Всего дважды я жалела, что газета не способна передавать голоса людей, о которых пишу. В первый раз, когда в Елабугу приезжал Евгений Евтушенко и читал свои стихи у памятника Цветаевой, и вот теперь, когда пишу о елабужанке Наталье Александровне Вердеревской. Все-таки редкость сейчас - абсолютно грамотная русская речь с точно выверенными интонациями и паузами, речь живая, образная, четко выражающая мысль. Вердеревскую в шутку называют “достопримечательностью Елабуги”. Она педагог, литературовед, поэтесса, внештатный автор и постоянный читатель нашей газеты. А поводом к написанию статьи послужили 80-летие Натальи Александровны и выход в свет ее третьего сборника стихов под названием “Осень с дыханьем весны”, презентация которого прошла недавно в Елабуге, в библиотеке Серебряного века.
Вообще, я побаиваюсь местечковых поэтов. Часто неловко читать неуклюже срифмованные строчки и неуютно под взглядом, настойчиво ищущим одобрения. К Вердеревской вышесказанное не относится никак. Пишет она мало, “норма” - два-три стихотворения в год, но пустоты в этих строках нет. Ее поэтический голос очень традиционный, в самом хорошем смысле, она не позволяет себе “озоровать” в стихосложении, чувствуя ответственность за каждое написанное слово, говорят ее друзья-поэты. Они, в свою очередь, признают ее абсолютный литературный слух, не терпящий фальши, и многие, прежде чем опубликовать новые стихи, просят Наталью Александровну дать им оценку, которую ждут с волнением, как и ее рецензий на поэтические сборники.
С творчеством Вердеревской до выхода ее третьей книги я была знакома мало, лишь по отдельным стихам, печатавшимся в газетах. А прочитав залпом сборник, я подумала: неужели автору не хотелось расширить аудиторию читателей, так сказать, прославиться? С таким отчасти провокационным вопросом я и обратилась к самой Наталье Александровне.
- Прославиться в буквальном смысле слова мне не хотелось, - говорит она. - А вот известность в том кругу, который я ценю, мне приятна. В Елабуге есть люди, которые вырезали мои стихи из газеты “Новая Кама” и хранили; приятно и доброе признание сотоварищей по цеху.
В российские журналы свои стихи я не отправляла, а Николай Алешков (председатель Татарстанского отделения Союза российских писателей. - М.С.) однажды это сделал, и красноярский журнал “День и ночь”, когда главным редактором там был Роман Солнцев, опубликовал подборку стихов. Ну а с точки зрения того, чтобы меня читали, то газета “Республика Татарстан” гораздо более читаема, чем какой-нибудь толстый московский журнал. Есть и другая причина. Для меня в течение всей моей жизни стихи были вторичны и никоим образом не связаны с таким понятием, как призвание. Я начала писать стихи лет в пять и пишу до сих пор, но главное дело всей моей жизни - это литературоведение. Это то, что я очень люблю и где ценю свою достаточную известность. А что касается поэзии, то до начала 1990-х годов мне и в голову не приходило, что когда-нибудь мои стихи могут быть напечатаны в виде сборника, ведь до перестройки выпустить книгу иным путем, чем через государственное издательство, было нельзя.
Пользуясь случаем, задаю Наталье Александровне вопрос, который меня давно занимает: почему одни талантливые люди приобретают широкую известность, а другие так и остаются безвестными? У моей собеседницы, оказывается, на этот счет - применительно к поэзии - целая теория. Всех, кто пишет стихи, по ее убеждению, можно разбить на пять категорий. Первая - это высокая классика: Лермонтов, Тютчев, Блок, Мандельштам, Ахматова, то есть поэты милостью Божьей. Вторая категория - чуть менее масштабная. Сюда относится, например, Маршак - изумительный лирик, которого мы знаем прежде всего как автора детских стихов и переводчика. Третья и четвертая категории - грамотные, достаточно талантливые поэты, но они могут писать стихи, а могут и не писать. Разница же между третьей и четвертой группами в том, насколько творчество поэта отвечает моменту и востребовано читателями. Известность поэта “третьей группы” порой может соперничать с известностью поэтов из первой. Классический пример - Некрасов, чья поэзия отвечала потребностям нескольких поколений. Это и Евтушенко, упомянутый мною в начале статьи, каждое слово которого “шестидесятники” ловили - и было что ловить. Но его время, по мнению Вердеревской, ушло. А к пятой группе, по ее мнению, относятся все остальные.
