70-летию полного снятия блокады Ленинграда посвящается…
Долгим, слишком долгим во времени оказался наш путь к тем местам, где в первые же месяцы блокады Ленинграда, как предполагал мой свекор, погибли все его близкие – отец с матерью Насыбулла и Зиннат Тямаевы и их дети – Салих, Гариф, Марат, Азат и маленькая Зайнаб.
По следам пропавших без вести
После безрезультатных поисков информации о родственниках в различных архивах мы с мужем решили наконец-то побывать на месте их предполагаемой гибели. Едем в Санкт-Петербург, далее в город Всеволожск, что в 40 километрах от Северной столицы. Ранее это был небольшой районный центр, а ныне – наподобие Рублевки: много особняков, коттеджей знаменитостей шоу-бизнеса и крупных бизнесменов.
На подъезде к Всеволожску начинается отсчет «Дороги жизни» – у ладожской трассы установлен бетонный столб с высеченными на нем серпом и молотом и цифрой «1». Проезжаем населенные пункты Корнево, Пробу, впереди – Рахья, нынешний центр муниципального образования, куда территориально входят интересующие нас поселения Ваганово, Ириновка, Борисова Грива и другие.
Встречаемся в Рахье с ожидавшими нас по предварительной договоренности журналистами – краеведом-поисковиком, завотделом культуры газеты «Всеволожские вести» Людмилой Однобоковой и председателем совета ветеранов Рахьинского района Станиславом Пирначом. Договариваемся о маршруте дальнейшего движения.
Первым делом направляемся к братскому захоронению вблизи Рахьи. Скромный обелиск, ухоженная территория, цветник, венки…
Сделав небольшое углубление у подножия березы рядом с памятником, прячу в ней записку с мусульманской молитвой и присыпаю ее землей с малой родины – дань памяти бесследно канувшим в небытие в этих местах родным. Этот ритуал мы проделываем впоследствии еще на нескольких захоронениях, а также на том месте, где стоял
Искали долю лучшую…
В 1940 году Тямаевы переселилась из села Нижний Нурлат Октябрьского (ныне Нурлатского) района на торфоразработки вблизи Борисовой Гривы в Приладожье. При этом семья воспользовалась льготами государственной программы освоения пустующих земель.
С той предгрозовой поры минуло 74 года. Единственным напоминанием о родных остается почтовая карточка, датированная 25 октября 1941 года, в которой дедушка кратко сообщает о житье-бытье Тямаевых. По словам деда, все здоровы, подробно перечисляет близких, кому он передает привет, и вопрошает об оставшемся на родине старшем сыне: «Где Минхарис? Напишите его адрес».
- Поисковики отмечают, что с появлением Интернета и более широкого доступа ко многим ранее закрытым архивам начался настоящий бум поиска соотечественниками своих родственников, без вести пропавших в годы Великой Отечественной войны
Минхарис на момент переселения семьи оставался на родине, продолжал по окончании восьми классов обучение в фабрично-заводском училище. Затем ушел в армию.
А вскоре грянул 1941‑й. Так и осталась большая семья навсегда по разные стороны войны…
Конечно, сразу по возвращении к мирной жизни мой свекор Минхарис-абый вопреки очевидному, но все-таки неподтвержденному факту гибели родителей, братьев и сестры под Ленинградом начал их поиски. Затем поиск продолжили мы, его дети, внуки. Это и понятно – человеку свойственно надеяться до последнего.
На истертом бланке почтовой карточки – невнятный обратный адрес. Помогли точно установить его сотрудники татарстанской Книги Памяти: Ленинградская область, Всеволожский район, Борисово-Гривский сельский совет, поселок №16, барак №5. Они же снабдили подробной картой и схемой местности, обнадежив: родственники жили практически на самой «Дороге жизни», а потому могли быть спасены. Так, уже в начале 2000-х годов у нас вновь появилась надежда на то, чтобы хоть
Забегая вперед, скажу, что ныне на месте поселка №16 – живописная глушь, чье-то частное владение. Последние жители поселка были переселены в Рахью в конце шестидесятых годов.
