа из «Матэн’ов» вкупе с присяжными заседателями и мо¬сье Морро - Джиаффери — «зарезывают самого жирного теленка для беглых жуликов, пусть всех их окружит сладкий запах родной стихии и семейной обста¬новки». Не в этом дело! Дело в том; что весь вопрос имеет еще другую, чисто политическую сторону, и эта политиче¬ская сторона событий придает им ха¬рактер грубой и сугубой провокации. Всякий мошенник, всякий плут и вор, оказывается, пользуется поддержкой французского закона и его блюстителей всякий раз, когда жертвой мошенниче¬ских проделок становятся органы совет¬ской власти. Всякий разбой и мошенни-чество в этом случае не только могут твердо рассчитывать на полную безнака¬занность, но и окружаются ореолом, ста¬новятся желанной оказией для дикой свистопляски, для гнусного улюлюканья против советского режима, для безудер¬жной и бесшабашной антисоветской про¬паганды.
Даже прокурор, официальнейший пред¬ставитель власти, не найдя в виду оче¬видности улик возможным уклониться открыто от поддержания обвинения, убе-дительнейшее доказательство подложно¬сти векселей усматривает в том, что «со¬ветское правительство оплачивает про¬паганду за границей не поддельными векселями, а наличной валютой».
Обвинение жуликов в подлогах пере¬плетается с «обвиненнем»'советского пра¬вительства в пропаганде: эти господа
смеют заикаться о «пропаганде» в тот. самый момент, когда весь смысл пригово¬ра есть не что иное, как открытая, гру¬бейшая, циничная пропаганда, пропаган¬да подделки векселей и всякой уголов¬щины, направленной против советской власти!
Виновность обвиняемых была настоль¬ко бьющей в глаза, что даже самые без¬застенчивые французские газеты не сме¬ли отрицать факта подлога. Даже Не-сравненный представитель прокуратуры вынужден был признать версии обвиняе¬мых- «смехотворными». Некоторое подо¬бие смущения и раздвоенности душ вкра¬лось, повидимому, даже в бальзаковские души восседавших на судейских скамьях лавочников и коммерсантов, привыкших в других условиях относиться с некиим уважением к подписи на векселях. Но ни¬что не устояло против «соблазна» обе-лить уголовное преступление, совершен¬ное против органов советского прави¬тельства.
Парижский приговор есть попытка об’- явить нас вне закона, парижский приго¬вор в обстановке, созданной вокруг не¬го, как и вокруг «дела» Беседовского, обозначает фактически лишение наших заграничных органов нормальной «защи¬ты» закона. Против советской власти и ее органов все дозволено! Есть еще су¬дьи в Париже! Господа парижские засе-датели, науськиваемые и ободряемые всей газетной и другой швалью, открыто и громко проповедуют: воруй смело и мо¬шенничай, если обкрадываемой стороной будет советская власть!
Нас пытаются об’явить вне закона. Не обжечь бы вам на этом пальцы, господа сообщники и покровители отбросов со¬ветской общественности! Власть проле¬тариата в нашей великой стране в на-стоящий момент менее всего находится в том положении, при котором против нее можно было бы безнаказанно выпускать и натравливать всякую вороватую шпа¬ну. Советская власть сумела годы тому назад вырвать из посягавших на нее рук и изломать в куски куда более опасное оружие. Она сумеет отразить и эту про¬паганду воровства и грязного уголов- ного шельмовства.
«Известия», 30 января. (По радио).