
Из истории пестречинского села Тогашево
19 января 2015 года стало знаменательной датой для села Тогашево Пестречинского района. В этот день исполнилось 120 лет со дня кончины прихожанина местной церкви, подвижника христианского благочестия Федота Карповича. Его доброе влияние на людей, засвидетельствованное в воспоминаниях современников, живо и в делах его потомков – Андрея Гурьевича и Виктора Андреевича Лошадкиных (на снимках внизу). О них троих – нынешний рассказ.
Сказ о народном целителе
«Мне было четырнадцать лет, когда 6 января 1895 года в деревне Арышхазда Кулаевской волости Казанской губернии на семидесятом году от роду умер крестьянин Федот Карпович Федотов. Многое можно писать о нем. Но главное в том, что в крепостные времена Федот Карпович мог получить знания из книг и делился ими с окружающей его крестьянской средой. Он мог морально влиять на нравственный облик крестьян и сдерживать их от разных порочных проявлений. А это говорит о его высоких нравственных качествах. Свой дух он поднял очень высоко», – так начинает воспоминания о своем двоюрдном деде Андрей Гурьевич Лошадкин, поднявший свою жизнь тоже весьма высоко. Крестьянский сын, получивший два высших образования – художественное в Казани и агрономическое в Санкт-Петербурге, он пал жертвой сталинских репрессий.
Этот «Рассказ о Федоте Карповиче, божьем человеке, народном целителе» он записал, находясь в свияжской тюрьме в начале 1940-х годов. А сохранил воспоминания сын Андрея Гурьевича – Виктор Андреевич – наш современник, ветеран завода «Электроприбор», в свои нынешние 88 лет всецело поглощенный продолжением дел своих предков.
«Весть о смерти Федота Карповича быстро разнеслась по окрестным деревням и селам, и масса народа собрались на его погребение, так что Тогашевская церковь едва могла вместить всех желавших отдать последний долг почившему. Федот Карпович пользовался большим уважением среди крестьянского населения не только ближайших к Арышхазде сел и деревень, но и верст на сто в окружности, и влияние его на крестьян было весьма благотворно, потому что личность такого человека не может не быть интересна», – напишет в 1900 году арышхаздинская помещица В.Корсакова.

Федот Карпович был одарен духовно, а открылось это, вероятно, благодаря набожной матери, у которой даже иногда собирались крестьяне для совместных молитв. Грамоту же он решил постигать по собственному устремлению посредством тогашевского дьячка. По праздникам после литургии он заходил к нему ответить урок, а вернувшись домой, не шел играть с однолетками, но садился учить заданное дальше. В 18 лет его обвенчали против собственной воли с умной и бойкой девушкой, с которой он перенес потом много горя, так как решил посвятить себя Богу.
«Его современники – сверстники по возрасту – плохо помнят его, так как он с ними почти не бывал. А старые люди того времени помнят его больше, так как он с ними больше проводил времени и рассказывал им из прочитанного. Говорил он не торопясь, плавно и понятно. Читать до того любил, что, едучи на лошади в поле, он смотрел в книгу. На пашне, давая отдохнуть лошади, он вынимал книгу и читал. Без книги он никогда не выходил.
Выйдя на волю после крепостного права, Федот Карпович стал, как и все крестьяне, работать на себя. Работал не спеша, ни себя не утомляя, ни лошадь, а тем паче детей. Шло у него все своим чередом. В их дому не слышно было ни ссоры, ни брани, одни только веселые голоса детей нарушали тишину жилища. Да и то, когда не было дома тятеньки, так дети звали Федота Карповича. А при нем веселого смеха уже не слышно было, так как дети считались с отдыхом Федота Карповича и вели себя как взрослые. (…)
После того, как Федот Карпович женил младшего сына, он попросил у общества одно неудобное место между двух оврагов, которое ему и дали. Он одну из своих холодных амбарушек перенес на этот бугор и поставил небольшую хибарку, где и поселился жить, оставив семью жить своей жизнью.
Будучи по своим годам еще средних лет, Федот Карпович весь отдался иной жизни. Его редко кто видел в будни, да и то только в воскресенье и праздничные дни в церкви. Обыкновенно Федот Карпович вставал в уголок, чтобы никому не мешать, да и ему чтоб не мешали. По сторонам он не смотрел, а слушал церковное пение и служение и по-своему молился. Ходил он всегда к утрени.
А после утреннего служения в перерыве перед обедней, если было тепло, сидел в ограде и рассказывал слушателям про жизнь и страдания святых угодников. Если это было зимой или осенью, то в церковной сторожке. Не то память у него была богатая, не то он много читал, но только рассказывал он интересно, и слушать его хотелось. (…)
К нему стали ходить старые люди на совместную молитву. Стали подражать ему, перестали пить вино, есть мясо, перестали ругаться нецензурными словами и начали вести себя более сдержанно. Так пример его стал поучителен», – вспоминает Андрей Гурьевич.