Надежду дарят поисковики
Между тем началом блокады Ленинграда официально считается 8 сентября 1941 года. Сопоставив эту дату со сведениями на почтовой карточке, осознаешь, что наши родственники на тот момент уже находились в блокаде. Хотя, видимо, мирное течение жизни по инерции как бы продолжалось, в хаосе обстоятельств все еще занимались повседневными делами и заботами. Однако, как свидетельствует хроника дальнейших событий на плацдарме Ленинградского и Волховского фронтов, уже вскоре блокадникам предстояли жесточайшие испытания…
Не суждено было, видно, дожить до ближайшей зимы и нашим родственникам. С одной стороны, это подтверждалось свидетельствами родственницы, Нафисы Тямаевой, которая в 1940 году уезжала по вербовке вместе со всей семьей, но сумела каким-то чудом вырваться из блокадного ада, добраться до родной деревни. Она рассказывала: «Когда нам объявили об эвакуации, Насыбуллы-абыя не было дома. Вместе с другими мужчинами он работал на лесозаготовках. Нас стали грузить в эшелоны, в это время налетели немецкие самолеты, началась бомбежка. Поднялась паника, все смешалось – живые люди, погибшие, домашний скарб. Я думаю, Зиннат-апа с детьми там и погибла».
Но ведь хоть
Надежду вновь подарили поисковики. Людмила Однобокова рассказала невероятную историю о том, как ей удалось по одному только родному имени разыскать на Алтае блокадника-детдомовца. Его звали Эдуард, а вот фамилия у него была чужая. Но дотошность, четкость, с какой оформлялись документы той поры, позволили Людмиле точно установить личность человека, вернуть его родным из небытия. А вдруг получится и у нас!
Людмила отмечает, что с появлением Интернета и более широкого доступа ко многим ранее закрытым архивам начался настоящий бум поиска нашими соотечественниками своих родственников, без вести пропавших в годы Великой Отечественной войны. Ей самой, к примеру, удалось разыскать данные на трех из четверых близких, считавшихся пропавшими или место захоронения которых ранее было не установлено. Один из них, между прочим, оказался Героем Советского Союза!
На 45-м километре «Дороги жизни»
Памятник «Разорванное кольцо» установлен на живописном побережье Ладоги. Озеро в этом месте радует взор своей тихой гладью, возникающей в просветах прибрежного редколесья.
Позади 44-й километр трассы. Музей «Дорога жизни» в своей скромной простоте венчает последний, 45-й километр магистрали… Выжившая в блокаду писательница Ольга Берггольц в своей «Ленинградской поэме» выразила оголенную, как нерв, суть ледовой переправы:
Дорогой жизни шел к нам хлеб,
дорогой дружбы многих к многим.
Еще не знают на земле
страшней и радостней дороги…
За годы блокады, по разным оценкам, погибли от 300 тысяч до 1,5 миллиона ленинградцев. Причем лишь три процента погибли от бомбежек и артобстрелов. Остальные – от страха, холода и голода.
А вот эвакуировано из города на Неве было около 540 тысяч человек. Сколько по «Дороге жизни» – точной цифры нет по сей день. Неслучайно, где бы ни начинался поиск сражавшихся и павших за Ленинград, а также блокадников, он неизбежно приводит в этот музей на 45-м километре «Дороги жизни». Сотни и тысячи погибших, военных и гражданских, преданы земле на вечное упокоение на прилегающих к Ладоге территориях в многочисленных братских могилах.
Одно из таких захоронений – мемориал «Красная стена». Здесь погребены в основном женщины-саперы, санитарки, связистки, а вместе с ними и блокадники-ленинградцы, среди которых – лесозаготовители. Наши провожатые рассказывают, что из женщин и детей создавались целые бригады, которые собирали «продукты» леса. Хвойным настоем отпаивали ослабевших раненых в госпиталях и блокадников на эвакопунктах.
В поселке Ириновка местная жительница Вера Орленок, которой во время блокады было четыре года, поделилась с нами воспоминаниями о том жутком времени.
- Эвакуировано из города на Неве было около 540 тысяч человек. Сколько по «Дороге жизни» – точной цифры нет по сей день. Неслучайно, где бы ни начинался поиск сражавшихся и павших за Ленинград, а также блокадников, он неизбежно приводит в музей «Дорога жизни»
– По рассказам старших, у нас здесь бомбежки не было, бомбили в Невской Дубровке, – ведет неспешное повествование Вера Ивановна. – Недалеко от нашего дома стояли орудия, и они отсюда вели обстрел территорий, занятых врагом. Грохот этих пушек я до сих пор помню, было страшно. У нас дом сотрясался, однажды стекла вылетели, такая сплошная канонада стояла.
Станислав Пирнач, когда речь заходит об эвакуации, приводит со слов очевидцев тех событий леденящие сознание факты.
