Говоря об опасных профессиях, мы без труда назовем их с десяток, но едва ли в этот перечень сразу попадут врачи. Между тем испокон веков врач одним из первых сталкивался с самыми опасными инфекциями - от средневековой чумы до нынешнего ВИЧ. Согласно статистическим данным США, продолжительность жизни хирургов на пять лет меньше, нежели средняя по стране. Подобной статистики по России пока нет, но вряд ли у нас ситуация иная. Так что же получается - о нашем здоровье заботятся люди, которые не в состоянии себя вылечить? С этого вопроса началась наша беседа с главным врачом республики - министром здравоохранения Татарстана Айратом Фарраховым.
- Да, врачей-долгожителей действительно немного, - соглашается он. - И в этом нет никакой загадки. Просто врачи занимаются очень тяжелой работой. Сегодня у медиков есть возможность защитить себя от заражения во время контакта с больным, но защититься эмоционально очень непросто: изо дня в день видеть страдания пациентов невероятно тяжело. А врач не просто сострадает, он должен помочь. Ошибка порой равна гибели, и даже если доктор сделал все максимально точно, но подвела какая-то иная причина, например, тромбоэмболия после удачно проведенной операции, он все равно будет винить себя.
Знаменитый американский кардиохирург Майкл Дебейки, бывавший в Татарстане, говорил: "Я всегда сомневался и никогда на сто процентов не был уверен, что принимаю единственно правильное решение". Вслед за ним эти слова могли бы повторить очень многие. Как вы думаете - такое "самоедство" благотворно сказывается на здоровье врача? Дебейки, конечно, в этом смысле уникален, он прожил без малого сто лет...
- А правда, что свой диплом с отличием по окончании Казанского мединститута вы получили из рук этого легендарного американского хирурга?
- Правда, и для меня это было большой честью. Кстати, тогда приехавшего в Казань Майкла Дебейки сопровождал еще не очень известный, но уже профессор Ринат Акчурин.
Но вернемся к нашему разговору. Для постановки точного диагноза любой врач советует пациенту обратиться к еще одному специалисту. В спорных случаях проводят консилиумы с участием пяти-шести опытных врачей. Причем лечащему доктору это нужно не меньше, чем больному. Так что тонкая нить в руках врача, разделяющая порой жизнь и смерть, режет его душу сильнее ножа. Как правило, к сорока годам специалисты, особенно те, кто работает в экстремальных условиях - врачи "скорой", реанимационных отделений, хирурги, - нуждаются в серьезной психологической помощи. Сказывается так называемый синдром внутреннего выгорания.
С другой стороны, наши врачи работают очень долго, ведь на небольшую пенсию, обусловленную их зарплатой, трудно поддерживать достойный образ жизни. Между тем в Германии существует закон: после шестидесяти хирург не имеет права оперировать в государственной клинике. И вы знаете, люди с удовольствием уходят на отдых. Может, это не всегда оправданно, зато обеспечивает своевременный приход молодежи. В большинстве развитых стран даже серьезные медицинские специалисты, отработав положенный срок, окончательно расстаются с официальной медицинской деятельностью.
- А как же постулат "поделись своим опытом с молодыми"?
- Безусловно, опыт хорошего специалиста весьма ценен. Но важно добиться, чтобы уход одного врача не означал утери методики, технологии. В медицине вообще очень важна системность и методичность.
- Так просто заменить легендарного хирурга хорошо обученной посредственностью?
- Хорошо обученный врач не может быть посредственностью. К тому же сегодняшний уровень медицинской диагностики позволяет выявить болезнь на самом раннем этапе и применить нужный - разработанный и доказанный - стандарт. Вы поймите: сегодня медицина - не творчество. Чем больше она знает, тем меньше права на ошибку ей полагается.
Сейчас практически на каждое заболевание прописан четкий стандарт лечения, основанный на данных самого высокого уровня доказательности. Поясню. Личный опыт врача - это самый низкий уровень, высокий же складывается из успешных вариантов лечения в разных точках мира. И беда обычно происходит оттого, что врач не придерживается стандарта.