Самые любимые ее поэты - Лермонтов, Тютчев, Ахматова и Высоцкий (последнему она посвятила сборник своих литературоведческих этюдов). А из современных Вердеревская никого не может выделить, библиотеки сейчас не выписывают литературные журналы, так что узнать о нынешних стихотворцах просто негде. А удовольствие Наталье Александровне доставляет... чтение детективных романов! “Неожиданный ответ? - задорно смеется она. - Правда, с оговоркой: это исключительно классические зарубежные детективы”.
А я продолжаю задавать не дающие мне покоя вопросы. Неужели человеку с таким кругозором и знаниями не было тесно, “душно” в маленькой Елабуге, не хотелось сбежать в большой город, где иные возможности и иной круг общения?
- Тут надо немного рассказать о моей жизни. Мой отец был председателем горсовета в Ульяновске. Мне было 10 лет, когда арестовали сначала его, а потом и маму. И мы со старшей сестрой уехали в деревню к дяде, в Сосновый Солонец.
После этого я жила в разных деревнях, поэтому у меня не было и не могло быть тоски по большому городу. Позже окончила Куйбышевский (ныне - Самарский. - М.С.) педагогический институт, а когда началась хрущевская оттепель и моя биография перестала мне мешать, я поступила в аспирантуру и стала искать место в каком-нибудь небольшом вузе. В результате в 1955 году оказалась в Елабуге. А здесь уже тогда было множество замечательных личностей. Через несколько лет я получила кафедру русской и зарубежной литературы в Елабужском пединституте, и жизнь у нас была очень интересной.
Вот так Елабуга стала для Натальи Вердеревской родным городом. Ее бывшие студенты работают ныне в США, Польше, Германии, во многих городах России, но связи друг с другом не теряют.
Стихам Вердеревской вообще свойственна философичность. Поэтическая речь образна: “остатки снега: чернь и серебро”, “мы все пресыщены гравюрами зимы”. О ее романтизме говорит стихотворение “Каравеллы”, посвященное Александру Грину: “А глубины, которые Мастер воспел, / Недоступны прагматикам нынешних дней”. Но при этом - никакой любовной лирики. Как-то в одной из местных газет даже написали, что, вероятно, существовала некая тайная влюбленность, которая в свое время принесла Наташе Вердеревской такую боль, что до сих пор тяжело вспоминать.
- Это очень романтичное предположение, но ничего подобного не было, - смеется Наталья Александровна. - Я ведь 1927 года рождения, и среди моих подруг “безлюбовных” немало, потому что большинство наших сверстников полегли на фронтах, а кто вернулся, уже смотрели на тех, кто помоложе. А моя семейная жизнь решилась, когда у меня на руках оказалась двухмесячная племянница Анна. Мы жили одним домом с мамой и сестрой. Теперь у меня хорошая семья - внуки, правнуки...
А лучше всего о Наталье Вердеревской сказано ею самой в стихотворении “Стихи о моем имени”, написанном два года назад, но впервые опубликованном в новом сборнике.
на наш российский манер.
Надежда прибавит силы.
из Греции или Рима,
“несущая мир” - Ирина.
в холодный день декабря.
житейское многоборье,
но ничто не бывает зря.
в нашей земной юдоли,
дается свобода воли:
и жаловаться нельзя.
Время врачует раны.
живущих сегодня людей?
Военных потерь курганы.
не сказать чтобы слишком сурово.
свободное русское слово,
близких людей глаза.
пути двадцатого века.
в сполохах беды и огня,
скрыта дорожная веха:
мне при рожденье данному,
чертам своего лица.
непредсказуемо странному,
в преддверьи ее конца.
последний удар весла.
зажжется пушистая елка
