Главное дело на войне - бой. А вершина боя, его кульминация - атака. Пожалуй, именно в этих нескольких десятках минут, на пространстве в какие-нибудь десятки или сотни метров сосредоточены весь неимоверный груз войны, ее зловещая сущность.
Пехотная атака - она и в знаменитом на весь мир сражении, и в бою "местного значения" за высотку или хуторок в степи - все та же атака. Только и разница, что артиллерийская поддержка в последнем случае пожиже, наград выделяют скупее и не издает благодарственных приказов товарищ Сталин по случаю успеха.
А между тем, если подсчитать, то наибольшая доля солдатской крови за войну пролита, наверное, именно в этих боях "незнаменитых". Теперь участников пехотных атак остались единицы. Своими воспоминаниями они делятся неохотно. О чем вспоминать-то? Обычное солдатское дело.
В других армиях (в том числе и немецкой) был специальный знак участника атаки, очень почетный, кстати. У нас его не было. Солдатская кровь невысоко ценилась.
Я был артиллеристом. Хотя и пехотной артиллерии (официально она называлась войсковой), обязанной, как говорилось тогда, "поддерживать пехоту огнем и колесами". Непосредственно в атаке не участвовал, но видел ее вблизи и в какой-то мере ощутил на себе ее смертельную тяжесть. Думаю, что имею право рассказать о ней, какой она запомнилась истинным пехотинцам - главным труженикам войны.
Страх и трепет
По всему видно - идут последние дни нашей затянувшейся обороны. Соседние фронты уже наступают. Значит, и наша очередь подходит.
Последними о предстоящей атаке узнают в роте. Иногда за пару часов. А готовят наступление долго. Особенно, если оно крупное. При этом в глубокой тайне. Штабы планируют, составляют множество документов, командиры разных уровней согласовывают свои действия по этапам будущего боя. В роте о том, конечно, не знают и не должны знать. Хотя по разным признакам догадываются. В большем количестве, чем обычно, прибывает пополнение. Земляки-артиллеристы доверительно рассказывают, что подвезли им необычно много снарядов. А в дивизионной газетке что-то стали много писать об... обороне.
Решающего часа ждут с чувством смешанным. С одной стороны, без наступления, понятное дело, врага не одолеешь, а значит, и войну не окончишь. А с другой - в наступлении и потери будут куда больше, чем в спокойной обоюдной обороне. К тому же и покидать обжитые блиндажи придется, нарушить враз какой-никакой фронтовой быт и на многие дни выходить в чистое поле, еще хуже - если зимой. Для молодых ребят наступление - все же дело интересное, что ни говори, почти приключение. Да и надоело до чертиков "крепить оборону" в бесконечных изнурительных окопных работах, смысла которых не видишь. Кто постарше да опытней, больше о неизбежных опасностях задумывается. К командиру своему присматривается - каков он будет в деле? Известно ведь - после первой же атаки ладно еще, коль половина роты уцелеет. И от командира здесь немало зависит.
Обычно атака назначалась на раннее утро, чтобы запаса светлого времени на бой хватило. Ночь накануне проходит во множестве забот. Получают патроны, ручные и противотанковые гранаты, сухой паек... Нужно оружие проверить и повыбрасывать всякое излишнее в бою барахло из вещмешка - в атаке каждый лишний килограмм пудом обернется. На письмо "перед боем" времени не хватает, да и что напишешь, если через пару часов тебя, может быть, и в живых не будет, а письмо от покойника придет...
У ротного свои заботы. Чтобы все враз из окопа выскочили - друг дружку огнем прикрывали. С комбатом связь не потерять. Не заплутаться на незнакомой местности. А главное - не залегли бы бойцы под огнем, не достигнув вражеских позиций. Во второй раз поднимать будет трудно.
Приходит замполит батальона, а то и из полка политическое начальство. Те больше о морально-боевом духе заботятся. Кому, например, "За Родину, за Сталина!" перед броском кричать для воодушевления. Иногда перед большим наступлением объявляется приказ-обращение военного совета. Во вторых эшелонах и на огневых позициях артиллерии проводят даже что-то подобное митингу. Главным образом для того, чтобы можно было потом доложить в политдонесении о высоком морально-политическом духе бойцов и "проделанной работе".
В роте на переднем крае об этом не может быть и речи. Здесь важнее, чтобы вовремя был доставлен завтрак, а с ним - и непременные в этом случае "сто грамм". В обороне водочное довольствие не всегда выдавалось. Перед атакой без этого средства воодушевления не обходилось. Правда, старшие по возрасту бойцы часто воздерживались - известно ведь, что для солдата под хмельком опасности в бою больше, чем для трезвого. Ну, а молодежь обычно с этими соображениями "отцов" мало считалась.