Отдушиной стал труд
Виктору Андреевичу, по его собственному признанию, семейная жизнь тоже не принесла много радости. Его свадьбу с любимой девушкой, с которой его в младенчестве крестили в одной купели, расстроили домашние, чтобы не лишиться кормильца. Сыграло роль и клеймо сына «врага народа», из-за которого его жизнь находилась под пристальным вниманием органов. Понимая, что в любой момент его могли арестовать, Виктор Андреевич решил не подставлять дорогого человека и не стал настаивать на свадьбе, о чем, конечно, потом долго жалел.
Статус политически неблагонадежного не позволил получить и высшего образования. Позже, когда ему было уже за тридцать, его познакомили с другой девушкой, он женился, родились двое сыновей, когда жена вдруг неожиданно сошла с ума и прожила в таком состоянии 27 лет.
Много пришлось перенести за эти годы Виктору Андреевичу. Отдушиной в испытаниях стал многолетний труд на заводе, где он освоил почти все рабочие специальности.
Как и его прадед, Лошадкин не только не пропускал ни одной церковной службы, но и старался послужить церкви чем мог. Как первоклассный заводской мастер, он изготавливал в дар открывающимся после перестройки приходам церковную утварь и даже купола с крестами, участвовал трудом и рублем в строительстве. А деньги на благотворительность приносили пчелы, которых Виктор Андреевич разводит в центре Казани вот уже более шести десятков лет.
Художник в нем не умер
В этой тяге к неутомимому творческому труду Виктор Андреевич видит влияние отца – честного труженика. В своей первой художественной профессии он достиг больших высот – его имя стоит в числе выдающихся выпускников Казанской художественной школы. Переехав для продолжения обучения в Петербург, Андрей Гурьевич, по рассказам, даже удостоился чести написать акварельный портрет Николая II, но потом вынужден был оставить обучение этой профессии как очень затратное и перейти на Высшие сельскохозяйственные курсы. Впоследствии работал вплоть до своей смерти на земле – и при царе, и при коммунистах.
С 1913 года Андрей Гурьевич на службе земского агронома в городе Ямбурге Петроградской губернии. В 1917-м уезжает в Казань, где заведует отделом Казанского губернского продовольственного управления. В 1918 году становится старшим агрономом Пестречинского и Арского кантонов, в 1920-е годы находится на службе агронома-консультанта в Центральном доме крестьянина, много сил отдает организации сельских хозяйств, государственных молочных ферм.
На своем приусадебном участке с 1920 по 1938 год экспериментирует с различными культурами, превращает бесплодное по природным условиям место в цветущую землю. И даже находясь в ГУЛАГе в Свияжске, сажает по своей инициативе фруктовые деревья, кустарник, цветы. Осознавая близость конца, он документирует свой аграрный и художественный опыт в виде учебных пособий, зарисовок по памяти, передает их сыну, чтобы тот их сохранил до лучших времен.
Дорога привела к храму
Время возрождения наступило в середине 1990-х, когда к Виктору Андреевичу обратились жители села Тогашево с просьбой помочь в восстановлении их церкви. Тогда вспомнилось предсказание старца Федота Карповича о том, что тогашевская церковь будет разрушена нечестивцами и потом восстановлена человеком из его рода.
И Лошадкин взялся за этот главный труд своей жизни, к которому его жизнь так долго готовила, укрепляя дух испытаниями, здоровье – физическим трудом и свободой от вредных привычек, а репутацию – верностью своей профессии, благодаря которой Виктор Андреевич получил поддержку родного завода в своей благотворительной деятельности.
Наступило время и для публикаций архива Андрея Гурьевича, выставок его работ. Не забыт и Федот Карпович, о котором Виктор Андреевич собрал брошюру воспоминаний, обустроил его могилу на тогашевском погосте.
Пришло признание и к самому Виктору Андреевичу – появились публикации, награды, круг единомышленников. Его хорошо знают первый и нынешний президенты Татарстана. Во всем этом он видит исключительно дань памяти своим выдающимся предкам. Оставаясь предельно скромным и аскетичным в быту, Лошадкин по-прежнему не может успокоиться, ведь еще столько нужно сделать по тогашевской церкви – не столько уже материального, ведь основные восстановительные работы закончены и церковный быт более-менее налажен, сколько духовного.
Есть надежда, что богатая история церкви и села, в которой есть еще нераскрытые страницы, например, барская усадьба с крепостным театром, привлекут сюда духовно ищущих и творческих людей из города, как оно уже мало-помалу и происходит. Некоторые из них остаются в селе на постоянное жительство, повышая тем самым социально-культурный уровень местного населения.
* * *
Федот Карпович и его замечательные потомки, во многом повторившие его жизненный путь, – живые примеры подвижничества через труд, освященный высокими идеалами служения людям, честности и простоты, чего так не хватает в наше время.
Иван КРАСНОБАЕВ
Фото из архива автора