Конечно, необходимы и профессиональные знания, и опыт, и навыки. Да и стандарты в медицине постоянно пополняются, только новых лекарств ежегодно появляется около сотни. Интуиция, безусловно, ценна для врача, головой думать тоже нужно, ведь из внушительного ряда лекарств и процедур, расписанных в стандарте, врач выбирает наиболее подходящие в каждом отдельном случае. Но экспериментировать в практике нельзя.
- От врачей со стажем не раз приходилось слышать, что сегодня медицинское образование стало, мягко скажем, более поверхностным. Например, один мой знакомый рассказывал, что изучая курс заболеваний легких, они в течение полугода слушали различные хрипы... с грампластинок, а потом еще полгода - прослушивая больных в стационаре. Сегодня группа студентов в больнице - редкость. Где еще изучать болезни, как не на живом примере?
- А вы согласитесь стать "живым примером" для обучения подрастающего поколения врачей? И все-таки есть, в конце концов, этические принципы, есть и права пациента.
Я свой первый укол сделал в Казанском кардиодиспансере. Учился на третьем курсе, проходил практику, помогая медсестре. Бабушка-пациентка великодушно согласилась, чтобы инъекцию ей сделал начинающий медик. Помню, даже руки тряслись от волнения, однако справился.
Но сегодня такая ситуация невозможна даже теоретически. Сейчас совершенно исключен допуск несертифицированного медика к лечебному процессу - все процедуры может делать лишь человек, который имеет на это право и несет ответственность за свои действия. А для обучения используются муляжи, симуляторы очень высокого качества, максимально приближенные к живому организму. На людях, повторю, не экспериментируют.
А относительно того, что качество обучения стало хуже... Проблема подготовки врачей, безусловно, есть. Постперестроечный период отразился на всем, и особенно больно он ударил по образованию. Материальная база медицинских образовательных учреждений далека от идеальной. Однако наш медуниверситет пользуется популярностью, и учиться сюда едут не только из России.
- А те, у кого денег побольше, выбирают лучшие вузы Европы. Кто прав?
- Наша школа не уступает зарубежной. А вот ее материальная база... Тут нам есть над чем работать. Да и стиль обучения наших врачей давно не реформировался, можно кое-что позаимствовать и у американцев, и у немцев. Эти вопросы ждут изучения и внедрения.
Подготовка врача, особенно практика, у нас занимает шесть-семь лет, а вот за рубежом - не менее десяти. И человек, получивший медицинское образование, например, в Америке, имеет огромные долги. Но это компенсируется хорошей зарплатой в дальнейшем и сразу - повышением общественного статуса. Думаю, мы тоже к этому идем.
- Престиж определяется зарплатой...
- Увы. Сегодня нам удалось добиться того, чтобы врачи, выполняющие высокотехнологичные операции, получали неплохое вознаграждение за свой труд. Но Россия - развивающаяся страна, мы вступаем в стадию модернизации здравоохранения, что приведет к существенному повышению заработной платы медиков. Мы всего этого с нетерпением ждем.
Сейчас в Татарстане ситуация с кадрами для здравоохранения несколько лучше, чем в среднем по России. Однако и у нас немало вакансий. Не хватает врачей во фтизиатрии, психиатрии, наркологии. С этим во многом связаны проблемы, которые есть сейчас в учреждениях этого профиля. А ведь число выпускников медвузов меньше не становится. Многие из них выбирают для себя иную профессию или уходят в коммерческие структуры.
- Какую ценность для платной клиники может представлять собой вчерашний выпускник?
- Если в нем нет гениальных задатков или он не сын директора, то, конечно, особенно никакой. Такие структуры предпочитают врачей с именем или, во всяком случае, с опытом. Но медиков и там не хватает! Сейчас мы активно поддерживаем частную медицину. Я уверен, что со временем частные медицинские центры смогут выполнять часть функций государственных, получая определенный госзаказ. Сейчас в республике около полутора тысяч частных медицинских учреждений, и каждый год выдается около четырехсот лицензий на частную практику. И если мы не начнем повышать зарплату в государственных клиниках, то лучшие специалисты уйдут к частнику. Или займутся совместительством, что тоже не есть хорошо: врач не должен работать с перегрузкой.