Трудно быть "богом войны"
Перед самой атакой - артиллерийская подготовка. Иногда подлиннее, а когда и одним артиллерийским налетом ограничится. Артиллерии, в общем-то, хватало, а вот снарядов чаще всего - в обрез (если не в "историческом" сражении, где на боеприпасы не скупились). Артиллерийскую подготовку во вторую половину войны было принято начинать залпом "катюш". Им же и завершать. Впечатление, конечно, сильное. Было в этом что-то даже торжественное, праздничное. Только то плохо, что иной раз часть залпа приходилась по нашему переднему краю. Объясняли этот казус "законом рассеивания". Научный факт - ничего не поделаешь.
В назначенное время где-то в стороне командного пункта батальона взвиваются сигнальные ракеты. Значит, пора, ребята! Вперед, в атаку!
Используя подготовленные заранее "штурмовые" уступы" в крутостях окопа бойцы выскакивают в чистое поле. Навстречу пулеметному огню противника, плотным разрывам мин, заградительному огню артиллерии, запрятанным противопехотным минам-прыгунам. Все против него, солдата. Оказывается, даже при сильной артподготовке остаются непораженные огневые точки противника. А каждый сохранившийся пулемет становится грозной опасностью. Надежда - на артиллеристов, прежде всего, на своих батальонных и полковых. Они ведут огонь прямой наводкой с заранее занятых чуть позади исходного рубежа позиций, а потом перетаскивают свои "сорокапятки" почти вровень с первой линией атакующих.
Часто рядом с ними перемещаются и более тяжелые пушки дивизионной артиллерии - 76-миллиметровые орудия, известные как "Зис-3". Хорошо еще, коли сухо, а если в грязь или зимой... Им, артиллеристам, опасность грозит ничуть не меньше, чем пехоте. К тому же не укроешься под огнем. Стрелять надо.
Ох, трудно быть "богом войны"!
Шипят вокруг мины маленьких ротных минометов. Их у немцев до черта. Сама мина крохотная - всего пять сантиметров в поперечнике. Да их целый рой! В открытом поле чем от них прикрыться? Рвутся вокруг мины и потяжелее.
Вперед, вперед, вперед... Не нужны никакие призывы и лозунги. Лишь бы достичь первой траншеи противника. Что там ждет? Да не все ли равно. Только бы закончилось это бесконечное поле атаки, этот сумасшедший бег среди торжествующей вокруг смерти!
Иногда атака заканчивалась рукопашной схваткой в первой траншее. Чаще противник заранее перемещался по ходам сообщения на тыловые позиции, и тогда его снова приходилось атаковать. Если немцам угрожает окружение, продержавшись до ночи, они отойдут в глубину своей обороны, а мы перейдем к преследованию. Впрочем, от "волка" (так мы под конец войны стали называть меж собой врага) всего можно ожидать. Умеет, сволочь, воевать. Особенно опасен в неожиданной контратаке.
Не всегда наша атака завершалась успехом. Тогда ее повторяли. Иногда неоднократно, бывало, и в течение нескольких дней. Каждый раз - со все большими потерями.
"...И к исходу дня овладеть"
Говорят: жизнь прожить - не поле перейти. А в это поле - поле боя при атаке, считай, вся жизнь уложится. Зловещую картину представляет собой оно после того, как прошли его пехотинцы.
Раненых все-таки удавалось отправлять в тыл. До убитых очередь дойдет позже. Повсюду - брошенные в горячке атаки вещмешки, даже шинели попадаются и винтовки. В начале войны - противогазы. Потом их стали возить в ротной повозке или батальонном обозе. На случай химической войны.
И сплошь, как оспины, следы разрывов мин - выкошенные осколками проплешины. Знак смерти. Просто дивишься, как мог кто-то выжить здесь...
И вот уже исход дня. Тот самый, о котором в боевом приказе, полученном утром, сказано: "... И к исходу дня овладеть рубежом..."
Исход дня... В строевой части полка снимают с довольствия убитых и раненых, печатают на раздрызганной машинке стандартные тексты похоронок: "...верный долгу... погиб смертью храбрых..." На кого-то заполняют бланки наградных листов, называемых почему-то по-старинному - "реляциями".
Телефонные провода забиты докладами командиров батальонов. Один куда-то "вышел", другой чего-то "достиг", третий за что-то "зацепился"... И уже тянется по обочинам дорог в батальоны пополнение. Скрипят перегруженные снарядными ящиками повозки. Разбрасывая по дороге раскаленные угли, разыскивают свои роты батальонные кухни.
Затурканный и немцами, и своим начальством, ротный придумывает, что бы написать в боевом донесении, подсчитывает, сколько осталось у него "славян", "цинков" с патронами, надеясь про себя, что немец ночью уйдет все-таки сам.
А в штабе готовят новый приказ с теми же привычными словами: "...И к исходу дня овладеть..."