К примеру, приходит эшелон с блокадниками из Ленинграда. Двери вагонов открываются, а там – половина погибших. Тела мертвых выгружают на землю, ставят для охраны солдат с автоматами, чтобы не допустить каннибализма. По весне, как только земля чуть прогревалась, выкапывали одну общую большую яму и укладывали туда эти тела. И если по захоронениям военных учет худо-бедно велся, то подсчетами погребенных гражданских лиц никто не занимался. Никто не устанавливал их имен и фамилий.
В самой Борисовой Гриве был крупный эвакопункт. Здесь блокадников снимали с эшелонов, кормили кашей, затем грузили в машины и везли на Ладожскую ледовую переправу. Но многие, уже вырвавшись из Ленинграда, обессиленные, истощенные, замертво падали на ходу буквально в двух шагах от спасения.
В числе обреченных
Вот и экспонаты музея «Дорога жизни» с потрясающей силой воздействия рассказывают о героическом стоянии единственной дороги, которая зимами 1941–42 и 1942–43 годов связывала осажденный Ленинград с Большой землей.
Директор музея Александр Войцеховский, военный в отставке, подвижник, поисковик-энтузиаст, узнав о цели нашего приезда, показал документальные свидетельства о жизни и гибели мирного населения в блокаду на прилегающих к Ладоге территориях. Войцеховского по праву можно считать энциклопедистом «Дороги жизни».
Он рассказывает:
– Официально массовая эвакуация мирного населения из кольца блокады по «Дороге жизни» началась только 20 января 1941 года. До этой даты самолетами, по железной дороге эвакуировали в основном специалистов, заводских рабочих. Лишь некоторые рядовые жители (как указывалось в документах, самовольно) покидали осажденную территорию. Никакого учета не было.
Как только лед встал, на Ладоге были созданы погранзаставы. Сотни людей пытались прорваться на тот берег. Не доходили, замерзали. Стоял лютый мороз, на Ладоге на новый 1942 год он доходил до минус 50 градусов по Цельсию. Ледовая дорога постоянно обстреливалась фашистами, ее бомбили с самолетов. Бывало и такое: на колонны машин с мирным грузом, с ранеными немцы сбрасывали железнодорожные шпалы. Это была поистине чудовищная картина истребления людей! – утверждает Александр Бронеславович.
Предположение о том, что Насыбулла Тямаев, как не подлежавший по возрасту к отправке на фронт, был направлен на обязательные для всего мужского населения Приладожья лесозаготовки, получило из его уст еще одно подтверждение.
По словам Александра Войцеховского, лес, вывозимый отсюда, стал единственным источником топлива для Ленинграда. Заготавливали его день и ночь напролет, не прекращая работы под самыми жестокими бомбежками и обстрелами. В условиях непрерывных боев и лишений лишь единицам из общего числа лесозаготовителей суждено было выжить…
Выходит, в числе обреченных оказался и наш дедушка…
Радуга над Ладогой
По истечении семидесяти лет «Дорога жизни» остается живым напоминанием об одной из самых жестоких страниц Второй мировой войны. В самом музее и на его территории собрана уникальная в своем роде коллекция блокадного периода.
Усилиями подводников-энтузиастов продолжаются работы по обследованию дна Ладоги. Как сообщил Александр Войцеховский, найдено 102 крупных объекта. Экспонатов в хранилище все больше, а его возможностей остро не хватает. И вся надежда тут – на новое помещение для сильно обветшавшего музейного комплекса. Его сотрудники связывают будущее экспозиции с министром обороны РФ Сергеем Шойгу, который обещал не оставлять без поддержки этот единственное в своем роде собрание.
…Последний пункт поклонения памяти погибшей семьи Тямаевых – берег Ладоги. Поразил миг, когда нас, подошедших к самой кромке озера, чтобы бросить в волны горсть привезенной из Татарстана земли, вдруг окатил мгновенно начавшийся дождь. Он столь же внезапно прекратился. В ту же секунду высоко над Ладогой воспарила двойная радуга – такой силы яркости, какую и в зените лета редко увидишь.
Что это? Может быть, знак от наших погибших родных?
Расставались мы с нашими новыми знакомыми добрыми друзьями. Эти люди за одну короткую поездку стали для нас по-настоящему родными! Получится ли еще раз свидеться? Неизвестно.
Низкий им поклон!
Дания ТЯМАЕВА,
Казань – Ленинградская область