Похожая ситуация недавно сложилась в Турции. Поначалу государство не могло иметь хорошей налоговой базы, тратить большие средства на здравоохранение и вынуждено было разрешить врачам подрабатывать в частных клиниках. Это позволило сохранить кадровый состав врачей - они не ушли. Но как только государство встало на ноги и занялось здравоохранением, был издан закон, который позволял работать либо только в государственной, либо только в частной клинике.
- И врачи ушли в частные клиники?
- Ничего подобного! К тому времени ситуация изменилась. И сегодня частная медицина Турции больше ориентирована на медицинский туризм. Многие приезжают из Германии, Швейцарии - в Турции нет очередей, и лечиться гораздо дешевле.
- Мы тоже ориентируемся на медицинский туризм в ближайшем будущем? У нас ведь очень неплохая медицинская база...
- У нас прекрасная медицинская база и замечательные врачи.
- Так почему мы еще не центр медицинского туризма?
- К сожалению, наши люди, которые могли бы получать прекрасное лечение здесь, предпочитают тратить бешеные деньги за границей. В общем, нет пророка в своем отечестве... А вот люди из других субъектов Федерации уже интересуются нашей медициной. Например, Больница скорой медицинской помощи Набережных Челнов - сегодня ведущее учреждение региона - востребована жителями других республик и областей России. Татарстанский ядерный онкологический центр предоставляет такие методы лечения, которые наши соседи освоят еще нескоро. Строится крупнейший в России частный перинатальный центр, центр экстракорпорального оплодотворения. Уже сегодня из Москвы в Татарстан многие едут, например, лечить зубы.
- Если у нас такая хорошая медицинская школа, то зачем мы отправляем своих медиков учиться за рубеж? Ведь только в прошлом году 160 врачей побывали в клиниках Израиля...
- Я впервые оказался в германской клинике еще будучи практикующим врачом. И первое, что отметил для себя, - их высокую производительность труда, высокий уровень исполнения всех технологий. Вот организации лечебного процесса нам нужно учиться, а не приходить к тому же результату спустя годы методом проб и ошибок.
Но и наше здравоохранение движется вперед, возможностей становится все больше. Если два года назад мы делали несколько пересадок почки и единичные операции на сердце, то сегодня их уже сотни, а завтра будет еще больше. Опять же без хвастовства могу сказать, что республиканские клиники сегодня - в числе лучших в России. Мы в стадии роста, и, поверьте, все будет хорошо.
- Вы такой неисправимый оптимист?
- Надо радоваться тому, что есть и, как бы это банально ни звучало, постоянно совершенствоваться.
- Хотели бы, чтобы ваши дети пошли в медицину?
- Пока не думал об этом, до выбора профессии детям еще далеко: старшему тринадцать, а двое младших еще под стол пешком, как говорится, ходят. Так что моя ближайшая задача - дать им достойное общее образование. Конечно, я мог бы помочь им в своей отрасли больше, нежели в любой другой. Не улыбайтесь, я не о протекциях и проталкиваниях, а о знаниях и опыте, которыми мог бы поделиться. А вот супруга, она у меня тоже врач, категорически против продолжения докторской династии. Время покажет.
- У вас во сколько лет появилось желание стать врачом?
- По-моему, я с ним родился. У меня и выбора-то особого не было: мама - врач, тетя - врач, больница для меня с детства - дом родной. Кем еще я мог хотеть стать? Мама, правда, предлагала мне стать инженером, но мне почему-то не захотелось.
- По практической работе скучаете? Вы же хирург, и, говорят, неплохой...
- Наверное, скучаю. Все мы любим получать хороший результат, а индивидуальный успех всегда заметнее. Тогда как в коллективном труде, где я задействован сегодня, трудно вычленить свою долю успеха, да и ждать его приходится дольше. Зато такая работа отнимает много времени, не оставляя места для скуки.
